Оружейница

Семен Семенович на мгновение смешался, и я негромко, но с нажимом обратилась к нему:

— Я ВАС выслушала, не перебивая, теперь ВЫ послушайте меня.

Бросив взгляд на Антон Палыча, Семен Семенович замолчал с видом «ну что умного может сказать эта соплячка».

— Продолжайте, Александра Владимировна, — произнес директор.

Я набрала в себя воздух и продолжила:

— АК создавался для массовой армии, в пехоту которой шли призывники с образованием 4–7 классов. Для начала пятидесятых это была объективная реальность.

Я обвела взглядом военных. Вроде бы резкого неприятия этот посыл у них не вызвал.

— А поскольку он создавался для массовой армии, то и требования сверхмассового производства наложили на него очень существенный отпечаток.

Я несколько секунд помолчала, а затем продолжила:

— Любой удачный образец — это всегда букет компромиссов. И чем более удачно подобран этот букет, тем более удачен образец. А вес каждого пункта, по которому необходим компромисс, разный для Советской Армии 50–70 годов и для Русской Армии здесь. Высочайшая надежность «калаша» достигнута за счет заведомо избыточного по мощности привода автоматики, а обратной стороной этого решения стало то, что требования по кучности, заложенные в техзадании на конкурс сорок пятого года, так до сих пор и не выполнены. Сначала надеялись доработать в ходе производства, а когда не получилось, то мудро решили, что для армии, заточенной под ядерный армагеддон в Европе, небольшая нехватка кучности индивидуальной стрелковки — это проблема десятой степени важности. А вот здесь стрелковка занимает на поле боя, намного большее место и, учитывая гораздо более высокий уровень подготовки бойцов кучность совсем не будет лишней.

— Александра… Владимировна, — обратился ко мне седоватый невысокий майор лет тридцати с лицом закаленного бойца, — надеюсь, вы понимаете, что надежность все равно…

Я перебила его кивком головы:

— Да, разумеется, надежность остается в высшем приоритете, просто я думаю вернуться к регулируемому газоотводу. Нормальный, усиленный и отсечка под винтовочную гранату — это, в общем, сугубо конструкторско-технологическая проблема.

— «Тромблон» — это хорошо, — удовлетворенно произнес майор. — А как вообще будет выглядеть ваш автомат? Можете рассказать?

Я обвела взглядом сидящих за столом. Демонстративно скептическая мина у Сэмэн Сэмэныча и умеренный скепсис у пары офицеров, остальные проявляют ту или иную степень интереса.

— Ну… я вижу его с раскрывающейся, как у «эм шестнадцатой», коробкой…

— Конечно, — снова перебил меня Семен Семенович, — как же без этого шедевра!

— Ну, вообще-то ППШ и ППС тоже имеют раскрывающиеся коробки, да и первый образец «калашникова» тоже, уж это-то вы должны помнить, — не удержалась я.

— Ерохин, вам дана была возможность высказаться, — холодно произнес Антон Павлович, — и, к слову, если я не ошибаюсь, вы в КБ уже два года. Так, Генрих Карлович? И за это время вы не выдали ни одного самостоятельного решения. Так?

Лицо Семен Семеныча покрылось красными пятнами, но он промолчал. Ох, чувствую, нажила я себе врага. На всю оставшуюся жизнь.

Директор помолчал, обежал взглядом присутствующих и продолжил:

— Александра Владимировна на заводе месяц, и… — тут он вынул из кобуры и положил на стол поблескивающий хромом элитный вариант моего револьвера, — первый образец оружия нашего производства уже продается в магазинах.

Антон Павлович кивнул мне:

— Продолжайте.

Я еще раз глубоко вздохнула:

— Ну, автоматику я вижу близкой к калашниковской, только газовый поршень буду делать отдельным, как на СВД и «свете», про газовый регулятор я уже сказала, ну, а в остальном — пока еще только прикидки, через несколько месяцев, когда просчитаю, можно будет показать подробнее. Но главное на этот момент не это, а то, что у нас есть возможность исправить ошибки в выборе патрона, и это, по-моему, гораздо важнее, чем обсуждение прикидок по новому автомату.

