Ормхеймский Бастард

— Я не отговариваю, Ваше Величество. Я лишь говорю, что вы должны немного подождать. Если дорогое, ценное и вкусное блюдо нельзя съесть сырым, его можно приготовить. Со специями. И даже травы на вес золота не так уж дороги, если блюдо того стоит.

— Ладно, кончай трепаться. Мне нужен Тенмар. И сын-наследник. И эта девка… графиня. Давай ближе к телу… к делу.

— На сей прекрасной деве — след чужой магии. Опасный для вас…

Будь ты проклят, змей дохлый! Но… выходит, Ирия и впрямь точно угадала. Жаль, что не только она.

— Но сила несравненной мудрости древнего Великого Змея способна исцелить даже этот недуг. Прекрасная наследница Волков и Драконов пройдет обряд Ичедари и посвятит душу Великому Змею, как и вы. И уже тогда станет вам достойной спутницей.

Главное — не умереть от ужаса на месте. И не грохнуться в позорный обморок. Не поможет. Ничего нового.

Нельзя терять сознание в присутствии врагов. Таких страшных врагов…

Что ж. Или умрет проклятый Эрик, или Анри наконец освободится от Ирии навсегда.

3

Эйда вновь — после стольких дней сонной настойки. Слаба как новорожденный щенок и не знает, где Мирабелла!

А для большего ужаса — рядом проклятый Роджер Ревинтер. Эйда — в его доме. В его руках. В ядовитых лапах этой змеиной семейки. Просто беззащитная пленница. Опять. Круг Бездны замкнулся. Захлестнул шею душной удавкой.

Дрожит кладбищенской белизной ровный потолок, трясутся светло-бежевые стены. Но не пол.

Льется в лицо слепящий день. Каретой это быть не может. Эйду еще везут — прямо в чужом доме? В доме врагов? Или ей просто настолько плохо?

Будто все былые ужасы слились воедино. Так не должно быть! Всё было напрасно! Так бывает только в Бездне. Эйда — уже там? Безжалостная мать была права в одном: Звездные Врата Светлого Ирия перед такими, как ее жалкая дочь, не откроются.

— Нет, успокойся. Тише.

Так Роджер Ревинтер пленнице тоже говорил. Когда на него что-то находило. В перерывах между честным исполнением приказов рыбьеглазого отца.

Но сейчас хоть не подсаживается слишком близко. И не пытается коснуться. Пока.

Слева — широкое окно. То самое — слепящее. Хоть светло-золотистые шторы и неприветливо задернуты. Ужасный цвет. Даже если когда-то Эйде и нравился. В невообразимом далеком прошлом. В детстве. Когда еще она была любимой сестрой и дочерью, а не презираемым позором семьи и порченым товаром.

А сейчас белый огонь из окна готов сжечь нынешную Эйду заживо.

Только окно — слишком далеко. Впрочем, Эйде сейчас и близко — не дотянуться. Даже не доползти.

Прыгать надо было в совсем другое — в облезлое, истертое веками. Ржавое. В амалианском монастыре. В весенний Альварен. Вслед за отважным Анри. Или вместе с ним и бедной, храброй Ирией.

— Эйда, я понимаю, ты не меня предпочла бы увидеть рядом. Но Ирию сейчас никто не отпустит. Это не в моей власти.

Ирию? Эйда — точно в Ледяной Бездне. Кто-то из жестоких Высших Сил осудил ее за грехи на общий костер с Ревинтером. Но Ирию-то в Бездну — за что? Она не совершила ничего дурного!

Или любимую сестру не отпустят как раз из Светлого Ирия? Как и папу. Тогда ясно, почему Ревинтерам тут ничего не сделать.

Ирий… Ирия… Самая лучшая в подзвездном мире сестра — и в жизни, и за Гранью. Лучший и самый светлый, самый родной человек в бестолковой жизни невезучей Эйды. Лучший — не считая любимой дочери.

А маленькая Мирабелла — жива. Ее увезла и спасла храбрая, отчаянная Жюли. Потому дочки здесь тоже нет. Эйда погибла не напрасно. Не напрасно угодила в Бездну.

Будь что будет! Бездна, так Бездна. Пусть так. Заслужила, так заслужила. Ничего больше уже не изменить…

Главное, что вдруг ставшая героиней Жюли выплыла вместе с девочкой!

Вот только… неужели и здесь Эйде нельзя остаться одной? Или Ревинтер и впрямь — часть ее посмертных мук? Заслуженная былой трусостью и слабостью?

— Тогда где мой отец? Или его тоже не отпустят?

— Эйда… Эйда, ты не помнишь? Его нет в живых уже давно.

Наверное, в Бездне не бывает нормальных дня и ночи. И света с тьмой. Вроде темно, и всё равно режет глаза.

— А я?

— Ты жива. Эйда, если болят глаза — я верну повязку на место. Лекарь сказал, уже можно снимать. Прости, я не знаю, где наша дочь. Ее ищут.

Наша?! Эйда дернулась. Приподняться и врезать помешал кипенно-белый потолок. Грянулся в лицо всей тяжестью. Придавил к слишком мягкой постели хлеще любого насильника.

— Эйда, не шевелись. Лучше зажмурься. Вернуть повязку? Она совсем тонкая…

— Не смей… — жалко и… яростно выдавила она, — завязывать… мне… глаза!

— Прости, я понимаю… Я вызову лекаря.

— Нет!

Будь у Эйды силы на истинную ярость — сожгла бы Ревинтера заживо. Вместе с его змеиным папашей. А также с холуем-лекарем и проклятой повязкой. Поили ее невесть чем тоже лекари. Или заваривали эту дрянь для монашек.

— И не надо понимать, — лиаранка качнула усталой головой. — Я опять в плену у твоей семьи, так?

И беспомощна более чем полностью. За что? Неужели нельзя было просто умереть? Утонуть.

— Нет. Не у меня. Мы все в плену у… нового короля. И ты, и я, и мой отец.

— Гуго?

— Уже Эрика. Но он ничуть не лучше.

Круг замкнулся. Никто ничуть не лучше никого. Белка в колесе вернулась назад. Несчастная, встрепанная, растерзанная белка.

Голова нещадно закружилась, боль привычно заломила виски. Вгрызлась ядовитыми когтями. Будто Эйда вновь на алтаре. Среди черных жрецов.

Но хоть в этот раз — одна. Без дочки.

— Лежи. — В тумане над Эйдой — ненавистное лицо. Встревоженное ее возможным бегством. В Бездну, куда на сей раз не пустили. Не только в недостижимый Светлый Ирий. — Тебе лучше сейчас не шевелиться. У тебя было тяжелое сотрясение мозга. А вместо лечения тебя травили то Сонной Горечью, то еще какой-то дрянью. Ты в безопасности — пока. Тебе хватит времени выздороветь.

А дальше? Больных не казнят? Дают время выздороветь?

— Если я не у тебя в плену — что ты здесь делаешь? У нас общая камера?