Оружие скальда

— зашептала она, просто пальцем рисуя на стволе невидимую руну тумана.

Из-за деревьев появился фьялль. На плечах он нес кусок лосиной шкуры, в который было завернуто что-то большое. Выйдя на поляну, он окинул ее взглядом, нахмурился, сбросил свою поклажу на землю, снова оглянулся. На лице его было настоящее беспокойство.

— Эй! Альва! Где ты? — позвал он.

Ингитора отошла от ствола. Торвард слегка вздрогнул, но тут же вздохнул с облегчением.

— Где ты… Откуда ты взялась?

— Я была здесь! — Ингитора улыбнулась и показала на то место возле осины, где стояла. Ее позабавило его удивление.

— Но я туда смотрел, и тебя там не… Ах да! — Фьялль что-то вспомнил и дернул себя за длинную прядь волос. — Ты же…

— А ты же не боишься колдуний! — лукаво сказала Ингитора.

— Я… — начал фьялль и вдруг запнулся, глядя ей в глаза. Но Ингитора и так поняла, о чем он хотел ей сказать. Они смотрели друг другу в глаза, и обоим казалось, что они вовсе не зря попали в эту злополучную и зловещую страну, проклинаемую всеми племенами Морского Пути.

Маленькая рыжеволосая ведьма и огромный волк сидели в осиннике над распотрошенной тушей лося. Жадный отрывал огромные куски мяса и проглатывал их, облизывался длинным красным языком и довольно урчал. Дагейда тонким обломком косточки выковыривала мозг из толстой кости и задумчиво слизывала его.

— Никогда этому коню леса не ходить на ногах! — бормотала она про себя. — Не гулять ему и не бегать! После моего Жадного его и сам Тор не соберет и не оживит. И поделом — дал убить себя человеку! Да еще кому — моему брату! Да, Жадный, я знаю, что лоси бегают вовсе не как волки! Но нельзя же так! — с обидой воскликнула она. — Теперь они наелись мяса и пойдут дальше!

Жадный буркнул что-то, облизываясь.

— Ну да, конечно! — согласилась Дагейда. — Нам с тобой тоже кое-что перепало. Не надо тратить времени на охоту. Хотя мы с тобой ели совсем недавно. Да, недавно! Еще луна с тех пор не сменилась. Ну ладно, я знаю, что ты хочешь есть чаще, чем я. Но еще можно было бы потерпеть.

Жадный оторвался от костей, лег на мягкие опавшие листья и вытянул лапы. Дагейда посмотрела на него и толкнула в бок.

— Вставай, Жадный! Они не ждут, и мы не можем ждать! Они прогнали великанов. — Глаза ведьмы сверкнули злобной зеленью, маленькая рука сжалась в кулак. — Но мои дядьки, как видно, слишком долго провели в своих подземельях! Слишком легко они дали себя прогнать. Но ты ведь знаешь — мы можем попросить помощи и в другом месте. Там, где мы всегда ее находили и найдем теперь!

Огромный волк вздохнул и с бока перекатился на брюхо, чтобы неутомимая всадница могла взобраться ему на спину.

Торвард и Ингитора вышли из осинника. Перед ними открывалось широкое пространство предгорий. Отсюда местность поднималась вверх; насколько хватало глаз, тянулись вдаль щетинистые, темно-лесистые отроги. Это было сердце Медного Леса.

— Видишь, вон там рыжее пятно? — Торвард положил руку на плечо Ингиторе и повернул ее в нужную сторону. — Это и есть Раудберга.

— Та гора, где было святилище?

— Да. Но мы туда не пойдем. Нам нужно пройти западнее, вон между теми двумя горами. Там Турсдален. Нам нужно туда.

— Турсдален? — Ингитора тревожно посмотрела на него. — Нам нужно прямо в Великанью Долину?

— Нет, но пройти нужно через нее. Другого пути нет.

— Но ведь там… Я слышала, что ОНА живет как раз в Великаньей Долине.

