Орёл, несущий копьё

— Мученица, — негромко закончил за него Мэтью, осознав.

В тот момент Мэтью понял: этот человек в самом деле способен делать то, что нужно, и поворачивать ситуацию себе во благо. И именно это, а не качества бойца, побудили Скримджера фактически возложить на Гэвина Шоу безопасность страны.

========== Арка 3. Глава 2. Золотая осень ==========

За окнами гулял ветер. В долине он носил листву, что сорвал с деревьев, но в горах лишь свистел — срывать и носить было нечего, ведь росли здесь одни только сосны и туи. С обратной стороны замка, обращённой к скалистым горным стенам, был разбит небольшой парк, но он от шквального ветра был укрыт чарами.

Фамильный замок Винтерхальтеров, конечно же, был скрыт от маглов, но, стоя у окна, Адлер мог видеть город, раскинувшийся в долине по берегам полноводной реки. Швейцария оказалась страной, полной ярких красок, сочетания бирюзы и синевы озёр с золотом осенней листвы, стали скребущих небо гор с непорочной белизной их снежных шапок. Адлер был в этой стране впервые и теперь не мог не понять, почему Макс и Георг так гордятся красотами своей родины. «Как они в таком месте могут думать о политике и интригах? — недоумевал про себя Адлер. — Здесь хочется созерцать, размышлять, творить… Что угодно, но только не думать о политике».

Или, возможно, причиной такого восприятия был его собственный настрой? Причина — то, что его душа нуждается сейчас в покое?..

Адлер решительно отбросил эти мысли. Когда начинал всё это, он знал, на что идёт, что без жертв не обойтись, среди сторонников в том числе. В этом он убедился после гибели Якова… однако случай с Петаром выходил за рамки изначальных его представлений. Много раз с того дня Адлер задумывался, могла ли та стычка завершиться иначе. «Могла, — понимал он, и от этого становилось тяжело на душе. — Не будь я так раздражён провалом операции и нерешительностью Влада, не будь Петар так взвинчен и нетерпелив… Нет, — оборвал он сам себя. — Мысли о прошлом не способны его изменить, а значит сожаления, даже если они и есть, пусты и не имеют права на существование. Это случилось — это останется в прошлом».

Казалось, прочие члены группы были согласны с этим его выводом. Никто не сказал Адлеру ни слова укора, Макс вместе с Деяном взял на себя труд вернуть тело Петара родителям — им сказали, что Петар достойно погиб в бою с противниками. Даже Влад молчал… хотя, его молчание было полно немого ужаса. И раньше нервный, он стал нездорово дёрганным, и Георг заметил как-то, что стоило бы показать его целителю прежде, чем единственным подходящим вариантом для Штайнера станет переселение в госпиталь в отделение для душевнобольных на неопределённое время. Адлер согласился с ним и сам всё устроил — не желал вмешательства Георга, и так в последнее время слишком расположившего Влада к себе. Влада, который единственный (за исключением разве что равнодушного ко всему, помимо некромантии, Аларикуса) был нужен Адлеру, когда он перейдёт к следующему блоку действий.

Прикрыв глаза, Адлер несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться и не думать об этом. В этот день они все могут… нет, пожалуй, даже должны отрешиться от своих проблем и порадоваться — или по крайней мере постараться порадоваться — за Макса. Он скоро женится, как-никак.

Макса Адлер нашёл в одной из галерей замка, где стены занимали великолепно написанные пейзажи, вместе с Георгом. Оба неспешно прохаживались мимо картин, негромко беседуя о чём-то, но замолчали, стоило Грину приблизиться.

— Пойду проверю, как там всё, — произнёс Георг.

Макс коротко кивнул, и его брат вышел из галереи. Некоторое время Адлер вместе с Максом в молчании переходил от картины к картине, рассматривая полотна, но и старого товарища тоже; он знал его достаточно хорошо, чтобы за чопорной миной различать настроения, поэтому сказал, больше утверждая, чем спрашивая:

— Волнуешься?

— Нет причин, — отозвался Макс, прямо-таки впиваясь взглядом в изображение гор. — Я знаю, что всё пройдёт идеально.

