Оружие скальда
Шрифт:
Ночью кто-то вдруг осторожно тронул Ингитору за плечо. Она не привыкла спать на земле, поэтому сон ее был чуток и она сразу проснулась. Небо было темно-серым, указывая на то, что большая часть ночи уже позади. Над ней склонился Хальт.
— Что такое? — тревожно прошептала она.
Хальт приложил палец к губам.
— Пойдем со мной, флинна, я покажу тебе кое-что занятное! — прошептал он в ответ. — Не буди никого.
Ингитора поднялась, оправила волосы, торопливо обулась. Было очень холодно, луна скрылась, но с неба сочился мягкий сумеречный свет. Можно было разглядеть горные цепи Квиттинга, шумящее море.
— Идем! — Хальт поманил ее за собой туда же, где они были вчера, — на холм.
Ингитора пошла за ним. Море черных бычьих спин все так
На вершине холма Хальт остановился и взял Ингитору за руку.
— Нам лучше сесть на землю, — приглушенным голосом сказал он. — А не то нас увидят. Я не знаю, что тогда будет, но боюсь, что ничего хорошего.
— Кто нас увидит? — прошептала она, дрожа и послушно садясь на землю рядом с альвом.
— Хорошо, что у тебя зеленый плащ, — прошептал Хальт в ответ. — Они не очень-то хорошо видят на земле.
— Да кто?
— Тссс! — Хальт кивнул ей на море.
Ингитора глянула и сама себе зажала рот, чтобы не кричать от ужаса. В призрачном рассветном свете она увидела, как из морских глубин поднимаются две огромные фигуры. Сначала она видела головы с длинными, спутанными черными волосами, грубые лица с большими, слабо светящимися зелеными глазами. Вот показались плечи — великаны широким шагом приближались к берегу. Ингиторе захотелось лечь на землю и закрыть голову краем плаща.
— Не бойся! — чуть слышно шепнул ей Хальт. — Они сюда не смотрят! Они считают быков. Это дочери Эгира. Они всегда выходят по две. Я не знаю их имен.
Ингитора застыла. Великанши были уже на берегу и широко махали сильными руками, загоняя черных быков в море. От их движений поднимался соленый ветер, полный густым запахом морских водорослей, из которых были сотканы их широкие свободные одежды. Великанши тяжело ступали, и Ингитора чувствовала, как земля слабо содрогается. Взрослый мужчина едва достал бы до колен каждой из них. С их густых волос текла вода, вся долина была мокрой. Всплеск и Волна, Бурун и Прибой — мореходы часто упоминали дочерей Эгира в своих стихах, и сама Ингитора тоже. Но теперь она не думала, что хоть раз наберется духа назвать их имена. Эти две огромные фигуры на равнине, по колено в черном шевелящемся стаде, казались ей страшным сном.
Черные быки Ньёрда один за другим бежали с берега в море и пропадали, их черные блестящие спины сливались с темной водой и исчезали в волнах. Дольше всего были видны белые кончики рогов, но и они вдруг становились клочками морской пены. Последний бык замешкался, одна из великанш схватила его за рога и со смехом швырнула в воду. Следом за стадом великанши вступили в море. Заходя все глубже, они били руками по воде, подгоняя в стойла свои неисчислимые стада. Вот их головы скрылись вдали от берега, и все пропало. Только буруны ходили там, и Ингиторе мерещились гривы их чёрных волос, колеблемые волнами. На прибрежном песке глубоко отпечатались следы от сотен огромных копыт. Но волны прилива жадно лизали берег, смывая следы. Скоро все исчезнет. А трава, до земли съеденная в пустой долине, с первыми же лучами солнца оживет и потянется к свету.
Вернувшись на стоянку, Ингитора больше не легла — она не смогла бы заснуть, ее била дрожь. Это был вовсе не тот мир, который открывал ей Хальт. Темный мир морских глубин был холоден и страшен. Теперь она боялась оглянуться на море, не хотела даже думать о том, что вскоре им придется плыть дальше, довериться стихии, где хозяйки — эти чудовищные великанши.
