Орлы и звёзды

— Чего такой смурной, товарищ Ежов?

— Да вот думаю, товарищ Кошкин, как бы нам не опоздать. Как бы в Кронштадте вопреки приказу не начали убивать офицеров.

— Это ты зря, товарищ Ежов, — обиделся на мои слова Кошкин. За берег не поручусь, а на кораблях приказ выполнят. Разве что кому из господ офицеров морду начистят, да и то если сам рыпнется.

— А я за берег больше всего и волнуюсь. Там я слышал много неприкаянных матросов ошивается, тех, кого в команды брать не хотят.

— Это так, — неохотно согласился Кошкин и тоже нахмурился.

* * *

В Кронштадт въехали уже в полной темноте. Путь нашей колонны лежал на Якорную площадь. Там нас должны были ожидать отряды матросов из состава экипажа тех кораблей, с которыми удалось договориться по связи с «Авроры». За очередным поворотом в свете фар предстала картина разом подтвердившая мои самые худшие опасения. Несколько человек в матросских бушлатах избивали лежащего на земле человека. Чуть поодаль валялся небольшой чемодан и рядом офицерская фуражка. Я крикнул шофёру: – Стой! — выскочил из кабины и, доставая на ходу револьвер, кинулся к месту драки. Кошкин не отставал. Несколько выстрелов в воздух заставили мерзавцев оставить неподвижное тело. Злые, небритые лица, от которых несло перегаром. Их взгляды были недобрыми. Руки их потянулись к оружию. Но тут подоспели мои бойцы. Да, кое-чему Ведьма успела их обучить! Вот уже шестеро громил со связанными за спиной руками подпирают стену ближайшего дома, а раненому офицеру, приподняв его за плечи, бинтуют разбитую голову. Раз бинтуют – значит жив! Я подошёл и присел возле раненого на корточки. Господи! Совсем мальчишка. На вырванном с мясом, болтающемся на одной нитке погоне две маленькие звёздочки. По разбитому лицу катятся, смешиваясь с кровью, слёзы. И плачет он не от боли – от обиды. Я нагнулся ещё ниже.

— Мичман, вы меня слышите? Если можете говорить, назовите себя.

Глаза раненого повернулись в мою сторону. Когда в поле зрения попала звёздочка на моей фуражке, в них промелькнуло удивление.

— Мичман… — с трудом разлепляя запёкшиеся в крови губы, произнёс раненый. — Мичман Берсенев… Вадим… Эсминец «Гром».

Я хотел спросить у мичмана как он здесь оказался, но раненый потерял сознание.

— Грузите его в машину, только осторожно, — приказал я, выпрямляясь в рост. — Этих тоже и можно без церемоний, — добавил я, имея в виду задержанных.

* * *

На Якорной площади жгли костры. Составив винтовки в пирамиды, возле них грелись моряки. Наш приезд был воспринят ими с интересом. Особенно понравились матросам броневики с красными звёздами на бортах. Очень быстро мы оказались в плотном окружении чёрных бушлатов. Мне стало тоскливо. Как мало требуется для того, чтобы боевые единицы сбились в неуправляемое стадо. Хотя, такое ли оно неуправляемое? Сейчас проверим!

— Строй людей, — негромко приказал я Кошкину.

— Становись! — зычным голосом крикнул матрос.

Прибывшая рота резво выстроилась в две шеренги. Аборигены встретили это действо шутками и подначками – сами выполнять команду, похоже, не собирались. Повторять приказ было бессмысленно, и я решил зайти с другой стороны. Встав на подножку грузовика, я громко крикнул:

— Есть кто с «Грома»?

К грузовику протиснулись несколько моряков.

— Ну мы с «Грома», чего хотел? — спросил один из них.

— Загляните в кузов и скажите, вам знаком лежащий там человек?

Похоже, они собрались лезть в кузов всем гуртом, пришлось урезонить:

— Да куда вы все-то? Делегируйте кого-нибудь одного.

В кузов забрался один из матросов. Ему передали фонарь. Вскоре раздался голос:

— Батюшки! Вадим Николаевич! Да кто ж вас так?

— Что там, Кожемякин? — заволновались матросы.

Взволнованный Кожемякин высунулся из-под навеса.

— Братцы! Тут мичман наш, Берсенев, весь израненный!

— Берсенев? — Как Берсенев, он же в отпуске? — Кто его так?!

Последний вопрос был адресован мне, но я уже лез на броневик. Простите, Владимир Ильич, что срываю вам премьеру, но таковы обстоятельства! Укрепившись на броне, я протянул руку Кожемякину.

— Становись рядом!

Матрос заколебался, но десятки рук уже подсаживали его на броневик.

— Товарищи матросы, прошу тишины! — крикнул я в освещаемое светом костров пространство.

Когда шум заметно стих, продолжил, обращаясь к Кожемякину:

— Расскажите товарищам, что вы видели.

— Там, — показав рукой на кузов, крикнул Кожемякин, — мичман наш, Берсенев, с «Грома».

— Знаем Берсенева, нормальный офицер, — послышались голоса. — Что с ним?

— Лежит, братишки, весь избитый, но, покуда, живой.

Я тут же перехватил слово.

— Товарищи! Берсенева мы отбили по дороге сюда у шестерых пьяных матросов, которые его избивали.

— Где они?! Давай сюда этих упырей! Порвём!!

— Они тут, в кузове, лежат связанные.

Толпа грозно загудела и стала надвигаться. Я подал сигнал и кронштадтское небо распороли очереди из «самопалов». Толпа отхлынула. Воспользовавшись этим, рота ощетинилась штыками (моряки с «Авроры» были вооружены винтовками), перекрывая доступ к грузовику с арестованными.

— Товарищи!! — закричал я страшным голосом, стараясь перекричать возмущённый гул.

Кожемякин испуганно на меня покосился и полез с броневика. И хрен с ним, не до него!

— Товарищи! — повторил я. — Те, кто избил офицера, одеты в такую же форму, как и вы. Неужто вы поднимете руку на своих товарищей?

— Ты это брось! — раздалось снизу. — Упыри они, а не товарищи. Ты их с нами не равняй!

— Так я бы с радостью. Но только вот отличия не вижу. Они Берсенева толпой били, и вы толпой стоите. Как же мне вас различать? В каре становись!! — резко изменил я тон и тему разговора.

Сначала ничего не происходило. Но вот сквозь ворчание толпы стали пробиваться команды:

— Становись! — Становись! — Становись!..

Вскоре вокруг конвоя образовалось хоть и не совсем стройное, но каре.

— Вот теперь я вижу, что имею дело не со сбродом, а с революционными военными моряками! Давай, Кошкин, открывай митинг!

Кошкин тут же оправдал свою фамилию, мгновенно взлетев на броневик.

— Братишки! — прокричал он. — Я, Кошкин, матрос с «Авроры». Многие тут меня знают.

— Знаем! — Знаем! — откликнулась толпа. — Привет, Кошкин! — Здорово, братишка! — Ты чего офицерскую фуражку надел? — Что там у тебя вместо кокарды приляпано?

— Наперво хочу передать пламенный привет революционным матросам Кронштадта от революционных матросов Петрограда! — Переждав шум, вызванный его словами, Кошкин продолжил: – Вот вы, братишки, спрашиваете, что на моей голове делает офицерская фуражка с красной звездой вместо кокарды? Отвечаю. Всё это от того, братишки, что есть я теперь не просто матрос, а депутат Петроградского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов и командир отряда морского десанта с красногвардейского крейсера «Аврора»!