Осень 1943 года
Шрифт:
Из воспоминаний Виктора Фокина о той страшной трагедии:
«…В Красуху иногда наведывались немцы или полицаи. На первых порах фашисты заигрывали с красухинцами: деревня стоит на важном тракте, лучше иметь там если не друзей, то хотя бы нейтральных жителей. А жители деревни прятали от немцев скот, хлеб, картошку. В партизанские леса отправляли мешки с мукой и приятно пахнущие, только что испечённые караваи, самодельную овсяную крупу и сбитое из сметаны масло, шпик, баранину и скот в живом виде. Нужно – выделяли лошадей.
Знали о наказаниях, но готовы были в любой момент пригреть и накормить озябших голодных бойцов, совершающих очередной рейд. Враги бесчинствовали на псковской земле. О злодеяниях гитлеровцев знали в Красухе и соседних с нею деревнях: Полянах, Веретенях, Гостенях. Всякий раз, когда на дорогах показывались фашистские танки или автомашины, в сердца людей закрадывалась тревога: немцы для добрых дел не приезжают. Красуха жила своими повседневными заботами и тревогами.
Жители были уверены, что зима 1943 года – последняя оккупационная зима: идут разговоры, что Красная Армия после Сталинграда и Курской дуги готовится к новому большому наступлению и здесь – пришла пора крушить противника у стен старинного города. Суббота, 27 ноября 1943 года. Страшная беда нависла над Красухой.
На мостике, перекинутом через широкий ручей, неподалёку от дома Алексея Дмитриевича Дмитриева взрывом перевернуло легковую машину. Ехавшего в ней генерала Ферча ранило, его увезли в сторону Веретеней. Кто бы это мог сделать? Партизаны обычно совершают свои диверсии вдалеке от населённых пунктов, так как нельзя ставить под удар мирных граждан. Свои, красухинские, не могли на это решиться – знали, что ждёт потом жителей родной деревушки. Не имели никакого отношения к этому взрыву и жители соседних порховских деревень. Что касается партизан, то командование бригад, действовавших неподалёку от Красухи, провело тщательное расследование и выяснило, что никто такого задания не получал и никто не совершал диверсии в Красухе. Согласно другой версии, взрыв совершил мальчик Сенька по прозвищу Жаворонок, решивший отомстить за отца, погибшего на фронте, за пионервожатую Шуру, за всех красухинцев.
Так или иначе, ясно одно: фашисты мстили мирным жителям за своё поражение на огромном советско-германском фронте, за провал своих планов. Пожалуй, что это была наиболее вероятная причина и их набега на Красуху в это серое ноябрьское утро. В час, когда произошёл взрыв, многие из жителей работали на гумне (гумно – огороженный участок земли в крестьянском хозяйстве, предназначенный для хранения, молотьбы и другой обработки зёрен хлеба), молотили пшеницу. Чувствуя недоброе, бригадир сказал, чтобы люди скорее расходились. Но было уже поздно. Грузовики прямо по снежной целине обошли деревню.
Солдаты прыгали с них на малом ходу и бежали к избам. Алексей Дмитриевич Дмитриев, заметив неладное на улице, вышел со двора, и, увидев офицера, направился к нему.
– Жители тут не виноваты, могу поручиться головой.
Офицер отдал приказ солдатам, и те пронзили Дмитриева штыком. Это было вступление к чудовищной трагедии, разыгравшейся несколько позже.
