Оружие скальда
Шрифт:
Корабль был уже так близко, что можно было разглядеть людей на веслах, кормчего Бьярни на его сиденье возле руля. Ингитора шарила взглядом по кораблю, от носа до кормы и обратно, выискивая знакомую крепкую фигуру отца, его плечи, плотно обтянутые кожаными доспехами, его непокрытую голову с повязкой через лоб, держащей волосы. Она сама вышивала ему эти повязки, и отец говорил, что они приносят ему удачу. Она так сильно хотела его увидеть, что почти видела, но его не было. Опять и опять убеждаясь в этом, Ингитора невольно подбирала объяснения, которые уберегут ее еще на какое-то время. Он заболел в пути и остался где-то на стоянке. Его кто-то зазвал в гости. Он в плену. Что угодно, только не убит!
С высоты обрыва ей был виден весь корабль. И
Теперь сомневаться и надеяться бьло невозможно. Непоправимое горе так бурно ворвалось в сердце Ингиторы, что ей захотелось тут же броситься с обрыва вниз, в серые пенные волны. Но она удержалась. Она — хозяйская дочь, на нее все смотрят. Она должна показать женщинам, как нужно достойно переносить горе. Эта мысль держала ее, как стальной стержень, пока она медленно шла с обрыва к месту причала. Осознание беды так оглушило ее, что Ингитора шла, не чувствуя под ногами земли и камней, весь мир вокруг казался хрупким и режущим, как тонкий лед.
Корабль подошел, хирдманы попрыгали в воду, потащили «Коршуна» на берег. Лица мужчин выглядели виноватыми и удрученными. Они не глядели в глаза Торбьёрг, стоявшей на плоском камне. С этого камня она всегда приветствовала их возвращение. На этом камне она всегда встречала мужа. Сейчас Скельвир хёльд вернулся к ней на своем щите. Кричали женщины, билась в рыданиях Асгерда, и рослая Гудруна едва могла удержать ее в объятиях, чтобы не дать разбить ей голову о камни.
Ингитора этого не слышала. Ее взгляд был прикован к длинному свертку, который несли по воде на плечах Оттар и Торскег. Она стояла возле Встречального Камня, как называла его Торбьёрг. Не оборачиваясь к матери, Ингитора слышала сзади тихое тяжелое дыхание. Крик рвался из ее груди и грозил разорвать, если она его не выпустит. Но она молчала, неистово сжав серебряные подвески на груди.
Оттар и Торскег подошли к Встречальному Камню и молча положили свою ношу на землю. Выпрямившись, Оттар мельком встретил застывший взгляд Ингиторы и тут же опустил глаза. Ему было нечего ей сказать.
Скельвир хёльд лежал в опочивальне, одетый в свои лучшие цветные одежды, с мечом в руках. Назавтра назначено было погребение, и хирдманы уже приготовили костер на дальнем холме за капищем. В опочивальне было темно, только маленький фитилек в плошке тюленьего жира освещал лицо мертвеца. Ингитора с трудом могла поверить, что это лежит ее отец. Ей все казалось, что произошла какая-то страшная, нелепая ошибка, что отец ее где-то в другом месте. Хирдманы рассказали, что в бою он получил сильный удар в живот и шесть дней мучился, прежде чем Один наконец избавил его от страданий и взял к себе. Вот почему Ормхильд увидела его дух только за три дня до возвращения корабля — он умер не вместе с другими, а уже неподалёку от дома.
Скельвир хёльд сильно исхудал за те тяжкие дни, лицо его было серым, как волчья шкура, вокруг глаз темнели страшные черные круги, губы были белыми, а на них виднелись отпечатки его собственных зубов. Сидя на маленькой скамеечке в углу, Ингитора смотрела в это лицо, стараясь понять, что же это, как это. И знакомые черты проступали под серой личиной смерти. Это был он, и он был мертв. Никогда отец не поднимется с этого ложа. Никогда не откроет глаз, не улыбнется дочери. Его больше нет, а то, что лежит на вышитых покрывалах, — это уже не он.
Ингитора дрожала, обхватив себя за плечи. Осознание беды накатывало на нее порывами, как холодная приливная волна. Слезы вскипали в глазах и тут же сохли, как замороженные. Горе мешалось в ее сердце со страхом. Дом без отца, усадьба без хозяина все равно что хижина без дверей, насквозь продуваемая всеми бурями. Как они будут теперь жить? Кто будет им защитой? И кто отомстит за отца?