Хальт
сбросил с лица капюшон и улыбнулся ей. Но Ингитора не смогла ответить на его улыбку. Это он научил ее видеть то, что недоступно другим, и ощущать небывалое острее и ярче, чем живой мир вокруг. И если она когда-нибудь сойдет с ума, в этом тоже будет виноват хромой альв.Наутро почти все мужчины, доев остатки хлеба, отправились в лес. Они звали с собой и Ингитору, но она отказалась, сказав, что не выспалась и лучше посидит возле корабля. После того, что она видела перед рассветом, весь полуостров казался ей страшным, полным таинственных и враждебных сил. Площадка берега между Ньёрдовыми Лугами и темнеющим бором была ей уже привычна, хоть немного обжита, и здесь казалось безопаснее.
Только однажды Хальту удалось выманить ее на пригорок, где краснели россыпи перезрелой земляники. Увидев полянку, Ингитора ахнула. Крупные багровые ягоды с желтыми крапинками семян усеивали землю так густо, что из-под них было едва видно листья.Опустившись на колени, Ингитора стала торопливо собирать ягоды и отправлять их в рот. Она была голодна,а дочь богатого хельда не привыкла к голоду. За завтраком ей досталось совсем немного хлеба, и другой еды не ожидалось до тех пор, пока мужчины не вернутся с охоты и не принесут какой-нибудь дичи.
— Хочешь? — Через некоторое время она вспомнила о Хальте и протянула ему несколько крупных ягод на ладони.
Хромой альв сидел на земле среди земляничных листьев и с усмешкой наблюдал за ней. Сейчас его лицо снова было правильно и красиво, плечи развернулись, голова поднялась. Он как будто сбросил с себя уродливый облик старого раба, как тесную бедную одежду, и отдыхал от нее. И Ингиторе вдруг стало опять так хорошо и спокойно рядом с ним, тревожные впечатления от тяжелого пути, шторма, Ньёрдовых быков, дочерей Эгира и неизвестности впереди растаяли. Она почувствовала себя дома на этой поляне.
Улыбаясь, Хальт взял ее руку, поднес ко рту, съел ягоды и зачем-то лизнул ладонь Ингиторы.
— Ты чего? — Она отняла руку, подумав, что он опять хочет как-то посмеяться над ней.
— Ничего! — ответил Хальт, глядя ей в глаза своими бесцветно-бездонными глазами. — Просто я заметил, что очень привык к тебе. Там, в Альвхейме, есть очень красивые девы… — Взгляд Хальта вдруг прошил Ингитору насквозь и унесся куда-то, куда она не могла последовать за ним даже мыслью. — Очень красивые… — повторил Хальт. — Но я уже не так часто их вспоминаю. Когда я уверен в тебе, мне не хочется назад в Альвхейм.
Ингитора опустила глаза. Ей было приятно слышать это, но слова Хальта наполнили ее каким-то тревожным, почти болезненным чувством. Она знала, что красива, знатна, умна, что даже сын конунга хочет взять ее в жены и никому его выбор не кажется недостойным. Но альв! Он — существо иного мира, высшего, недоступного смертным. Никогда Хальт не будет любить ее так, как умеет любить человек. В любви человека заключена его вечность — а альвы вечны и так. Никогда она не станет светом жизни и сердцем мира для альва. Никогда им не быть счастливыми простым человеческим счастьем, потому что один из них — не человек. Он не может спуститься к ней, она не может подняться к нему. Они могут встретиться на середине, спеть вместе несколько песен, а потом дороги их неминуемо разойдутся. Сколько продлится их встреча? Для дочери земного мира это время может составить целую жизнь.А для альва? Для него это один день, который назавтра уже будет прожит и забыт.
— Никогда не видела столько земляники, — пробормотала Ингитора, пытаясь заставить себя думать о другом. — Вот хоть в чем-то этот дурной полуостров умеет творить добрые чудеса!
— Ничего чудесного! — спокойно сказал Хальт и выпустил ее руку. — В местах, где не бывает людей, всегда много дичи и ягод.
В местах, где не бывает людей! На память Ингиторе снова пришли быки Ньёрда и чудовищные фигуры морских великанш. Ей стало страшно. Стряхнув с подола приставшие травинки, она заторопила Хальта назад, к стоянке, где виднелся на песке «Серебряный Ворон», а вокруг сидело с десяток хирдманов.