Орлы или вороны

— У меня от Насти секретов нет, — сказал Виктор, верно истолковав мысли Русанова.

— Пойдём в комнату тогда, — предложил тот. — Чайник, поди, вскипел. А перчатки забирай. На память.

Настя немного похозяйничала. Разложила угощение на большой тарелке, сделала бутерброды с лососем. Чай заваривать Русанов ей не позволил, заварил сам. Потом принёс и положил на стол большой фотоальбом в твёрдой бархатной обложке. Полистал его и, открыв, положил перед Виктором. Ткнул пальцем в старую, выцветшую чёрно-белую фотографию.

Виктор узнал сразу. На фотке стояли в обнимку его отец и Русанов. Они были совсем молодые, оба в милицейской форме. Потом ещё несколько знакомых фоток, видимо, сделанных примерно в одно время. Что-то похожее он видел дома у бабушки. Тогда он любил рассматривать фотографии родителей. У бабушки их было много, а когда он попал в детдом, у него оказалось всего несколько фоток. Все они до сих пор хранились у Виктора дома, но были настолько низкого качества, что лиц на них было почти не разобрать.

— Вы знали моего отца? — Виктор удивлённо поднял глаза на Русанова.

— Мы были друзьями и много времени проводили вместе, — произнёс он.

— Я знаю, что мой отец расследовал какое-то преступление и его застрелили, — сказал Виктор, — и маму тоже.

— Мы с ним вместе работали по этому делу. Твой отец был очень принципиальный. Его невозможно было купить. Твоих родителей застрелили прямо около моего дома. На этом месте, где сейчас стоит твоя машина. Я поклялся на могиле твоего отца, что пересажаю их всех.

— Да, я слышал, что всех потом посадили, — сказал Виктор. — Юрий Иванович, но почему вы не рассказали мне раньше? Если всё знали.

— Я хотел тебе рассказать, но когда ты вырастешь. Сначала ты был ещё ребёнком, а потом, когда отсюда уехал, я подумал, может, тебе не очень-то это и надо. Не все же хотят копаться в прошлом.

— А вы знаете, где похоронены мои родители?

— Как не знать, конечно, знаю.

— А мы можем съездить туда прямо сейчас?

На столе в фарфоровых чашках дымился нетронутый крепкий чай. Русанов встал и даже стал казаться моложе.

— Поехали, — сказал он.

Виктор стоял на могиле своих родителей в первый раз в жизни. Чувство стыда вперемешку с палитрой всевозможных других ощущений и эмоций переполняло его. Как так, что за столько лет он не соизволил ни разу сюда прийти?! Как так получилось, что кто-то другой ухаживал за могилкой?! Всё здесь было очень скромно, но сделано хорошо. Два металлических конусообразных памятника, железные овальные фотографии родителей выцвели, но всё равно обоих можно было узнать. Повсюду заросли высокой травы, но было видно, что могилка не заброшенная.

— Я весной был здесь, траву выдергал, — сказал Русанов, — но видишь, снова наросла.

— Юрий Иванович, я здесь всё сделаю, — словно оправдываясь, пообещал Виктор. — Всё облагорожу и памятники поставлю каменные. Я даже не знаю, как мне вас благодарить.

— Витя, памятник — это ведь не главное, — развёл руками Русанов. — Главное — хранить память.

Постояли, помолчали каждый о своём. Когда пришло время уезжать, Русанов сказал:

— Пусть девочка твоя в машине посидит пару минут. Нам надо по-мужски потолковать.

Настя кивнула и пошла к машине. Виктор вопросительно посмотрел на тренера.

— Витя, не знаю, стоит ли это говорить, но, пожалуй, скажу. Я сказал, что посадил всех, кто причастен к смерти твоих родителей, но это не так. От меня тогда ускользнул один молодой пацанчик. Сначала в армию ушёл, потом в Москву сбежал. У меня не было ничего на него, и на тот момент я его не тронул. Дело было уже закрыто, и я просто махнул на него рукой. Звали его Афанасьев Паша. Когда я уже был на пенсии, один человек перед смертью сказал мне, что именно Афанасьев застрелил твою мать. Никаких подтверждений, кроме его слов, у меня нет, но он был из тех людей, которые слов на ветер не бросают. Я навёл справки и узнал, что Афанасьев служит в КГБ, на Лубянке. Сейчас он, скорее всего, уже в генералах, и его не достать, но земля круглая. Каждому воздастся. Я подумал, что лучше тебе всё-таки это знать.

— Спасибо вам за правду, Юрий Иванович, — Виктор ещё раз посмотрел на могилку родителей, и они стали пробираться к машине.

Виктор подумал, как в жизни всё переплетено. Разве тогда, в тринадцатилетнем возрасте, можно было предположить, что спустя двадцать шесть лет он в первый раз побывает на могиле родителей и его тренер откроет ему ещё одну тайну?

Назад ехали молча. Настя отказалась заезжать к маме, сказала, что в следующий раз. Эмоций на сегодня уже хватило, и Виктор было согласился, но потом остановил машину на обочине, посмотрел на Настю.

— Настюха, мы должны поехать к твоей маме сейчас, как и договаривались. Не повторяй моих ошибок. Я сегодня многое понял. Как бы ни сложилась жизнь, в какие бы условия она тебя ни поставила, семья – это главное. Какая бы она ни была, это твоя мама. Она дала тебе жизнь, и она по-своему тебя любит, а тем, кто тебя любит, надо всегда давать второй шанс.

Настя молча кивнула. Виктор развернул машину и, подняв облако пыли, поехал туда, где она родилась и выросла, к её маме, в Нижнюю Мондому. Через полчаса они уже стояли возле такого же древнего деревянного дома, как и множество построек со времён Советского Союза. Зашли. По двору бродило десятка два разноцветных куриц, которые что-то постоянно клевали. В центре на пеньке сидел деревенский мужичок и курил. На вид ему было около пятидесяти лет. Фланелевая рубаха в большую клетку, засученные по локоть рукава. На голове кепка. Возле него была навалена внушительных размеров гора только что расколотых дров. Он повернул голову и, увидев Настю, сразу заулыбался, вставая.

— Дядя Толя, привет, — сказала Настя. — А мама дома?

— Ой, Настюша, привет, дочка! Ты приехала. Да, мама дома, приболела правда немного, — он по-отечески обнял Настю.

Обнял аккуратно, еле касаясь, будто бы она была из тончайшего стекла.

— Это Виктор, мой мужчина, — представила она Виктора, и тот протянул руку.

— А, здравствуй, Виктор, а я — дядя Толя, — продолжая улыбаться, смущённо представился он, пожимая руку.

Рукопожатие было слабым и каким-то безвольным. Рука тонкая и шершавая, как наждачная бумага, видимо, от постоянной деревенской работы.

— А где Джек? — спросила Настя, глядя на пустую собачью конуру.

— Настюша, а Джек умер, дочка. Уже несколько месяцев как умер. Старый ведь был совсем, — сказал дядя Толя и перестал улыбаться. — Да пойдёмте в дом, пойдёмте. Ну-ка, кыш, кыш! — зашикал он на куриц, которые отовсюду лезли прямо под ноги.

Когда утром Виктор спросил у Насти, сколько лет её маме, она со смехом сказала, что мама всего на пять лет старше него. Ну что поделать, приходилось всё принимать как есть, раз уж так сложилось. Хотя на самом деле разница была больше ещё на четыре года, но Настя этого не знала. Знали только Виктор и Нуо.