Оружие уравняет всех

Она опустила глаза и снова пожала плечами:

– Почему нет?

День катился к вечеру, когда Алексей во второй раз открыл дверь дома Божко, а внутрь проникли последние отблески спешащего за горизонт солнца.

Эти две недели были самыми счастливыми в его жизни. Он и Лея любили друг друга, точно зная, когда наступит конец света: любовь и ностальгия вещи несовместимые.

И вот сейчас, как и тринадцать лет назад, Нико взял инструмент в руки. Как и тогда голос одиннадцатой скрипки звучал, казалось, из древней Кремоны. Он наиграл отрывок из знаменитого Каприччо номер 24 ля минор… Завороженный звучанием виолы, которую он не решился назвать скрипкой, вполуха слышал хозяйку, расхваливающую свой товар, будто кастрюли продавала.

Он вполглаза видел вытянувшиеся лица камерунского полицейского и его коллеги из таможни. Песчаные тюрьмы, которые они выстроили, развеяли звуки альта, мастерство, с которым Нико исполнял каприччо.

Его одноклассников не тянуло на улицу так, как его. Два часа каторги на скрипке и час на фортепиано, которое называлось «обязательным», и он был свободен. Он заслуживал свободу, а его одноклассники, по его глубокому убеждению, – нет. В конце концов занятия музыкой он назвал заточением, а остальное время – часами освобождения, и так продолжалось изо дня в день семь лет подряд. Но когда ему приходилось слышать, как дела, – он отвечал: «Лучше, чем учеба».

Полицейский с минуту смотрел мимо Нико, опустившего скрипку. Затем встал со стула, поставил его на место и направился к выходу. У порога он в последний раз привлек внимание адвоката:

– Что же вы меня обманули, сказав, что вы не ахти какие музыканты?..

Бамбутос был вынужден извиниться. Он вернул Николаеву документы и несколько мгновений не сводил глаз со скрипки. Он в каприччо услышал и смену настроения, и неожиданные эффекты, все то, что показало ему его богатое воображение – крупные капли дождя, которые с жадностью поглощала раскрывшимися порами ссохшаяся земля.

– Мы найдем ваш контрабас, – заявил он. – Можете не сомневаться.

– Виолончель, – поправил его Николаев.

– Пусть будет так. – И он подал русскому руку. Адвокат, улыбнувшись, ответил на рукопожатие.

За пределами этого помещения Живнов недоверчиво покачал головой:

– Не могу поверить, что мы выпутались. Дельце вроде бы пустяковое, но на мелочах обычно и прокалываются. Незаметный гвоздь заставляет машину съезжать на обочину. Короче, ты развез таможенников в стиле lege artis.

– По всем правилам искусства?

– Точно.

Глава 9

В Яунде Николаев взял на себя роль гида, сказав: «До полуночи у нас свободное время». Знакомство со столицей Камеруна они начали, естественно, с центра, где им в первую очередь бросилась в глаза автомобильная развязка по образцу парижских круглых площадей. Несколько широких авеню сходились у двух символов Яунде: небоскреба Совета министров и отеля «Хилтон». Поодаль натурально примостилась мэрия, построенная в модернистском стиле.

Улицы в Яунде были причудливо изогнуты, отметил Николаев. Тянущийся полукругом бульвар 20 мая вывел гостей в старый центр, к центральному рынку и кафедральному собору Нотр-Дам. Там были расположены высотные здания. Убегающая к северу авеню Кеннеди по праву считалась главной торговой магистралью города. Там приятели увидели ветхие двухэтажки с магазинчиками на первом этаже. Там же они встретились со вторым секретарем французского посольства в Камеруне. Нико не удивился, когда лет тридцати чернокожий представился как друг Вивьен, а затем назвал свое имя:

– Энтони Ян. Все понимают по-французски?

– Понимают все, – ответил Нико, бросив взгляд на Каталина. – Это ты верно заметил.

– Ребята, вам непременно нужно попасть в Чад? – спросил Энтони, пожимая руки русским. – Зачем вам это надо? Оставайтесь в столице. Вечером кабаре, бары, черные телки. Студентки будут рады знакомству. О деньгах разговор зайдет, конечно, если вы сами затронете эту тему. Профессионалки потребуют предоплату.

– Сколько они дерут? – встрепенулся Каталин.

– Не дороже сорока баксов.

– За ночь?

– Не за час же. За ночь, конечно.

– Халява!

– Так вам непременно нужно попасть в Чад?

– Не сразу, – ответил Нико.

Они продолжили беседу в ресторане «Атлантик», что в Северном районе столицы; там располагались посольства, включая и российское, причем на улице под названием СССР. По словам секретаря, это пафос по-камерунски, чистота, административный и дипломатический район. Действительно, здесь им встретились европейские лица. Но больше всего часть города удивила деревьями, виллами, утопающими в зелени.

– Не сразу, – повторил Нико. – Мы на пару недель задержимся здесь. Надо решить кое-какие дела на западе.

– Качество моей помощи напрямую зависит от моей же осведомленности в вашем деле.

Нико поймал себя на мысли, что ему трудно повторяться, словно в беседе принимала участие сама Вивьен.

– Мы хотим найти похищенного в России ребенка и вернуть его на родину, вернуть матери. – Нико пожал плечами. – Называй это как хочешь. Девочка может содержаться только в одном месте, в Фумбане, у своего деда, который и организовал похищение.

– Ибрагим, – покивал секретарь.

– Точно. Слышал о нем?

– Разумеется, – Энтони даже развел руками: «Как же иначе?» – Очень влиятельный человек. И не только в Фумбане, который считается старейшим городом в Камеруне. Лет десять назад, когда Ибрагим был еще полон сил, его влияние распространялось до столицы. – Он кивнул в сторону, подразумевая холм Мон-Фебе, самый высокий из семи холмов, окружающих Яунде, где располагался и президентский дворец.

– Поэтому выходить мы будем через Чад, – пояснил Нико. – Через Камерун путь нам заказан. Будет заказан, – поправился он, – как только Ибрагим хватится внучки. Нам нужен проводник.

– Или проводница, – сказал Энтони, подтверждая этим свою осведомленность относительно планов русских. Да, да, я в курсе: трое или четверо белых мужчин с черным ребенком привлекут к себе внимание. Я цитирую Вивьен. Надо подумать.

– У родителей спросить? – улыбнулся Нико.

– Даже за небольшое вознаграждение можно найти целую камерунскую семью, которая согласится на роль родителей девочки. Но они откажутся от сделки, когда услышат от вас имя Ибрагима.

– Ты мусульманин?

– Да, – ответил Энтони. Дальнейшие вопросы и ответы, касающиеся Ибрагима и религии, которую он исповедовал, вели в тупик, и Энтони сам дипломатично закрыл эту тему. – Здесь, как и в любом другом месте, жизнь ценится дороже всего, – продолжил он. – Но у меня родилась мысль. Сегодня я соглашаюсь на сомнительное предприятие, а завтра отказываюсь от него, и тут помочь могут только деньги. Человек втянется в торги и позабудет об опасности, если ему постепенно повышать ставку. Он будет думать только о завтрашнем дне, когда он в очередной раз поставит условие и пополнит свой лицевой счет. Или карман. Речь пойдет о незначительных суммах. Для европейца, – подчеркнул он.