Шрифт:
Природа в нас
Осень
Я – осень
Я – осень!
Мы с нею, так похожи.
Так схожи чувствами, и так прохладны кожей.
Мы с ней грустны, и плача в такт с дождями,
Теряемся в листве, прохладными ночами.
Я – осень.
Мёрзлые ладони.
Остыло сердце.
Больно, больно, больно.
Мне так
Но ты как ветер, пронесёшься мимо.
А я плутаю вновь, в листве, сырой и пёстрой.
Опавшей невпопад.
Их разбросала осень.
Та осень, что со мною так похожа.
Та осень, что тоской меня, своей тревожит.
А где-то, саксофон пространство рвёт на части.
Такой капризный сон, закутанный в ненастье.
И чтобы не забыть, что я не только – осень.
За музыку его, копеечку я брошу,
Шепча ему слова: – Любовь, увы – не просят
У этой осени в друзьях ходило лето
У этой осени в друзьях ходило лето.
И приглашая лето на обед,
Светилось искрами сентябрьское небо,
От облаков оставив тонкий белый след.
И мы не понимали, что случилось.
И вновь достав свой летний гардероб,
Мы наслаждались!
Мы смеялись!
Пели!
Мы эту радость сохраняли впрок.
А лето с осенью гуляли не на шутку,
Себе позволив – яркие ковры.
Листву багряную,
И крик прощальный – утки,
Летевшую на тёплый юг страны.
И охмелев от крепкого напитка,
Дурмана спелых, ароматных груш,
Кричало лето: – Мне ль не удивить их!
И солнце – жарило,
Вгоняя нас в испуг.
И только к вечеру
Чуть-чуть угомонившись,
Сменяя жар на влажный дух листвы,
Вставала осень, низко поклонившись,
Теряя с головы цветастые венки.
От суеты…
От суеты, от шума улиц,
От дел, от глупой кутерьмы.
Я ухожу, я прячусь, я шифруюсь
И убегаю в красочные сны.
В леса звенящие сухой листвой опавшей,
В хмельной туман от преющей земли.
Я в эту осень словно одеваюсь
И прячусь в ней под пологом листвы.
Её одежды, смело примеряя,
Ещё надеюсь спрятаться под ней.
Но ветер меня снова раздевает и шепчет:
– Без одежды красивей!
И я иду, уже не прикрываясь,
Внимая те последние деньки.
Тобою – Бабье лето, наслаждаюсь,
Готовясь к возвращению в дожди.
С рассветом растворилось лето…
Ты не нужна! Не пригодилась!
Нисколько тем не удивилась,
Не смея вскрикнуть и всплакнуть,
Наверх продолжила свой путь.
Леса тебе так были рады,
Что, одеваясь в желтизну,
Глазам
твоим, служа отрадой,Роняли листья на траву.
И застилая всё коврами,
Цветной дарили фейерверк,
Когда, взлетая рукавами,
Ты руки поднимала вверх.
Всем было жаль тебя. Дождями,
Что каждой каплей, как слезой,
С твоей души, сбивая пламя,
Вечерней, пасмурной порой.
И постепенно. Тихо-тихо.
Ты, поднимаясь к небесам,
Свое тепло теряла где-то,
Развесив утро по ветвям.
И зацепившись по привычке
За стаю суетливых птиц,
Ты над землёю, низко-низко,
Прощальный оставляла крик.
Но даже этим не отметив
Свои прощальные часы,
С рассветом растворилось лето
Туманом, у седой воды.
Во всём…
Во всём, что движется как тени.
В полёте запоздалых птиц,
Что косяками пред рассветом,
Спешат в светлеющую высь.
В осенних листьях у дороги.
В туманных искорках зари.
Во всём, с чем замирает сердце,
Твой образ создают – мечты.
И по осколкам, по частицам.
В обрывках памяти моей.
Всё те же заспанные птицы.
Несут меня за семь морей.
Чтобы моё сознанье склеить.
И мыслям дать обратный ход.
Чтоб в тишине ночной аллеи,
Случилось всё наоборот.
Во всём, что движется как тени.
В полёте запоздалых птиц.
Без суеты, без размышлений,
Навстречу шли твои мечты.
Человек, влюблённый в лес
– Ну, здравствуй, осень золотая! – он крикнул синеве небес,
И тут же зазвенел листами, осенний пестрокрылый лес.
Он ликовал! Душа летела, навстречу ласковым ветрам,
И пела, так душевно пела, природы воспевая храм.
Такие дружные опята, в его корзинку, торопясь,
Не понимали – то утрата, и жизнь закончится тотчас.
Но лес давал ему поблажки. Он не желал творить раздор.
Ведь он любил его за нежность и за душевный разговор.
А он ласкал стволы тугие, из листьев, пламенный витраж,
И думал, как же много красок, как восхитителен пейзаж.
И уходя, у кромки леса, печально посмотрев назад,
Он улыбался другу, нежно, слова вставляя невпопад.
Он вспоминал свой лес, ночами. Ему частенько не спалось.
И мерил тихими шагами, земли нарушенную ось.
А днём, опять чинил корзинку, когда за окнами метель,
И суп грибной в цветастой миске, лечил его от всех потерь.
Хмарь
Висела хмарь, густая, терпкая, местами с просветленьем.
И тихие слова, без рифмы и прозренья, под этой хмарью висли топором.