Орлий клёкот. Книга вторая

«Суета сует», — отмахивался он от назойливых дум, но разве это помогало? Нет. Не выходила из головы Анна. И виделась она рыдающей. Он вновь начинал винить во всем себя, и мысли начинали новый бег по тревожному кругу, отзываясь в сердце ноющей тоской.

Оставив машину в первом на левом фланге отряде, куда только и доходила пригодная для легковушек дорога, пересел Богусловский в седло. Лошадь дали ему горячую, рвала она поводья, не желая ровной рыси, приходилось сдерживать ее, беречь силы, ибо не близок путь и нерасчетливый аллюр выбьет коня из сил. Но даже эта борьба с норовистым конем не повлияла почти нисколько на ход мыслей. Богусловский даже забывал временами, зачем и куда он едет, не думал вовсе о предстоящей операции, а она, судя по данным пленных, ожидалась далеко не простой.

Правда, была у него, видимо, надежда, что встреча с представителями японской Квантунской армии и погранкомиссаром предотвратит провокацию, оттого и позволил он себе беспрерывное и долгое душевное самоистязание. Знал бы, чем закончилась встреча с квантунцами, непременно разорвал бы заколдованный круг мыслей своих, оттеснил бы обиды свои и жалость свою в дальний угол и заставил себя думать о противодействии левонтьевской провокации. Не избавился бы вовсе ни от тревоги за Анну, ни от сомнения, ни от обиды на нее, но не властвовали бы они безраздельно.

Так оно и случилось, когда добрался Богусловский до отряда и встретивший его начальник штаба передал просьбу Оккера связаться с ним без промедления. Короткий состоялся разговор. Очень короткий. Владимир Васильевич лишь сообщил возмущенно:

— Обещали разобраться. Им, видите ли, ничего неизвестно. Ответ обещали дать через два дня. Все ясно тебе?

Да, куда уж ясней! Провокация, значит, будет либо завтра, либо послезавтра. Обязательно раньше намеченного срока повторной встречи. А он, направленный сюда специально для того, чтобы перехитрить провокаторов, совершенно не готов распоряжаться, не имеет никакого плана действий.

«Распустил нюни! — ругал он себя. — Честно? Не честно? Кому это сейчас нужно?! Людям что скажешь?!»

— Разрешите доложить наш план? — прервал уничижительные мысли Богусловского начальник штаба отряда. — Возможно, внесете поправки? Я передам командиру. Он там. Руководит работами.

— Слушаю.

— Вот здесь, в двух местах, — начальник штаба показал на схему, — наиболее вероятна высадка. Ставим ППХ погуще, но не только ракеты, а и холостые патроны. Приборы сами готовим и здесь, и снимаем одновременно с менее оперативных застав.

Богусловский сразу же оценил идею опоясать берег так называемыми приборами пограничной хитрости. Изворотливый ум русский — при нужде чего не придумает! Кому-то пришло в голову распилить чурку пополам вдоль, одну половинку вкопать в землю, вторую, с просверленной для ракеты дыркой и прикрепленным на уровне этой дырки бойком, присоединить мягкими ремешками, как шарниром, по верху соединить половинки подвижным полозком, к которому привязывалась либо суровая нитка, либо тонкая проволока. Растягивалась она на двадцать-тридцать метров в два конца. Задел человек за оттяжку, потянул, значит, полозок, и падает половинка чурки, ударяясь бойком о камень, расчетливо положенный специально для этого, — ракета летит в небо. Для наряда — сигнал, нарушитель — напуган. Побежал если дальше, глядишь, еще одну ракету в воздух поднял — совсем тогда ясно, куда путь он держит. Иногда, редко правда, такие «приборы» начинялись холостыми патронами. Эффект от этого отменный. Если нарушитель вооружен, начинает отвечать на выстрел выстрелом.

— Молодцы. Только сомнение есть: насколько эффективно? — прервал Богусловский начштаба отряда. — Они же не татями намерены, а открыто. Чем больше шума, тем лучше. Не вылезая из лодок, огонь станут вести. Отстреливаться.

— Мы первыми огонь не откроем. Тем более — когда они в лодках еще будут. В окопах сидеть станем, не высовываясь вовсе. Высадятся, думаю. Раз им велено раненых получить. А на ракеты, да еще с выстрелами, откроют, думаю, обязательно огонь. Вот пусть и стреляют. Патроны жгут. А мы тем временем по флангам, вот здесь, — вновь указка заскользила по схеме, — отрежем их от берега. Прикроем маневр дымшашками и станкпулеметами.

