Оседлавший Бурю

Гэз вздохнул.

— Что случится, когда я приму твой череп?

— Твоя сила возрастет безмерно. Ты сможешь исцелить своих раненых и даже воскресить некоторых погибших, из тех, что умерли недавно и не слишком искалечены. Мне никогда не удавалось возвратить к жизни человека, которому размозжили голову, хотя сердца я восстанавливал. Видишь ли, именно мозг — самое необходимое. Чтобы умереть окончательно, человеку требуется три дня. Пока голова не отделена от тела, остается возможность повернуть смерть вспять.

— Как я это сделаю? У нас тысячи мертвых и раненых. Я не умею восстанавливать сердца.

— Ты считаешь, что сейчас подходящее время объяснять то, до чего я сам доходил тысячелетиями?

— Значит, старайся говорить проще, — сказал Гэз.

— Истинная природа магии заключается в гармонии и равновесии. Тело, человека ли, животного ли, способно к самоизлечению. Окружи его магией — и оно начнет лечиться быстрее. Чем сильнее магия, тем быстрее происходит исцеление. Ты просто станешь источником силы, дашь каждому возможность полностью восстановиться. Также ты сможешь пройти среди врагов и вытянуть из них жизнь до последней капли. Или лишить их воздуха и полюбоваться, как они задыхаются.

— И вся эта сила — от древнего черепа?

— Нет, Гэз, не от черепа. Вместе с черепом в тебя войдет мой дух. Величайшее из умений сидхов — умение притягивать магию. Мой череп, снова окруженный плотью, начнет впитывать ее отовсюду: из воздуха и земли, воды и деревьев. Ты захлебнешься ей, не сумеешь удержать все в себе, но сможешь излить ее на своих солдат. Подумай сам, Гэз. Погибшие риганты воскреснут, искалеченные снова станут здоровы. Так ты сможешь победить.

— Но победишь все равно ты. Ты вернешься к жизни, и крови прольется еще больше.

— У славы всегда есть своя цена, дитя мое. Однако в одном твой отец был прав. Если завтра вы потерпите поражение — а без меня так и случится, — тогда мой череп найдет кто-то другой и все равно вернет меня к жизни. Зачем смотреть на то, как гибнут товарищи? Мне понадобятся почитатели, а они станут почти бессмертными.

— До тех пор, пока ты не придумаешь, как заставить людей уничтожить самих себя.

— Да, верно. В большинстве миров люди успешно справились с этой задачей и без моей помощи. Беда в том, что с ними гибли и их миры. Этот мир дорог мне, и я хочу сделать его таким, каким он должен быть. Реки и воздух вновь станут чистыми, землю укроют леса, повсюду снова наступит изобилие. Мне всегда нравились волки и медведи. Я хочу, чтобы волки вернулись на Кэр-Друах. Неужели моя цель не благородна?

— У меня больше нет права обсуждать благородство. Сколько я пробуду богом?

— Как минимум пять часов. Самое большее — шесть.

— Останется ли что-нибудь, мне неподвластное?

— У всего есть пределы, Гэз. Истоком ты не станешь. Изменять мысли и решения людей ты не сможешь. И умереть у тебя тоже не получится. Оружие не сможет причинить тебе вреда. Ни пули, ни мечи не оставят на тебе ни царапины. Вижу, ты удручен. Хотел забрать меня с собой?

— Да, — ответил Гэз.

— Уважаю честность. Ложь изящнее, но ничего не меняет. Я видел, ты встречался с Ведуньей и Мулгравом. Куда унеслись ваши души? В Узамат? На Кэр-Друах?

— Не знаю. К мельнице у реки. Там царила тишина. Скажи, когда я приму череп, я останусь один?

— Один? Не понимаю.

— У нас будут общие мысли?

— Если ты не хочешь — нет. Я могу понять стремление к уединению. Откровенно говоря, человеческие мысли для меня слишком примитивны. Если бы тебя вынудили вселиться в тело обезьяны, ты захотел бы разделить с ней последние мысли?

Гэз не ответил.

— Хорошо, — сказал наконец он. — Что мне делать?

— Прекрати волноваться, дитя мое. Возьми череп в ладони. Скоро он начнет просачиваться в твои пальцы. Вскоре он истончится и наконец вольется в тебя полностью.

20

Кэлин Ринг помог раненому подняться и, с помощью другого солдата, отвел его к подножию холма, где полевые врачи разрывались, пытаясь помочь сразу шести сотням несчастных. Многие умирали, несмотря на помощь.

— Может, им все тоже надоело? — спросил солдат, помогавший Кэлину. — По-моему, им самое время отступить. Тогда мы спокойно вернемся в Эльдакр и как следует напьемся в компании хороших шлюх. — Кэлин начал подниматься обратно. — Как ты думаешь?

— Вряд ли они сейчас отступят, — ответил Кэлин.

— Наверно, ты прав. Значит, придется всех перебить.

На вершине холма Мойдарт разговаривал с Гароном Беком. Кэлин направился к ним, и солдат оставил его в покое.

— Враг захватил восточный склон, — сказал Бек. — Значит, нас могут отрезать. Пора сдать замок.

— Это только оттянет неизбежное, — возразил Мойдарт. — К тому же враг понес немалые потери, но не знает о состоянии наших войск. Если повезет, они предложат приостановить сражение, чтобы позаботиться о раненых.

— Скоро рассвет, — угрюмо сказал Бек. — Не стоит ли нам самим сделать первый шаг?

— Нет, — отрезал Мойдарт. — Ледяной Кай сочтет это признаком слабости. И наоборот, то, что мы не просим о передышке, означает, что мы готовы сражаться и дальше.

— Да, готовы, — согласился Бек, — но у меня осталось меньше пятисот человек. Мы долго не продержимся.

Один из солдат вскрикнул и указал на север. Оттуда приближался всадник, за которым шло несколько сотен людей.

Мойдарт отступил на шаг и сощурил глаза.

— Это ваш сын, — сказал Кэлин. — Откуда он взял подкрепление?!

Кэлин бросился навстречу и узнал среди солдат Райстера. На недавно изуродованной руке не осталось даже шрама. Многие из вновь прибывших были ригантами. Все выглядели абсолютно здоровыми.

— Что случилось? — спросил Кэлин Райстера.

— Не знаю, как сказать, — ответил он, вытянул вперед левую руку и пошевелил пальцами. — Вчера мне ее ампутировали. — Кэлин пристально посмотрел Райстеру в глаза. — Нет, мне это не приснилось. Утром Гэз Макон пришел в госпиталь, и все вдруг закричали. Потом обрубок руки начал… расти, невзирая на бинты. Я никогда не испытывал такой боли. Когда я содрал повязку, рука выросла за несколько мгновений. Он всех нас вылечил, Кэлин! Я чувствую себя самым здоровым человеком на свете!

— Нет, — прошептал Кэлин, обернувшись на всадника, направившего коня на вершину холма. — Он заключил сделку с Керунносом.

— Знаешь, может, так и должно быть? — ответил Райстер. — Смотри!

Лежавшие у подножия холма раненые страшно закричали. Затем, один за другим, стали подниматься на ноги. Вскоре раздался первый смех и счастливые возгласы.

Кэлин почувствовал, как к раненому плечу стекается тепло, и боль, мучившая его который день, начала отступать.

— Даже погибшие воскресли! — сказал Райстер. — Помнишь здоровяка Хансекера? В него угодило три пули, и саблей по голове рубанули. Он умер, пока доктора пытались остановить кровотечение. И полковник Галлиот, я собственными глазами видел, пуля влетела ему прямо в сердце!