— А, простите, Александра Владимировна, чем же вам патрон сорок третьего года не угодил? — обратился ко мне доселе молчавший полковник Костомаров. Краем глаза я заметила, как встрепенулся Сэмэн Сэмэныч, но на сей раз он решил промолчать.

— Олег Денисович, сейчас в оружейном сообществе практически не оспаривается посыл, что и мы, и американцы на протяжении двадцатого века так и не создали оптимального патрона. Причем у нас ситуация даже, пожалуй, похуже. Когда принимался патрон девятьсот восьмого года, его рассматривали, как временное решение, — я грустно усмехнулась, — а дальше все по пословице, и мы с ним въехали в двадцать первый век. Единственные с рантовым патроном. В двадцать восьмом прекратили работы над калибром «шесть и пять», которые вел Федоров. Когда создавался патрон сорок третьего года, единственным требованием был калибр «семь шестьдесят два». Если бы его сделали «шесть и пять», то у нас не появилась бы «пятерка», и ее бы не материли на разные голоса.

Вояки переглянулись, было видно, что никто из них ни разу не вникал в историю развития боеприпасов.

— На патронном сделали экспериментальный участок, так что работы уже начаты, — сказал директор, потом он посмотрел на часы. — Александра Владимировна, у вас есть еще что-нибудь?

— Да. Вопрос изготовления стволов. Для всего остального станки есть, а для стволов… Необходимы закупки сверлильных станков, и обязательно нужно освоить выпуск соответствующих сверл, ибо полагаться на импорт «из-за ленточки» здесь нельзя категорически, ну и станки для нарезки, хотя бы старые «синусы»…

— А что?! Про дорнирование вам ничего не рассказывали? — опять вклинился Семен Семенович. — И что дорнированием ствол делают за минуту, а нарезают час?

— И после дорнирования ствол три часа размедняют в ванне, — продолжила я. — Дорнирование при наших объемах выпуска не дает никаких преимуществ, а резаный ствол все-таки будет качеством повыше. Даже на «синусе».

— Саша, ты говорила про ротационно-ковочные станки, — вступил в разговор Генрих Карлович.

— Тут я, наверное, погорячилась, — призналась я. — Ротационно-ковочный — вещь отличная. Но «за ленточкой» он стоит примерно полмиллиона баксов, а во сколько он обойдется здесь — мне даже подумать страшно. И даст ли Орден его протащить — тоже вопрос. Старые сверлильные и «синусы» можно провезти под видом токарных, особенно если присобачить им на время перехода фальшивые шпинделя и везти, как имущество переселенцев. Ну и ковочный станок делает ствол за три минуты, значит, большую часть времени он будет стоять. Хотя если протекторат расщедрится… В общем, настаивать на ковочных станках я не могу. У меня все.

Антон Павлович посмотрел на Костомарова.

— Олег Денисович, у вас что-нибудь есть?

Полковник, обежав взглядом окружающих, сказал:

— В принципе мне понятны точки зрения специалистов. Думаю, что правильным будет продолжить работу в обоих направлениях и не класть яйца в одну корзину, ну, а потом провести сравнительные испытания и «калашникова» здешнего разлива, и аппарата, над которым работает Александра Владимировна. Было бы неплохо сравнить их и под «семерку», и под новый патрон.

Я краем глаза заметила, как задергался Семен Семенович — начальник РАВ подложил ему грандиозную свинью. Сдуть АКМ «в ноль» — это одно, работа, по сути, только для технолога, а перевести его на новый патрон — уже совсем другое, считать придется — мама не горюй!

— А теперь, товарищи офицеры, — произнес директор, — слушаем ваши вопросы.

— Александра Владимировна, если вы частично ориентируетесь на «эм шестнадцатую», то приклад тоже будет сдвижной? — спросил сидевший крайним подполковник.