Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны

Генерал выступал на соборе с программной речью:

— Первой нашей задачей стоит единственная, исключительная и определенная борьба с советской властью — свержение ее. Далее — это уже не мы. Далее — это будущий Земский собор… Мы — Правители борьбы с советской властью…

Приамурский Земский собор постановил: «Право на осуществление Верховной Власти в России принадлежит династии Дома Романовых». Предложил правительству вступить в переговоры с династией Романовых на предмет приглашения одного из членов династии на пост верховного правителя.

Городской голова Владивостока и бывший начальник Академии Генерального штаба элегантный генерал Александр Иванович Андогский в конце августа во главе делегации Земского собора поехал в Японию с просьбой отложить вывод войск с Дальнего Востока. Но в Токио уже приняли решение. Дитерихсу отказали и в займах, и в поставке оружия. Это предопределило его поражение.

Генерал был единственным деятелем Белого движения, который обещал восстановить монархию и объединить православную церковь и государство в единое целое. Дитерихс объявил большевикам священную войну. Армию именовал «земской ратью», полки — дружинами.

«Повышенная религиозность генерала Дитерихса, — вспоминал атаман Семенов, — давала пищу кривотолкам в армейской среде. Генерала заглазно титуловали не иначе, как ваше преосвященство».

Местное самоуправление должно было строиться на базе церковно-приходских организаций. Управляющий внутренними делами рассказал газете «Вечер»: «Только религиозные люди могут принять участие в строительстве Приамурского государства. Каждый гражданин по вере его должен быть приписан при приходе своего вероисповедания. Церковные приходы объединяются в совет церковных приходов города и земских районов… Объединения церковных приходов должны будут заменить собой то, что теперь называется городским и земским самоуправлением».

Земский собор избрал генерала Верховным правителем Приамурского земского края и Воеводой земской рати. Но в армии генерала состояло всего восемь тысяч человек плюс девятнадцать орудий и три бронепоезда. Войска большевиков были втрое больше. Поэтому в боях под Спасском нанесли белым последние сокрушающие удары.

17 октября 1922 года генерал Дитерихс подписал последний указ: «Силы Земской Приамурской рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы без пополнения, без патронов решили участь Приамурского края… Но семя брошено. Оно упало сейчас еще на мало подготовленную почву, но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесет это семя по широкой ниве земли Русской…»

Когда японские войска ушли, белым оставалось только одно — бежать из России.

«Телега за телегой ехали по Светланской, груженные чемоданами, коробками и домашним скарбом, — писала Элеонора Прей, — а на самом верху в каждой — женщины и дети. Это одно из самых печальных зрелищ, какие мне только приходилось видеть. Они бежали из страны, где они родились и которой многие из них уже никогда не увидят».

Все, кто боялся прихода красных, покинули Владивосток. Среди них были два кадетских корпуса. Первый Сибирский имени императора Александра I и Хабаровский графа Муравьева-Амурского. Колчак когда-то распорядился эвакуировать кадетов на остров Русский, который стал их последним прибежищем на родной земле. Кадетам выдали по два комплекта белья, одеяла, новые шинели и сапоги. 25 октября 1922 года в одиннадцать утра корабли вышли из бухты Новик. Ночью кадеты сдали оружие, его погрузили на баржу и затопили. Эскадра адмирала Оскара Викторовича Старка доставила в Шанхай примерно шестьсот кадетов.

Белых войск на территории России не осталось. Но самостоятельная Дальневосточная республика продолжала существовать.

Военные и партийные секретари политику Александра Михайловича Краснощекова не принимали и жаловались в Москву. Глава правительства называл своих оппонентов попугаями и доносчиками. Они его — авантюристом и сепаратистом. Краснощекова поддерживал главком армии Генрих Христофорович Эйхе, бывший штабс-капитан царской армии и командующий 5-й красной армией, которая окончательно разгромила Колчака. Эйхе отозвали.

Секретарь Дальбюро и председатель контрольной комиссии Михаил Эрнестович Дельвиг констатировал: «Атмосфера Дальбюро пресыщена личными капризами и прихотями. И до тех пор, пока это не будет искоренено, работа налажена быть не может».

Краснощеков требовал отозвать или его, или его противников. Летом 1921 года Александра Михайловича, которого обвиняли в дальневосточном сепаратизме и принижении роли партии, отозвали в Москву.

Ленин, похоже, пожалел, что прислушался к нападкам на главу правительства ДВР. Отправил секретарю ЦК Молотову записку: «Беседовал с Краснощековым. Вижу, что мы, Политбюро, сделали большую ошибку. Человека, несомненно умного, энергичного, знающего, опытного, мы задергали и довели до положения, когда люди способны все бросить и бежать, куда глаза глядят… Показал себя умным председателем правительства в ДВР, где едва ли не он же все и организовал. Мы его сняли оттуда… Все возможное и невозможное сделано нами, чтобы оттолкнуть очень энергичного, умного и ценного работника».

Александра Михайловича утвердили председателем Промбанка, затем заместителем наркома финансов.

Один из американских официальных представителей побывал в Чите, знакомясь с государственным устройством Дальневосточной республики. Перед отъездом заглянул к Краснощекову, заметив:

— Вы знаете, все производит очень благоприятное впечатление, но вот один вопрос — вы можете гарантировать, что здесь не будет советской власти?

Краснощеков мгновенно нашелся:

— А вы можете гарантировать, что у вас в Америке не будет советской власти?

Наверное, в ту пору Краснощеков искренне верил в мировую революцию, но плохо понимал, что происходит в Советской России и что ждет Дальневосточную республику. Его собственная жизнь закончилась трагически — в 1937-м его расстреляли.

25 октября 1922 года Владивосток покинул последний японский корабль. В город вступили части Народно-революционной армии Дальневосточной республики. На севере Сахалина японцы оставались еще до 1925 года, пока не подписали двухстороннюю конвенцию. Южный Сахалин вернули только в сорок пятом.

В Москве вместо того, чтобы воспользоваться ценным опытом экономико-политического устройства Дальневосточной республики в масштабах всей России, решили упразднить «буфер», поскольку белые разгромлены, а иностранные войска ушли. Дальневосточное бюро ЦК давно этого желало: «Никаких данных, чтобы кто-либо из капиталистических государств выступил активно против, нет. Все знают, что «буфер» является не чем иным, как филиальным отделением Москвы».

Летом 1922 года на Дальний Восток уполномоченным ЦК отправили Николая Афанасьевича Кубяка. Еще недавно он примыкал к рабочей оппозиции, и теперь стремился реабилитироваться в глазах партии. 18 сентября его утвердили секретарем Дальневосточного бюро. Задача Кубяка состояла в том, чтобы ускоренными темпами провести советизацию Дальнего Востока.

28 октября на помощь Дальбюро прислали еще и Тимофея Владимировича Сапронова, еще одного бывшего оппозиционера. Он возглавлял группу демократических централистов, выступавших против бюрократизма в партии. Вот ему в порядке исправления ошибок и поручили ликвидировать демократические институты Дальневосточной республики. Он ехать не хотел — заставили!

Сапронов озаботился процедурой: «ДВР является республикой. Просто упразднить ее ни тактически, ни политически не выгодно. Необходимо предстоящий переворот внешне обставить, чтобы переворот был бы изъявлением революционной воли трудящихся масс. С международной точки зрения нам выгодно сделать так: собирается Народное собрание, постановляет организовать ревкомы, провозглашается власть советов…»