Ингитора снова посмотрела на лежащее тело. Кто убил его? Хирдманы рассказали о ночной
битве, но в рассказе их было слишком много неясного. Кто был предводителем той дружины, с которой они бились? Чей корабль на шестьдесят скамей они видели? Кто нанес Скельвиру тот удар? Ответить никто не мог, и от этого к горю и гневу добавлялась горькая досада.Скрипнула дверь, в опочивальню вошла Ормхильд. В руках она несла пару кожаных башмаков, вышитыхособыми узорами, — башмаки Хель.
— Пора обувать хельда в дальнюю дорогу! — бормотала старуха. — Идти ему далеко. Пожалуй, мы с ним и не свидимся больше!
Ингитора отвернулась. Сердце в ее груди как будто сжимала какая-то холодная рука, она хотела заплакать, облегчить свое горе слезами, но не могла. Она казалась себе застывшей, будто мертвой.
Вслед за старухой в опочивальню вошли Торбьёрг-хозяйка и Оттар. Хирдман нес факел. Оттар вставил его в железную скобу на стене.
— Но, может быть, вы заметили хоть какой-то признак? — продолжала расспрашивать его хозяйка. Видно, и ей не давали покоя те же мысли, что и Ингиторе. — Ведь Асвард и Гейр видели их стоянку, пока было еще не очень темно. И ты говоришь, что во время битвы поблизости горели костры. Должны же вы были увидеть хоть что-то!
Лицо Торбьёрг-хозяйки оставалось спокойным, но иной Ингитора и не могла ее представить. Она никогда не видела матери ни в порыве радости, ни в порыве горя. Торбьёрг считала, что свои чувства достойная женщина должна скрывать. Глядя, как бестрепетно она приняла смерть мужа, чужой человек подумал бы,что она не любила его. Но Ингитора знала, что это неправда. Торбьёрг любила Скельвира, и едва ли кому-то удастся склонить ее ко второму браку, хотя она еще молода в неполных сорок лет, свежа и хороша собой. Даже сейчас она думала не о своем горе, а о чести мужа. Скельвир говорил, что для настоящего мужчины найдется занятие получше, чем оплакивать мертвых. Это значит — отомстить за них. Дух отважного хельда больше порадуется, видя отмщение, чем слушая причитания и вопли.
— Ты сама говорила с Асвардом, госпожа, — отвечал Оттар. — Он видел только то, что у корабля козлиная голова на штевне, но у фьяллей на редком корабле ее нет. А из тех, с кем мы встретились в этой битве, мы никого не знали раньше. Может быть, наши мертвые увидели больше, — помолчав, тихо добавил он. — Но их уже не спросишь.
— Ты сказал глупость! — проскрипела Ормхильд. — Скельвир хёльд теперь знает, кто убил его. Даже если он не знал того человека при жизни, теперь дух его узнал все — и род убийцы, и его имя.
— Ты можешь узнать их? — Торбьёрг с живостью повернулась к старухе. Голос ее задрожал, выдавая горячее желание, самое важное из тех, что теперь могли у нее быть. — Ведь ты умеешь говорить с духами! Позови их! Позови дух Скельвира, спроси у него! Я дам тебе все, что ты захочешь!
— Я хочу корову и молодую рабыню, — тут же отозвалась старуха.
— Ты получишь их! — горячо заверила хозяйка. — Выбери сама и то, и другое. Но я должна знать, кто убил моего мужа!
— Это не так легко. — Ормхильд уселась на скамеечку возле покойника и обхватила руками колени. Закрыв глаза, она склонила голову набок и заговорила, слегка покачиваясь: — Я знаю одно заклинание, которое позовет дух хельда и поможет ему рассказать истину. Но мне не справиться одной. На мой голос он не очень-то отзовется. Кто-то должен помочь мне.
— Проси любую помощь, я все дам тебе!
Ормхильд открыла глаза. Их мутный взгляд коснулся сначала Торбьёрг, потом перешел на Ингитору. Девушка поежилась. Слова старухи, густые тени от факела, дрожащие на темных бревенчатых стенах, наполняли ее тревожным чувством, как будто опочивальня уже полна невидимых духов.
— Пусть флинна поможет мне, — сказала старуха. — Хёльд любил ее. На ее голос он отзовется. Пусть она задает ему вопросы, он ответит ей.
— Но я не знаю заклятий, — боязливо прошептала Ингитора. Мать устремила на нее такой пронзительный взгляд, что она снова поежилась. Можно подумать, что она не хочет помочь.