В сорок третьем, в тьме метели на село моёНабежали, налетели псы и коршуньё.Триста душ ни в чём невинных выгнали на снег.Затолкали в пасть овина триста человек!В каске, будто бес двурогий, лаял гауптман:«Покажите путь к берлогам Пар – ти – зан!Три часа на размышленье. Драй и нуль минут.Исполняете – прощенье, Нет – капут!»Нет! Ни слова об отряде. Замер стар и мал.И ни звука о пощаде враг не услыхал.Заплескалось пламя в крыше, взвился адский чад…Не слыхал – и не услышит. Мёртвые молчат.Только память не забыла горевальных дней:Это было, было, было на земле моей.На земле седой и слёзной, льющей кровь свою, –Неподкупной, гордой, грозной в праведном бою.Всем, в ком – тьма, кто к миру глухи,Следовало б знать,Что Россию, мать Красухи,Лучше не пугать!Гитлеровцы бросились к домам и стали их поджигать. Жители пытались выгнать скот и спасти кое-какое имущество. Палачи били людей прикладами, стреляли и кололи, а вынесенные вещи бросали в огонь. Оставшихся в живых стали сгонять в конец деревни. Нина Михайловна по канаве сумела уползти. Уже за деревней догнала Женю Павлову, комсомольского вожака. Полчаса назад её гнали со всеми к гумну. Отец посоветовал ей бежать: он подумал, что их погонят в Германию, а у Женьки гордый характер и строптивый – не ей быть в рабынях. Послушавшись отца, она прыгнула в канаву. По ней тоже стреляли, но промахнулись.
Со стороны теперь она видела, как немцы загоняли людей в гумна, как к большим воротам они тащили доски, солому и канистры с горючим. Её осенило: фашисты хотят сжечь людей. Но она знала, что с обратной стороны гумен есть маленькие дверцы, в которые при молотьбе выбрасывают отходы. Женя поползла обратно. Но её заметили и пронзили штыком. А людей всё вели к гумнам и толкали к открытым дверям. Две молодые старорусские беженки попытались не идти, но их швырнули в гумно силой. Мария Лукинична Павлова, шедшая с ребятами – одиннадцатилетним Николаем, шестилетним Витей, десятилетней Галей и семилетней Надей, на мгновенье потеряла детей – их увлекла людская толпа. В тот же момент сильный удар свалил её с ног. Она потеряла сознание и уже ничего не видела и не слышала.
А в двух гумнах дело шло к своему ужасному концу. Людей били прикладами, в них стреляли из автоматов. Беззащитных не только убивали, над ними ещё и глумились. Офицер требовал указать нахождение партизан. Все молчали. Слышались только крики малолеток, которые не понимали, что плакать нельзя, да иногда голоса матерей, просивших пощадить хотя бы малолетних детей. Люди молчали, а время шло. И вот уже заколачивают двери, обливают горючим ворота и стены, подносят горящие факелы и скоро оба гумна превращаются в высоченные факелы. Сквозь бушующее пламя и дым неслись стоны, плач и крики. Солдаты отвечали на них беспощадным автоматным огнём.
А Мария Лукинична Павлова пришла в себя тогда, когда догорали оба гумна. Безумными глазами смотрела она на всё то, что осталось от самых дорогих для неё существ. Плохо видя, и ничего не соображая, она поползла в сторону. Встретившая её в соседней деревне Нина Михайлова, еле узнала Марию Лукиничну. Ночью над Красухой стояло кровавое зарево. Фашисты оцепили деревню, а затем заминировали и подступы к ней, чтобы люди окрестных деревень не скоро узнали об этом злодеянии. Вряд ли удастся восстановить все имена несчастных, ставших жертвами фашистов в этот день.
Скорбный список не полон: не выяснены имена всех погибших граждан Красухи, особенно её малолетних жителей. А беженцы соседних селений? А беженцы Старой Руссы и других новгородских городов и сёл? Почти триста человек… Честных, скромных тружеников земли, мечтавших о мирной, спокойной жизни.
Самому старшему из сожжённых жителей деревни было 108 лет, а самому младшему – 4 месяца. А в этот день в его деревне погибло 47 человек. Из семьи Якова Григорьевича – жена на шестом месяце беременности, сын Николай 16 лет, сын Петя 9 лет и невестка, жена брата с двумя ребятами. Горе Якова Григорьевича, оставшихся в живых красухинцев и многих-многих тысяч людей никто не может облегчить. Нет на свете врача, который исцелил бы тяжкую душевную рану.