Орфей спускается в ад

Он делает шаг по направлению к ней.

(Заходит за прилавок.) Не веришь мне? А что мне, по-твоему, делать? Ну что, скажи?! Остаться здесь, в этой лавке, среди бутылок и ящиков, а ты укатишь черт знает куда, не оставив свой ближайший адрес?..

ВЭЛ. Я дам тебе свой ближайший адрес.

ЛЕЙДИ. Благодарю! Благодарю покорно!.. Что мне с ним прикажешь делать — миловаться там за занавеской? «Ах, мой милый адресочек, обними меня, поцелуй меня, будь мне верен до гроба!» (Глумливо сюсюкает, потом горло ее перехватывает спазма, с глухим сдавленным рыданием она прижимает стиснутый кулак ко рту.)

Он осторожно приближается к ней, протягивает руку к гитаре. Она отступает назад, кусает губы, глаза ее сверкают.

Сверху слышен стук Джейба.

Ни шагу дальше! Хочешь, чтоб я разбила ее?

ВЭЛ. Он стучит наверху — зовет.

ЛЕЙДИ. Знаю!.. Это Смерть стучит и зовет меня!.. Думаешь, я не слышу эти звуки: вроде как кости постукивают друг о друга! Можешь спросить меня, каково жить там наверху — со Смертью в одной клетке, — и я отвечу!.. У меня вся кожа холодеет, когда он прикасается ко мне! Но я терпела, я терпела все эти годы! Я сердцем, наверно, знала, что кто-нибудь придет и выведет меня из этого ада! И ты пришел!.. Ты пришел за мной! Взгляни же теперь на меня! Я снова живу, я снова живой человек!! (Судорожное рыдание. Совладав с собой, продолжает уже чуть спокойнее.) Теперь уж я не буду чахнуть во мраке. Способен ты это понять своей башкой?.. Так слушай внимательно. Не только твое несчастное жалованье — все, что только у меня есть в этой проклятой лавке, все, что накопила здесь Смерть, — все это твое! Дождись только, пока Смерть сдохнет, и тогда мы уйдем! Понял?.. Теперь ты понял? Тогда надевай белую куртку! Сегодня вечером — праздник! Мы торжественно открываем… (бежит в кондитерскую) …новую кондитерскую!..

Вэл бежит за ней и хватает ее за руку, в которой она держит гитару.

(Высвобождается яростным рывком.) Не тронь меня, а то от твоей гитары одни щепки останутся! Ну!.. Попробуй только!..

Быстрые шаги на лестнице.

А, мисс Портер.

Жестом велит Вэлу отойти.

Он заходит в нишу.

Лейди кладет гитару на пол, у проигрывателя.

СИДЕЛКА(спускаясь, настороженно). Что это вы так задержались?

ЛЕЙДИ. У меня тут масса… (Голос оборвался. С безмолвной яростью глядит она в непреклонное лицо сиделки.)

СИДЕЛКА. Масса чего?..

ЛЕЙДИ.…дел — их надо… надо уладить… (Глубокий, судорожный вдох; ее стиснутый кулак прижат к груди.)

СИДЕЛКА. Мне послышалось, будто вы здесь с кем-то препирались.

ЛЕЙДИ. Да-да… Какой-то пьяница, проезжий, поднял шум — я отказалась продать ему виски…

СИДЕЛКА(подходит к двери). А-а!.. Мистер Торренс спит: он принял снотворного.

ЛЕЙДИ. Вот и хорошо… (Садится в кресло для примерки обуви.)

СИДЕЛКА. Я ему дала гипосульфит в пять часов…

ЛЕЙДИ. Скажите, мисс Портер, эти лекарства — разве не ослабляют они сердца?

СИДЕЛКА. Да, понемногу.

ЛЕЙДИ. И сколько обычно это длится… ну, словом, долго ли выдерживает сердце действие этих лекарств?

СИДЕЛКА. Зависит от возраста пациента, от состояния сердца. А что?

ЛЕЙДИ. Никак нельзя сделать так, чтобы… чтобы… облегчить их действие?

СИДЕЛКА. Что вы имеете в виду, миссис Торренс?

ЛЕЙДИ. Я хочу сказать — сократить мучения больного?..

СИДЕЛКА. О, я понимаю вас, миссис Торренс! (Защелкивает сумочку.) Понимаю, что вы имеете в виду! Но убийство — всегда убийство, какие бы обстоятельства ему ни сопутствовали.

ЛЕЙДИ. Кто вам сказал об убийстве?

СИДЕЛКА. Вы сказали «Сократить мучения больного».

ЛЕЙДИ. Да, как милосердный хозяин сокращает мучения животного, когда оно в агонии…

СИДЕЛКА. Человек и животное — не одно и то же, миссис Торренс. И я вовсе не считаю, что…

ЛЕЙДИ(перебивая). Не читайте мне проповеди, мисс Портер. Я просто хотела узнать…

СИДЕЛКА(перебивая). Я не читаю вам проповеди. Я только ответила на ваш вопрос. А если вам нужен кто-нибудь, чтобы укоротить жизнь вашего мужа…

ЛЕЙДИ(вскакивает, перебивая ее). Как вы смели?..

СИДЕЛКА. Я вернусь в половине одиннадцатого.

ЛЕЙДИ. Не надо!

СИДЕЛКА. Что?

ЛЕЙДИ(заходит за прилавок). Не возвращайтесь в половине одиннадцатого! И вообще вы здесь больше не нужны!

СИДЕЛКА. Обычно меня освобождает от ухода за пациентом сам врач.

ЛЕЙДИ. На этот раз вас освобождает от ухода за пациентом жена пациента.

СИДЕЛКА. Об этом мы еще поговорим с доктором Бьюкененом.

ЛЕЙДИ. Я сама позвоню и договорюсь с ним. Вы мне не нравитесь. Ухаживать за больным, видимо, не ваше дело. У вас холодные глаза. Вам, наверно, доставляет удовольствие видеть страдания больного.

СИДЕЛКА. Я знаю, почему вам не нравятся мои глаза. (Щелкает замочком сумки.) Потому что они проницательны, от них ничего не укроется.

ЛЕЙДИ. Что вы так уставились на меня?

СИДЕЛКА. Не на вас, а на ту вон занавеску. Оттуда идет дымок: верно, что-то горит. (Двинулась к нише.)

ЛЕЙДИ. Нет!.. Не смейте. (Хватает ее за руку.)

Сиделка отталкивает Лейди и подходит к нише.

Вэл встает с раскладушки, раздвигает занавеску и холодно смотрит на нее.

СИДЕЛКА. Ах, извините, ради бога! (Поворачивается к Лейди.) Стоило мне только взглянуть на вас в прошлую пятницу утром, когда я впервые пришла сюда, и я сразу поняла: вы беременны.

Лейди вздрагивает.

А стоило мне только взглянуть на вашего мужа, и я сразу поняла: не от него. (Отворачивается и надменно шествует к двери.)