— Она не живет там. Она живет где ей вздумается или просто — нигде. Только зимой она иногда устраивается в какой-нибудь пещерке, и то ненадолго. А потом опять садится на свое чудовище и скачет, скачет…

Ингитора вздохнула. Ей вдруг стало жалко Всадницу Мрака, которая не имеет в мире самого простого, необходимого — жилья, приюта.

— Ничего, она не мерзнет! — утешил ее Торвард. — Ведь она человек только наполовину. Половина крови в ней от инеистого великана. Ты можешь себе представить, чтобы инеистый великан замерз?

Ингитора улыбнулась ему в ответ. А потом опять вздохнула.

— Может быть, и он может замерзнуть, — сказала она. — Кто угодно замерзнет, если останется один.

Торвард так и не убрал руку с ее плеча.

— А откуда ты столько всего про нее знаешь? — спросила Ингитора, чтобы сказать что-нибудь.

Торвард усмехнулся:

— Думаю, на всем Квиттинге и даже на всем свете нет другого человека, который знал бы ее так же хорошо, как я. Не исключая и нашу общую мать.

— Вашу общую… что?

Ингитора нахмурилась, глядя ему в лицо. Она не могла охватить сознанием смысла его последних слов. Он сказал что-то необычайно важное… и ужасное. Что-то такое, что она знала и раньше. Но этого не могло быть.

— Ты не бойся, — сказал Торвард. Он решил, что ей пришло время узнать о нем кое-что, чтобы она лучше знала, с кем свела ее судьба в этом недружелюбном месте и чего следует ждать. — Но ОНА доводится мне сестрой. У нас общая мать. Сначала она была женой великана и родила Дагейду, а потом вышла за моего отца, и родился я.

Ингитора высвободила плечо из-под его ладони и шагнула назад. Опушка осинника, лесистые хребты в отдалении поплыли вокруг нее. Весь мир сжался в крохотный пятачок в два шага шириной, где стояли она и ОН. Все сказанное фьяллем сжалось в тугой клубок, но Ингитора не могла впустить его в сознание. Так не проходит в сознание весть о смерти дорогого человека, потому что душа отказывается ее принять, наглухо закрывает дверь, хотя бы на самое первое время. На свете мог быть только один человек, приходящийся братом ведьме Медного Леса. И этот человек — Торвард, конунг фьяллей.

— Да говорю же я тебе — не бойся! — успокаивающе добавил Торвард. Он видел смятение на лице девушки, растерянность, грозящую перерасти в ужас, но подумал, что она испугалась его родства с ведьмой. — Сам я просто человек, во мне нет ни капли крови инеистых великанов.

— Нет! — вскрикнула Ингитора, подняла руку и замахала в воздухе, как будто отгоняла страшное видение. Она не хотела этому верить. Тот, кого она готова была принять в свое сердце, оказался тем, кого она столько долгих месяцев ненавидела. Эти два образа — Торвард, конунг фьяллей, убийца ее отца, и фьялль с кремневым молоточком на шее, с которым она смешала кровь на рунах, — не сливались в один. Это были два разных человека, и Ингитора не могла соединить их в одно, даже стоя лицом к лицу с этим человеком.

— Ты знакома со мной уже три дня! — с дружеским укором сказал Торвард. — И не надо смотреть на меня так, как будто у меня вдруг отросли драконьи лапы и хвост. Ты уже могла бы убедиться, что я не ем людей.

— Нет! — повторила Ингитора, и голос ее был похож на стон. Она поверила, и на нее вдруг навалилось ощущение страшного горя. Она закрыла лицо руками, потом снова подняла глаза. Теперь она по-новому смотрела в лицо Торварду и видела по-новому. Да, таким, именно таким он и должен был быть, этот человек, о котором она слышала столько разного, хорошего и дурного. И они, так неодолимо разделенные взаимной ненавистью, вместе сидели у огня, делили пищу! Как же сердца не подсказали им, как же кровь не вскипела, не указала им правду в первый же миг их встречи? Они, столько думая друг о друге, не смогли друг друга узнать.