Осень на краю

Еще слышалась стрельба и не появились пока раненые, фельдшер Долгов разжег рядом с палаткой, в которой устроена была перевязочная, костер. И начал таскать из ближней рощицы сушняк, которого там имелось почему-то в огромном количестве. На Долгова смотрели с недоумением: зачем нужен костер в разгар пусть и не жаркого, но и не шибко холодного августовского дня? Однако он-то как раз оказался прав, этот фельдшер, уже набравшийся опыта войны. Первое, что испытывает раненый, это, конечно, боль. А потом – озноб, мучительный озноб от потери крови, и желание согреться.

Раненые подтягивались, и вот уже весь медицинский персонал передового пункта занялся перевязкой. Однако у мужчин, не слишком набивших руку в качестве сестер милосердия, работа продвигалась довольно медленно. Раненые постепенно накапливались, и им приходилось ожидать очереди. Они толпились у костра, стараясь хоть немного обогреться. У фельдшера Долгова, который этот костер развел, несмотря на скрытые насмешки коллег, было теперь довольное и гордое выражение лица.

– Варвара Савельевна, – подошел он к Варе, словно она была старшей по званию. – Пока еще их в поезде накормят… Чаю бы им вскипятить, а?

О чае никто не подумал… Подошла дрезина с санитарами, которые должны были забрать первых раненых и отвезти их к поезду. Варя на минутку выбралась из палатки и, высоко держа окровавленные руки, добежала до дрезины, велела санитарам с обратным рейсом привезти большой бидон горячего чая, а также взять на кухне побольше хлеба.

Спустя полчаса или сорок минут дрезина вернулась, горячего чая и белого хлеба раненым было предложено вдоволь, теперь в ожидании перевязки они могли согреться как следует. Варе даже показалось, что на лицах тех, кто теперь входил в палатку, уже не такое унылое и страдальческое выражение.

Предпочтение в очереди на перевязку отдавалось, само собой, тяжелым раненым. Легкие и не претендовали на это, терпеливо ожидая своей очереди.

Дрезины явно не хватало, и к перевязочному пункту подошли еще три санитарные повозки и даже автомобиль. «Ну ладно, повозки, предположим, в деревне мобилизовали, – обматывая бинтом, слой за слоем, чью-то изувеченную шрапнелью ногу, подумала Варя. – Но где она взяла автомобили?!»

Она – это старшая сестра санитарного поезда Елизавета Васильевна Ковалевская…

Да, загадочная особа! Сестра милосердная (Кауфманской общины) из военного госпиталя города Х., куда попала после окончания боевых действий в Маньчжурии, она упорно молчит о своем прошлом, а уж при случайном упоминании Волги и Энска вовсе замыкается в себе, хотя Варя видела, как внимательно вслушивается она во все разговоры, которые время от времени ведут, вспоминая места родные, сестра Савельева и фельдшер Долгов – ведь они оба из Энска, оба волгари.

Это что-нибудь значит? Или не значит ничего?

Впрочем, о тайнах сестры Ковалевской гадать бессмысленно, все равно не угадаешь, а сама она не скажет: более скрытного человека свет не видывал. Более скрытного – и более умелого организовать все как надо . И товарные вагоны, и транспорт для перевозки людей…

От мыслей о сестре Ковалевской Варю отвлекло появление молодого поручика, легко раненного в ногу осколком снаряда.

– Вы уж, сестра, не забудьте только написать мне перевязочное свидетельство, а то там, в тылу, и не поверят, что я был в бою, – озабоченно сказал он.

– Да вы что, смеетесь, что ли? – спросила Варя и сама засмеялась. – Рана небось за себя говорит.

– А все-таки напишите. Без этого я не уеду.

– Сделайте одолжение, оставайтесь здесь. По крайней мере у нас будет один лишний партнер для преферанса, – вмешался в разговор один из докторов.

Шутка. Как будто во время перевязки неистощимого потока раненых есть время для преферанса! Его и в поезде-то нету!

Пока поручика перевязывали, он курил папироску и балагурил, показывая, что оценил шутку:

– Ну это, знаете, дудки. Чтобы я у вас здесь остался, бездельничал… Да и не везло мне отродясь в преферанс. Вот ежели в покер…

– Нет уж, покер у нас не ведется. Тогда поезжайте без свидетельства. Мы вам после его вышлем. Видите, нам некогда здесь заниматься письменными работами…

– А пожалуй, верно, – согласился поручик. – Только, пожалуйста, господа доктора, и вы, сестрица, не забудьте мне его выслать.

– Да ладно уж, довольно хныкать, – произнес доктор, окончив перевязку.

Подойдя к другому столу, он черкнул карандашом в регистрационной книге пару слов, вырвал лист и передал поручику:

– Нате, не плачьте только!

– Вот спасибо! – воскликнул поручик. – Давно бы так. А то ведь знаем мы вашего брата: непременно забудете!

К тому времени принесли на носилках тяжело контуженного капитана. Его осмотрели, потом обоих офицеров усадили в автомобиль и немедленно отправили в тыл.

– Чаю дать, Варвара Савельевна? – тихо спросил Долгов, который на правах земляка старался заботиться о Варе.

– Да я сама возьму, куда вам, вам некогда, – покачала она головой.

Долгову и в самом деле было некогда: он принимал винтовки у раненых и записывал фамилии, чтобы осталось свидетельство: низший чин или офицер такой-то не бросили оружие на поле боя, не забыли где-то в дороге, а сдали по всей форме в санчасти.

Легко раненный молодой солдат кое-как протиснулся поближе к Долгову:

– Господин фельдшер, не забудьте, пожалуйста, и мою фамилию записать. Ховрин я, Климентий Ховрин. Винтовочка у меня номер… Вот она, господин фельдшер. Как бы не заржавела без меня… Кто ее теперь будет чистить? – сокрушался солдат.

– Да не забуду, обожди ты! Видишь, очередь! – осадил его Долгов.

– Так точно, очередь, – согласился солдат.

– Ты, Ховрин, раньше перевязку сделай, а потом винтовку сдашь, – предложила Варя.

– Так как же? – слабо, устало улыбнулся он, держа на весу, на уровне груди, левую руку, кое-как обмотанную бинтом, пропитанным кровью: должно быть, поспешную перевязку сделал во время боя санитар… Варя слышала, что санитара в этом бою вскоре убило. – Покуда я бинтоваться буду, там очередь пройдет. А мне винтовку… винтовку сдать…