— Значит, волнуешься.

Макс хмыкнул, нетерпеливо отмахнувшись, — он никогда подобные вещи не признавал. Эта его черта забавляла Адлера ещё в те времена, когда они были друзьями. «В общем-то, хорошее было время». Как ни странно и неприятно осознавать, за всю жизнь Адлера это, пожалуй, были единственные нормальные человеческие отношения — с родственниками, что близкими, что более дальними, как-то с детства не заладилось, да и в школе других друзей он не завёл. И сейчас, стоя рядом с Максом в его доме, Адлер чувствовал, что какой-то частью своего существа хочет, чтобы всё вернулось, как было. «Нет, — вновь вынужден он был напомнить себе самому. — Прошлое не вернуть. Никогда уже не будет, как раньше».

Их пути разойдутся. Конечно, за такого ценного союзника Адлер будет держаться до последнего, но когда он выступит в открытую, больше не прикидываясь тем, кем прикидываться сейчас ему выгодно, Макс первым отвернётся, даже больше — станет врагом. «Скорее всего, однажды нам придётся сразиться, — Адлер вздохнул, делая вид, что заинтересован изображением горного водопада. — И победителю придётся делать выбор: как поступить с проигравшим?..»

Разряд искр прошёлся по руке, и Адлер непроизвольно сжал левое запястье, где был выжжен отпечаток цепи. Светлый артефакт плохо сочетался с собственной магией юноши, весьма активно использующего Тёмные чары, и временами выказывал своеобразное неодобрение — если можно, конечно, сказать подобное о неодушевлённом предмете. Макс утверждал, что можно — артефакты достаточно сложны и могущественны для этого, а подобные Цепи Подчинения — особенно. Впрочем, Светлое происхождение не помешало Цепи быть артефактом, наследующимся путём убийства предыдущего хозяина. «Подчинение заложено в саму её основу, — объяснял Макс. — А убийство — один из главных видов магического подчинения».

«И это избавило нас от уймы проблем, — Адлер осторожно растёр запястье. — Судя по тому, что рассказал Макс об их «приключении», если бы пришлось подчинять Имитатора по новой, это было бы сопряжено с риском потерять и базу, и, возможно, кого-то из группы». Больше потерь Адлер не мог себе позволить. Только не сейчас.

— Ты собираешься взять Георга в Семёрку, — вдруг сказал Макс; он по-прежнему смотрел на картину, притворяясь, что лишь безразлично констатирует факт.

— Георг достойно показал себя во всех делах, — откликнулся Адлер. — Он достаточно сильный и бесспорно умный совершеннолетний маг, который, как я понял, сам хочет войти в состав Семёрки. Кроме того, у нас пустует два места, а это много для группы из семи человек; да и ты на время отойдёшь от дел…

— На две недели, не больше, — уточнил Макс.

— И твоя невеста не возражает против этого? Не хочу, чтобы она обвинила меня в том, что я лишил её медового месяца.

— Она достаточно умна для того, чтобы правильно расставлять приоритеты.

Адлер скептично вскинул бровь, но ничего не сказал. Тоже помолчав какое-то время, Макс вернулся к интересовавшей его теме:

— Так значит, Георг…

— Позволь ему самому решать. Я не буду ни настаивать, ни уговаривать его, обещаю тебе это, — просто предложу.

И вновь повисла пауза — Макс обдумывал услышанное, а затем наконец сказал:

— Пусть будет так, — хотя в его тоне одобрения не было вовсе.

«Нельзя не понять, почему он против вступления Георга в Семёрку, — подумал Адлер. — Мы сейчас ходим по тонкому льду, а Макс любит брата и не хочет, чтобы с ним что-то случилось». Это ведь так естественно — Адлер понимал это, хотя и не познал на собственном опыте подобных чувств.

На краткий миг в сердце шевельнулось нечто, похожее на зависть. «Смотри иначе, — приказал он себе. — Привязанности — это слабости, а у меня их быть не должно. Любому, кто хотя бы раз видел их вместе, понятно, что на Макса можно влиять через Георга, как, собственно, и наоборот…»