Орфей
Шрифт:
– Игореш, что здесь делается? Я только хотела спросить, где метро ближайшее. Или, может быть, у тебя есть деньги на такси? Какую машину он хотел тебе вызвать? Ту, по работе? А встреча ничего, впечатляет.
Ехидство - это сейчас хорошо. Это то, что надо, если денег у нас нет, документов у нас нет и к кому обратиться у нас нет. Господи, какое же число-то сегодня? Куда нас вынесло?
– Он предлагал вызвать "Скорую помощь". Ближайшее метро, как я понимаю, "Молодежная", это там, через мост. С деньгами у нас не очень. Я тебя люблю.
Она на мгновение прижалась.
– Ты бесстыдный врун, - сказала Ежик, улыбнувшись.
Мы миновали плоский мост, через который проносились машины, и он ощутимо подпрыгивал. На повороте пришлось долго ждать промежутка в движении, чтобы перейти, и Женя еще раз поцеловала меня. Поваленные деревья были тут и там, и я все узнавал до детали. От гула городского я отвык. Представляю себе, как отвыкла она. А она улыбалась и не говорила больше, чтобы не кричать. Троллейбусные провода висели, оборванные. Все, кто мог, просыпался.
Перед стеклянным павильоном входа в метро станции "Молодежная" жизнь кипела. Здесь, наверное, разобрали в первую очередь, а может, и не было особенных повреждений. Но обрушенные тополя во дворах мы видели. Шли люди и ехали машины, и торговцы расставляли лотки на мокром асфальте. И разговоры только о ночном урагане. На меня смотрели сочувственно.
значит ураган был ночью
Я остановился как вкопанный, Женя, обнимавшая меня за талию, ткнулась вперед
Быть не может. Ведь теперь все должно прекратиться. Теперь. Я ушел и вернулся, и Ежка вернулась со мной.
Теперь все должно быть хорошо! Мое странное должно кончиться! Ну?!
О, Эжени.
– Что с тобой? Опять?
– Да. Опять. Ха-va. Не обращай внимания, ты этого, слава Богу, не знаешь. Прикрой меня справа, моя хорошая, а то увидят лапу, подумают, пьяный дрался и в лоб получил.
– А как мы в метро попадем?
– А мы хорошего человека попросим.
Хорошим человеком была дородная тетка. Я бессовестно обманул эту добрую женщину, повторив байку про вылетевшее стекло. И потерянный бумажник. Остался в стихийном бедствии без копейки. Не люди, что ли?
Я, должно быть, чуть переиграл, потому что она вдруг сказала: "Дыхни!" И пропустила, хорошая женщина. Надо в беде друг другу помогать.
– Как у тебя врать на ходу получается. Складно и убедительно.
– А поработай с мое в контрразведке, - шепнул я Ежичке в увозящем вагоне, когда мы выехали на открытый отрезок линии. Всю подземную минуту я просидел, крепко зажмурившись и пытаясь понять. И так и не понял.
– Нам теперь много врать придется.
– Ну ты чего, Гарь?
– сказала Ежичка жалобно.
– Ну хочешь, к Ивану с Надькой поедем? (Это были те Ежкины влиятельные родственники.) Хочешь? Они помогут. Я - ничего, ты не думай.
– Мы будем жить вечно. Правда-правда, мне обещали. Ну их к черту, легенды все эти.
Надежда и Иван (это я еще знал) уехали в Израиль. Там же сейчас жили двое моих друзей, к которым я мог бы сунуться. Не представляю себе, правда, что бы я им сказал. Не представляю себе, куда нам ехать, к кому можно обратиться,
и стоит ли это делать вообще.– Не очень у меня страшный вид?
– Нахал! Это я должна по этому поводу волноваться. И зеркальца завалящего нет.
– Въедем в темноту, в окошко посмотришься.
– В кино хочу. Сельтерской хочу с сиропом.
Я точно имел обалделое выражение, и Ежичка не удержалась, прыснула. А до меня дошло.
– Зато у меня есть ты, дорогая!
– шепотом закричал я и прижал здоровую руку к груди.
– А у меня ты, дорогой!
– Я тебя обожаю!
– А я тебя...
– Тут должно было последовать: "Терпеть не могу", но на глаза Ежкины, прекрасные серые, вдруг накипели слезы: - Ох, Игорешенька...
– Ну, милая, ну, что ты, все позади уже.
– Мы потом сыграем в нашу игру.
– Конечно, сыграем.
К "Арбатской" я уже кое-что придумал. Толпа. Толчея. Грохот поездов. Ежка прижималась, глядела глазищами в пол-лица. Мне было все более не по себе.
Желтый кафель "Библиотеки". Переходы-выходы "Комсомольской". На табло над вокзальной суетой цифры: 22.06.98. Я с внутренним смятением оглядываюсь на Ежичку, в уме считая: в Крольчатнике четыре недели и два дня... или три? или один? Что-то там было с одними не то затерявшимися, не то добавившимися сутками. В любом случае, дней десять или около того куда-то подевались.
– Я боялся тебе говорить, но здесь прошло три с половиной го...
– Я видела, Гарь. Я еще на "Молодежной" видела, там есть. И вообще понятно. Заметно. Ты не волнуйся за меня.
– Я вот думаю, легенда об Орфе... ну, о том. Если бы он не оглянулся, и Эвридика с ним на самом деле вышла? Что было бы?
– Тогда не было бы никакой легенды. Простая нудная семейная жизнь. Как у нас будет. Что, если всем здесь сказать, откуда мы вернулись? Откуда ты меня вернул? Только чтоб не решили, будто мы сумасшедшие.
– Они решат. У них смерч-ураган, им и без того тяжело.
Я подумал, что никогда не смогу сказать ей, как она попала туда, о чем говорит.
– Ты снова завел себе кучу женщин для легкой личной жизни?
– Ежка засмеялась, глядя на выражение моего лица.
– Дурачок, это всегда можно понять. А сейчас, по-моему, у тебя никого не было.
– Совсем.
– Я еще, никогда с такой радостью не чувствовал себя дурнем,
– Бедненький. Снова врешь. Какая-нибудь да была...
– Все равно он не был бы таким счастливым, как я сейчас. Даже если бы не оглянулся. У меня из головы не идет, понимаешь?
– Кто сказал: к черту легенды?
– Ежка вздохнула судорожно и добавила: - А я ничего не помню, что было там. Там, понимаешь? Совсем.
И я поверил ей сразу же.
– К черту. К Гордееву. Я после тебе объясню, кто это.
Мы целовались, нас толкали. Бабка с цветами сказала: "Купи крале, солдатик". Потом рядом охнули, с сипотцой голос воскликнул:
– Игорь! Игорек, дорогой! Какими судьбами? Откуда? Да знаешь ли, как разыскиваем тебя? Вот встреча так встреча! Нежданно-негаданно! Да через сколько!..