Оружие возмездия. Баллистические ракеты Третьего рейха – британская и немецкая точки зрения

В течение дня в Берхтесгадене царило состояние трепетного волнения. В пять тридцать на совещании Дёница, Кейтеля и Йодля обсуждался принципиальный вопрос: может ли атака самолетов-снарядов побудить союзников немедленно приступить к высадке десанта в районе сосредоточения стартовых площадок. Кейтель и Йодль видели в немецкой атаке «единственный шанс» на выправление ситуации с высадкой союзников, угрозу которой оба считали «весьма серьезной». Гитлер также считал, что огневой налет самолетов-снарядов может заставить союзников форсировать события. Это мнение он высказал еще 1 ноября 1943 года.

Рано вечером того же дня генерал-лейтенант Хайнеманн, командующий 65-м армейским корпусом, прибыл в расположение части Вахтеля. Бункер был полон военных корреспондентов, а также представителей Пенемюнде и министерства авиации. Мрачные предчувствия Вахтеля начали сбываться: его «He-111» были уничтожены во время воздушного налета противника, а поступившие тем вечером от четырех батальонов донесения свидетельствовали, что в боевую готовность приведено всего несколько катапульт, при этом ни одна из них не была испытана. Снова и снова Вахтель просил отложить время начала атаки. Хорошо, что Хайнеманн лично видел все прибывавшие в тот день рапорты от батарей, которые испытывали отчаянную нужду в перманганате кальция, дизельном топливе и жизненно важном оборудовании. Наверное, только это и спасло Вахтеля от трибунала.

Время начала атаки было отложено на один час, но и по прошествии этого времени ситуация почти не изменилась. Первоначально запланированная массированная атака была отменена, и вместо нее было приказано начать обстрел из орудий – несомненно, это был жест отчаяния. Если бы к 3 часам утра было готово достаточное количество стартовых площадок, тогда еще можно было бы начать массированную атаку. Однако к четырем часам утра измученные солдаты Вахтеля запустили с катапульт лишь десять самолетов-снарядов, и это при наличии пятидесяти пяти площадок! Причем из этих десяти снарядов четыре рухнули на землю сразу же после взлета, а один снаряд из этой четверки вообще не взорвался.

Пораженный столь неутешительными результатами, командование приказало всем батареям немедленно прекратить огонь и закамуфлировать стартовые площадки. На совещании, состоявшемся той ночью, эксперты, приписанные к полку Вахтеля, рекомендовали отложить атаку на три дня. За это время все могло быть приведено в полную боевую готовность и соответствующим образом испытано.

Вскоре после полуночи восемь артиллерийских снарядов, выпущенных из германских тяжелых орудий по французскому побережью, угодили в Мейдстоун. Еще двадцать пять снарядов поразили Фолкстоун и его окрестности. По просьбе 65-го корпуса на воздушную разведку над Лондоном отправили самолет-наблюдатель «Me-410», но он был сбит над Баркингом. В четыре часа утра артиллерийский обстрел прекратился. Восемнадцать минут спустя первый германский самолет– снаряд разорвался рядом с Грейвсендом, в двадцати милях от своей цели – Тауэрского моста. Второй снаряд упал в Кукфилде, третий – в Бетнал-Грин, а четвертый – в Севеноакс. Оставшиеся два снаряда взорвались, не долетев до земли. В результате атаки в Бетнал-Грин был уничтожен железнодорожный мост, погибло шесть человек – это были единственные жертвы той ночи.

В 11 часов следующего утра начальники штабов встретились с Сэндисом и Черуэллом, чтобы обсудить эту в высшей степени странную атаку немцев. Готовым к тому, что в первые десять часов атаки на их головы обрушатся, по крайней мере, 400 тонн взрывчатки, – что между тем в любом случае было бы невозможно, даже в случае если бы нормально функционировали все площадки Вахтеля, – всего четыре зафиксированных «инцидента» им представлялись каким-то непостижимым курьезом.

Доктор Р.В. Джонс, не присутствовавший на совещании, был уверен, что все это можно расценивать лишь как временную осечку немцев. Он отправился к лорду Черуэллу с целью заставить того уговорить Черчилля сделать официальное заявление. Черчилль всегда придерживался мнения, что народ может вынести все, что угодно, если он знает, что ждет его в будущем. У Черуэлла, впрочем, было свое мнение относительно странной атаки немцев, он лишь фыркнул:

– Гора родила мышь!

