Осенний Донжуан

В замочной скважине мурлыкнул осторожно поворачиваемый ключ. После известного вечера в «El Patio» Чуча вручила Нелюбову ключ, чтобы привыкал к новому статусу. Но Нелюбов продолжал, приходя, звонить в дверь. Теперь же вот решил воспользоваться ключом. Более неудачного времени нельзя было найти.

Чуча застыла в кресле, как на троне.

Нелюбов зашел, пошуршал в прихожей, раздеваясь и разуваясь, прошел в кухню, сразу достал себе другую рюмку и сел за стол на табурете.

Чуча, глядя мимо Нелюбова, налила себе коньяка и выпила.

Нелюбов, не сводя глаз с Чучи, налил себе и выпил.

И снова каждый наполнил свою рюмку.

Не смотреть на человека, который рядом, и с которым, более того, наедине, - очень трудно. У Чучи от напряжения заслезились глаза и судорогой свело плечи.

Смотреть не отрываясь на человека, который изо всех сил не смотрит на тебя, - не легче. Нелюбов весь сосредоточился на задаче не отвести глаза от Чучи, и скоро почувствовал, как мозг плавно превращается в вату, а в ушах звучит нескончаемый прибой тишины.

Ослепшие и оглохшие, они сидели друг против друга, без мыслей, наполненные одним лишь общим желанием: победить.

Чуча не знала, что именно должен сделать Нелюбов, чтобы она поняла: да, выиграла, раз и навсегда, и отныне будет всем счастье. Ну, что же ему сделать, чтобы она почувствовала себя в Париже — залиться слезами раскаяния, пролить перед ней реку крови, осыпать цветами и клятвами? Кабы знать!

Нелюбов не знал, чего он ждет от Чучи: может, ей следует упасть на колени, а может, засветить ему по морде. Знал бы прикуп...

Ясно было одно: победитель заговорит последним.

И поэтому каждый стиснул челюсти — как будто это было необходимо! Что он мог сказать ей? Что она могла сказать ему? Такого, от чего прояснилось бы в голове, а по плечам прокатилась бы волна неги. Разве кто-нибудь верит еще в изначальный смысл слов? Ах оставьте, все это в прошлом! Слишком давно живут слова, слишком много в них, на них, вокруг них накопилось смыслов, подсмыслов, надсмыслом и домыслов.

Только законченный лууузер будет пытаться словами решить ситуацию.

Два человека за столом решали, кто из них лууузер.

Бутылка опустела.

Нелюбов поставил локти на стол, положил подбородок на большие пальцы, а указательными стиснул виски.

Чуча сложила руки на подлокотники кресла, выпрямилась и замерла с опущенными глазами. «Ну же, давай! Ты уже сложил локти на стол. Сдавайся, сукин сын!» - она думала так напряженно, что могла бы внушить это Нелюбову, будь он хоть немного телепат.

«Что ж ты, стерва, хочешь-то от меня?» - думал свое Нелюбов, все еще глядя на Чучу, но уже чувствуя отчетливое отвращение к ситуации.

«Будь ты проклят, упрямый гад! Господи, как спина устала, надо с этим заканчивать...»

«И чего я сюда приперся? Кому нужны эти сцены из супружеской жизни?..»

И Нелюбов применил защиту Лужина — конечно, не столь радикальную, как в оригинале, но с тем же смыслом: если не можешь выиграть партию, всегда можно прервать игру. Нелюбов встал и ушел.

Уходящий всегда хотя бы чуть-чуть выигрывает у остающегося. Даже если уходит в ночь, в дождь, без ничего, с одним только мигом между прошлым и будущим, а тот, другой остается в тепле, уюте и с еще одной запрятанной в шкафу чекушкой коньяка.

Уходящий определенно в плюсе, если остающийся хотел выиграть — так хотел, так хотел, - а его взяли и лишили совсем игры.

Уходящий побеждает с большим перевесом, если он — свободный, красивый, спелый мужчина, а оставшийся — одинокая, зрелая женщина, все еще красивая, но сильно промахнувшаяся сегодня.

Чуча обмякла, откинула голову на спинку кресла и, слушая шум усиливающегося дождя за

окном, повторяла про себя: пусть только попробует вернуться...

Из дневника Полины***

Все-таки парадокс. В жизни влюблялась в кого попало – за один ласковый взгляд, за одну только призрачную надежду. И вот – Иван. Стой, обомлей и влюбись без памяти. Но ведь нет. Невозможно. Почему?!

Когда-то я была уверена, что обладаю уникальной способностью мгновенно отвечать любовью на любовь. Пусть только (думала я) кто-нибудь покажет хотя бы робкую готовность к серьезным отношениям, и я сделаю этого мужчину самым счастливым на свете. Вот! (кричала я во внутренних монологах) вот лежит на дороге любовь, голая, неприкрытая – подберите же! Но никто не подбирал. Или же я сильно преувеличивала свою способность к ответному чувству.

Даже наверняка преувеличивала. Иначе сейчас сидела бы по уши влюбленная в Ивана. Ведь по моим меркам, он мне уже все возможные авансы дал, разве только предложения не сделал.

Господи, если бы кто знал, как мне обидно, что я не могу почувствовать к Ивану ничего хоть немного похожего на любовь женщины к мужчине. Может быть, он появился слишком поздно, и все давно растрачено на Анатолей, Глебов, Звонарей, Чердачников и прочих хоббитов? Может, заветрилась и выветрилась любовь от долгого лежания неприкрытой на дороге?

Нет, не может быть.

Просто бывает так, что на новой, модной, красивой, удобной кровати мучает бессонница. И тянет на старый продавленный диван, который помнит все твои изгибы, и ты знаешь все его впадины.

У меня нет никаких запасных вариантов, и мне безумно надоело одиночество. Но оно не в первый раз надоедает мне, так что я уже немного знаю, чего не стоит делать в этой ситуации. Не стоит идти на поводу у страха. Это бессмысленно, потому что себя не обманешь. Я много раз пыталась. Это случается само собой. Ты, например, встречаешься с бывшим, с которым рассталась по-хорошему. Он одинок. Ты одинока. Вы ведете неспешную беседу у камелька — интеллектуальную. Потом вспоминаете былое — слегка, эпизодами. Ты чувствуешь, что он не прочь. А тебе так одиноко, так надоело уже прислоняться к перепившей подруге да плюшевому медведю! И ты склоняешь голову ему на плечо. А потом платишь за час слабости месяцем душераздирающих метаний. Потому что, видите ли, вам пришло в голову «попробовать еще раз», а ничего хорошего не может быть с человеком, с которым уже было плохо. Ну, вроде как ты же знаешь, что нейлоновая кофточка — не подходящая одежда для минус двадцать. Но у тебя другого ничего нет, а очень приспичило на улицу. Потом трясешься от холода, прыгая по сугробам. Потом лежишь в больнице в воспалением и думаешь: и что тебе дома не сиделось?..

В Иване все чужое. Начиная с запаха. Он пахнет парфюмом, и свежим бельем, и дорогой кожей, и королевским достоинством, и такой респектабельностью, что вокруг него повсюду сам собой отстраивается Лондон. Это приятный запах. Но даже если я начну мыться по четыре раза на дню, я не буду пахнуть также. Да ладно, кого я пытаюсь обмануть – я просто никогда не стану мыться четыре раза на дню.

Когда я рядом с Иваном, я как-будто все время на красной ковровой дорожке, и постоянно надо быть при параде. Но это не для меня.