Орлиная степь
Шрифт:
— Обождем!
Вскоре к проточине подошла вся бригада.
Собираясь вслед за другими спуститься с саней на землю, Светлана вдруг увидела далеко позади «газик».
— Кто это? Видишь? — спросила она Леонида.
Устремив недобрый взгляд на подпрыгивающую и вихлявшую по «зимнику» машину, мысленно видя перед собой нежно-розовое лицо Крас-нюка, Леонид подумал: «Догоняешь, хам? Стыдно стало?» Но через минуту, разглядев, что идет не новый, а старый «газик», он ответил:
— Это не он… Это Зима.
Бригаду приятно удивило и обрадовало появление агронома Зимы. Всем было ясно, что он уже знает о поступке Краснюка, осуждает его, и потому
Увидев Феню Солнышко на санях, он вдруг крикнул ей:
— Ну, а ты что буянишь?
— Это как буяню? — насторожилась Феня Солнышко.
— На все село, вот как!
— Это где же я буяню?
— В магазине.
— Ой, это с Гуськовым-то? — вскрикнула Феня Солнышко. — Да если хочешь знать, Николай Семенович, этого гуся еще не так надо потрошить! У нас чайника нет, а он не продает, под прилавком держит! Это хорошо?
Зима открыл дверцу машины и вытащил ярко блеснувший на солнце медный чайник.
— Этот?
Бригада грянула разноголосо и восхищенно, а Феню точно смахнуло ветром с саней. Обеими руками она схватилась за чайник.
— Отобрал?
— Купил…
Какое-то время вокруг Зимы стоял озорной ребячий гвалт, а чайник переходил из рук в руки. Заметив, что сияющая Феня Солнышко отсчитывает на ладони серебряные монеты, Зима остановил ее:
— Ты это оставь! Дарю бригаде.
— На новоселье, да?
— На новоселье! Без всякого смеха!
И опять с минуту весело шумела вся бригада.
— Чай в степи — великое дело! — сказал Зима. — И в холод и в жару — одно спасение. Это вы сами скоро узнаете. Газировкой в степи не торгуют, а вода у нас почти везде солоновата.
— Меня с вашей воды так и рвет! — заявил Костя Зарницын. — Пока пьешь холодную, еще ничего, вроде незаметно, терпеть можно. А как согреется в животе — одно мучение! Воротит, как на палубе! Так что я не очень-то о чае горюю. Как его пить, горячий да соленый?
— Киргизы, так те сами подсаливают чай, — вставил Ванька Соболь. — Стало быть, полезно! Да оно и верно: в жару очень на соленое тянет.
— Погоди, и он подсаливать будет! — сказал Зима.
— Нет уж, этому не бывать! — даже загорячился Костя Зарницын и неожиданно припомнил Зиме первую встречу с новоселами в Барнауле. — Вы вот тогда, в Барнауле-то, здорово хаяли свой район, а почему не сказали, что вода у вас соленая? Схитрили? Нет, схитрили! Если бы сказали правду, меня бы на аркане сюда не затащили! От этой вашей солонины меня… Ик-ик! Граждане, дай дорогу! Дай дорогу!
— Стало быть, чересчур много в тебе, Костя, соли, — заметил Ванька Соболь. — Ты вроде бы усолел, как огурец, и организм больше не требует… На заводе
станочек работал, а ты за ним поглядывал! А вот в степи как сойдет с тебя пот ручьями, так и потянет тебя на соленое!— Отвяжись! — крикнул со стороны Костя.
— Ну что ж, друзья, посидим покурим? — предложил Зима и полез на сани. — Как дорога? Как тащитесь?
— Плывем, — ответил Багрянов.
— Ну, а как наша степь? — спросил Зима парней, задымивших в это время папиросами. — Нравится?
Все промолчали и стали оглядывать степь,
— Пусто очень: земля да небо, — ответил Бе-лорецкий.
— Не пусто, а просторно, — возразил Зима.
— Очень уж просторно!
— Очень! — вдруг согласился Зима. — Большое раздолье! Здесь всему вольная воля. В степи заря так заря: в полнеба; гроза так гроза: как ударит, полмира оглушит и ослепит; буря так буря: как надвинется черной тучей, сердце захолодеет. Всему здесь простор, всему приволье!.. Но где просторно, там приятнее, легче и лучше работается!
— Намек? — подмигивая, спросил Костя Зарницын.
— Намек! — подтвердил Зима. — Не нравится?
— Да нет, ничего… Намек дельный.
— Там, где просторно, действительно работать хорошо, — согласился Леонид. — Но дадут ли нам возможность работать хорошо на этом степном просторе?
— Понимаю, — сказал Зима, и лицо его потемнело от прилившей крови. — Директор нехорошо поступил, нехорошо! Ему уже сказано… Но ведь он, друзья, тоже новосел, он тоже учится работать в деревне.
Его тут же заглушили голоса парней:
— Плохо учится! На двойки!
— Почему он как цепной пес? Мы ему кто?
— Ему один Деряба хорош! — Они одной масти: рыжие!..
— Ну, попадись мне это мурло!
— Хватит! Довольно! — осадил Леонид расшумевшихся ребят и обратился к Зиме: — Спасибо, Николай Семенович, что догнали, а то, признаться, всю дорогу тошно было…
Зима соскочил с саней.
— Трогайте! До новой встречи!
— Приезжайте в степь! — пригласил Леонид.
— Чаем угощу! — пообещала Феня Солнышко.
Пока Зима разговаривал с ребятами, Ванька Соболь обследовал лед на Черной проточине. Увидев его в мокрых сапогах, Леонид спросил:
— Ну, как?
— Вчера держал и сегодня выдержит!
— А где же летняя дорога на Лебяжье?
— Степью. Вокруг озер.
— И много лишнего?
— Километров сорок…
— Ого!
В воздухе внезапно раздался свист и шум. Могучий сокол-сапсан, самый быстроходный из хищников, сложив крылья, со всей силой ударил с высоты, прицелясь на стайку тяжелых крякв, тянувшихся над Черной проточиной из бора в степь. Перепуганные утки с криком бросились в ближние камыши, но сокол все же сшиб крупного селезня и, взмахнув несколько раз крыльями, понес его в сторону, а в текучем воздухе над проточиной замельтешило, засверкало нарядное брачное перо…
— Сбил, стервец! — с досадой воскликнул Леонид.
— Ты пусти сначала тракторы без саней, — посоветовал Зима. — Для разведки.
— Так и сделаю…
Первым повел свой трактор Григорий Холмогоров, крутолобый парень с добрым, но серым лицом, отчего казался старше своих лет. Это был смелый, но сдержанный, осмотрительный, деловой парень — со всеми главными качествами разведчика. Ответив бригадиру на его приказ кивком головы, он спокойно спустился к проточине, вышел на лед и не спеша двинулся вперед. На противоположный берег проточины, за которой лежали уже лебяжьинские земли, он вышел под шумные хлопки в ладони и радостный гай всей бригады.