— Холостыми? — хотя и догадался Богусловский, но посчитал нужным уточнить.

— Да. По ленте заряжено. Маловато, конечно. Побольше бы зарядить, но… Дымшашек тоже раз-два и — обчелся.

— Поправимо это, — ответил Богусловский и попросил соединить его с начальником тыла округа.

Пока телефонисты пробивались от коммутатора к коммутатору, Богусловский продолжал слушать доклад, «прокручивая» еще и еще раз предстоящую операцию. Виделась она ему добротно продуманной, и требовалось внести лишь мелкие поправки.

— Перед окопами, значит, МЗП?

— Да, метров десять. По флангам тоже — МЗП.

— А окопы там роются? Нет! Ладно, я на месте посмотрю. Думаю, возможно ближе к берегу провести боковые ходы сообщения. И еще меня смущает: дымовая завеса. Не задымить ли нам провокаторов? По ветру.

— Отлично. Зажженные дымовые побросать к ним ближе! — воодушевленный хорошей мыслью, воскликнул начальник штаба отряда. — Так и сделаем!

Зазвонил телефон, и Богусловский, взяв трубку, начал перечислять все нужное, что срочно, эстафетой, должно быть сюда доставлено.

— К утру хорошо бы успеть, — закончил он разговор. — К утру.

Возможно, такая спешка и не была нужна, но лучше опередить события, чем опоздать. Этого правила всегда придерживался Богусловский. Закончив разговор, он встал и спросил:

— Кони готовы?

— Да. Я — с вами. Здесь останется мой заместитель. Не будете возражать?

— Не буду, — согласился после малого колебания Богусловский. — Там сейчас дела всего важнее.

Тайга стояла непроницаемо-черно и затаенно-тихо, оттого неестественно звонко цокали подковы о подмерзшую в ночном осеннем морозце тропу. Представлялось, что даже там, за Амуром, слышна рысь торопившихся коней. Так и хотелось надеть что-то мягкое на конские ноги, чтобы не пугать непроглядную бесшумность. А ведь знал Богусловский, что отсюда за Амур даже крик не долетит, даже выстрел вряд ли будет там услышан. Но что поделаешь с собой? С натурой человеческой даже сам человек не всегда совладает.

Запахло дымом, и вскоре уже искорками начал пробиваться сквозь таежную темную плотность близкий костерок — лошади порысили еще размашистей и уверенней.

— Огонь оттуда не виден? — спросил Богусловский, хотя знал, что костер этот разведен за высокой сопкой, на поляне возле обогревателя.

Их много на границе, неприметных, а с сопредельной стороны вообще невидимых. Построены вблизи удобных для нарушения границы мест, и коротают в них время от службы свободные наряды, которые иногда по обстановке высылаются прикрывать оперативные направления на несколько суток. Но сейчас здесь собралось много пограничников — не пяток или десяток, в избушке даже малой части не поместиться. Пищу же если на всех готовить, то спалить ее можно от перекала печи. Вот и развели очаг прямо на поляне. Нет у застав походных кухонь — разворачиваются, как умеют.

— Исключено, — ответил начальник штаба. — Даже от нашего берега не видно. Проверяли.

Важно, очень важно было не показать провокаторам, насколько усиленно пограничники готовятся к встрече с ними. Левонтьев не дурак конечно же. Раз посланная за «языком» группа не вернулась, значит, возможно пленение. Со всеми вероятными последствиями. Не у всех язык на замок запертым останется. Но предполагать — одно, а видеть, как готовятся, — другое. Каковы, если идти не вопреки логике, действия Левонтьева? Выбрать другое место высадки? Но вполне возможно, что специально послана и диверсионная группа, и десант направлен будет именно сюда. Ему же главное, чтобы огонь пограничники открыли, а назад должна вернуться пусть малая часть, пусть почти все, только оказалось бы несколько раненых и убитых. Потому и не станет особенно мудрствовать. А если заметит, что готовятся крепко, чтобы захлопнуть, как в мышеловку, весь десант, тогда уж подумает. И что предпримет по совету хозяев своих — неведомо. Вот и работали пограничники только ночью, а днем даже в окопах не оставались.