Ужаснувшись подобному легкомыслию, Джонс напомнил профессору, что во время испытаний на Балтике немцы запускали куда больше снарядов.

– Ради бога! – взывал он к Черуэллу. – Это не повод для шуток!

Однако лорд Черуэлл не видел никаких оснований для пересмотра своего мнения.

Начальники штабов тоже успокоились. Теперь– то нельзя было сказать, что они «зря не придавали большого значения» беспилотным бомбардировкам. Теперь было очевидно, что нет вовсе никакой нужды отвлекать 3000 «летающих крепостей» от воздушной операции над Нормандией, чтобы нейтрализовать новые стартовые площадки. Однако они все же пригласили союзников, чтобы решить, может ли генерал Эйзенхауэр, не отвлекая усилия от операции «Оверлорд», санкционировать 1000 вылетов, чтобы подвергнуть бомбежке четыре наиболее перспективных «центра снабжения».

Лорд Черуэлл напомнил начальникам штабов, что пока не было обнаружено ни одного доказательства существования связи между «центрами снабжения» и новыми стартовыми площадками. Его не стали слушать.

14-го Черуэлл посетил Бетнал-Грин – место падения самолета-снаряда. Он испытал мрачное удовлетворение от лицезрения доказательства точности его предсказания относительно беспилотных летательных аппаратов, сделанного им почти год назад.

3

Затишье продолжалось недолго. Уже 15 июня полковник Вахтель доложил о полной боевой готовности пятидесяти пяти катапульт. Вечером того же дня от 65-го корпуса поступил приказ открыть огонь по «цели сорок два» (Лондону) в одиннадцать часов вечера. Вахтель незамедлительно направил радиограммы во все четыре батальона: «Всем катапультам открыть огонь по цели «сорок два» в 23 часа 18 минут (поражение цели в 23 часа 40 минут). Дальность полета 130 миль. Затем вести непрерывный огонь до 4 часов 50 минут утра».

Первый снаряд был выпущен за две минуты до полуночи. Вскоре погода испортилась, зарядил дождь: создались идеальные условия для запуска самолетов-снарядов. К полудню по Лондону было выпущено 244 снаряда. Сорок пять из них упали на землю сразу после катапультирования, причинив ущерб девяти стартовым площадкам. Один снаряд, рухнув на деревню, стал причиной гибели десятерых французов. Однако самолет-наблюдатель из 9-го корпуса ВВС радировал Хайнеманну о том, что видит в районе цели зарево, «более яркое, чем после обычных воздушных налетов».

Вахтель тут же направил своему руководству поток ликующих телеграмм. «Пусть наш триумф, – писал он в заключение, – оправдает все ожидания, которые фронт и Отечество возлагали на наше оружие».

Верховное командование было настроено не так оптимистично и лишь осторожно объявило: «Прошлой ночью и сегодня утром Южная Англия и район Лондона подверглись обстрелу тяжелыми снарядами новейшей конструкции». По просьбе доктора Геббельса не упоминалось слово «возмездие». «У нас ведь пока нет вестей из Лондона относительно нанесенных нами повреждений», – объяснил тот.

К следующей полуночи на Лондон обрушились 73 самолета-снаряда. Один упал рядом с Чичестером, другой, растревожив деревенских жителей, обрушился вблизи Фремлингема в Суффолке.

Одиннадцать снарядов были выпущены по плотно застроенным районам Лондона.

Эта массированная атака противника служила основным предметом разговора на утреннем совещании начальников штабов, а также на заседании кабинета, состоявшемся вскоре после полудня. Начальник штаба военно-воздушных сил и его коллега из военно-морского штаба поспешили покинуть Францию, чтобы принять участие в совещании у мистера Черчилля в пять часов. Сэр Алан Брук впоследствии заметил, что на этом совещании «было принято очень мало действенных решений». Фактически был одобрен ряд мер. Маршалу авиации Хиллу и генералу Пайлу было приказано переформировать и укрепить противовоздушную оборону, которая могла противостоять обстрелу лишь с восьми – десяти стартовых площадок. Нечеловеческими усилиями эту задачу удалось решить за пять дней.