ОСЕННИЙ ЛИС

– Что, только у него? – ошарашенно спросил Жуга. Девушка кивнула. – Вот так раз…

Он отложил в сторону начатый посох и долго молчал. Прошелся пятерней по волосам. Зерги придвинулась ближе, перехватив его руку в движении, и Жуга вздрогнул, ощутив холодное прикосновение. Тыльную сторону его ладони наискосок пересекала розоватая полоска – память о вчерашней драке.

– Это что – вчера, ножом?

– Угу.

– Больно?

– Нет. Уже затянулось.

– Хм! Надо же, как быстро…

Жуга лишь кивнул в ответ. Он и сам заметил в последнее время, что раны его заживают с быстротой невероятной, порою – просто пугающей. Что было тому причиной, он не знал, а думать об этом как-то не хотелось.

– Ты метался во сне. Что тебя гнетет?

Жуга ответил не сразу, собираясь с мыслями.

– Мне снятся собаки, – сказал он, наконец. – Мне снятся звери. Мне снится, что твари с глазами, как лампы, вцепились мне в крылья у самого неба, и я рухнул… Нелепо, как падший ангел. – Он посмотрел ей в глаза и продолжил: – Я не помню паденья, я помню только глухой удар о холодные камни. Неужели я мог залететь так высоко, и сорваться? Жестоко… – Он вздохнул и помотал головой, словно прогоняя видение. – Прямо вниз…

Зерги не ответила.

– Кто такие псы дождя? – помолчав, спросил Жуга.

Девушка вздрогнула. Взгляд ее серых глаз сделался настороженным.

– Ты думаешь, они существуют? – спросила она.

Жуга пожал плечами:

– Мне просто отсоветовали с ними встречаться.

– Псы дождя… – медленно произнесла она. Порыв ветра взметнул ее золотистую, косо обрезанную челку. – Я только слышала про них. – Она закрыла глаза и заговорила, медленно, словно повторяя заученное: – Они приходят в ночь самого большого весеннего прилива. Злые, трусливые, вечно голодные, они бегут по следам твоей души, не зная устали, слюна капает с их клыков, и нет от них спасения ни днем, ни ночью… Они разрушат все, что тебе дорого, и даже если им самим ничего не нужно, тебе они все равно ничего не оставят… – Глаза ее открылись. – Если ты веришь в псов дождя, так может, и в белых волков – тоже?

– А чего не верить? – Жуга пожал плечами. – Я их видел.

– Ты их… что?!

– Я даже с ними говорил.

Потрясенная, Зерги умолкла, и молчала на сей раз довольно долго. Жуга даже подумал, не обидел ли он ее чем-нибудь.

– Я не слыхала, чтоб кто-нибудь остался в живых после встречи с ними… – наконец сказала она. – Даже Веридис, и тот об этом никогда не упоминал. Только в детстве, помню, слышала я одну песню…

– Спой.

– Я не умею петь, – потупилась та.

– Спой, как умеешь. Пожалуйста.

Она запела. Сперва тихо и – просто читая строку за строкой, но старые слова жили своей собственной жизнью, тянули мелодию за собою, голос девушки набирал силу, и вскоре песня стала песней.

Утром снежным белые волки

С утренним снегом, как беглые толки

Выбегут в поле, следы разбросают,

Набегавшись вволю, бесследно растают.

Что вы ищете в выпавшем снеге?

Вам противен вкус нашего хлеба.

Вас гонит в зиму запах добычи -

Крови медвежьей и крови бычьей.

Вы – холодные снежные звери.

Неисчислимы ваши потери -

Гибнете сотнями в солнечном свете,

И жизнь ваша длится лишь до рассвета.

Жутким плачем расколется ночь -

Все! никто мне не сможет помочь:

Застынет под окнами бешеный вой -

Это снежные волки пришли за мной.

Лишь рассветет и – белые кости

Под сахарным снегом, как тонкие трости

Вырастут в поле под музыку вьюги,

Их не разыщут ни волки, ни люди.

Жуга поднял голову.

– Все так, – пробормотал он. – Все так… Скажи-ка, Зерги, в этой твоей магии чисел четверка хоть что-то значит?

– Четверка? – она задумалась. – Пожалуй, да… Да. Четыре времени года, четыре стороны света, четыре стихии… А что?

– Твой учитель, он ведь, вроде, магией стихий занимался?

Та кивнула.

– Расскажи.

– Агриппа писал…

– Агриппа – кто он? – нетерпеливо перебил Жуга.

– Один ученый. Он говорил, что в мире есть четыре основы всех телесных вещей, суть: огонь, земля, вода и воздух. Из них и образуется все. Четыре стихии дают четыре формы совершенных тел: камни, металлы, растения и животные.

– Эк чего нагородил… – пробормотал Жуга, морщась и машинально потирая запястье, где тусклой зеленью поблескивал браслет. Кожу под металлом саднило. – Мудрено. А если попроще?

Зерги тем временем углядела браслет:

– Ой! Красивый камень. То красный, то черный… Можно посмотреть?

– Смотри, – Жуга протянул к ней руку с браслетом. – Но только так. Последнее время я побаиваюсь его снимать.

– Почему? – Она коснулась браслета и тут же отдернула руку, ощутив непонятное жжение. Зерги нахмурилась, лизнула кончик пальца и провела им по зеленоватой поверхности, оставляя тонкую светлую дорожку. Почему-то Жуга только сейчас ощутил вдруг ее запах – тонкий, сладковатый, совсем не похожий на мужской. Ему вдруг подумалось, что раньше он бы его не различил.

– Как тебе сказать… – Он замялся. – Даже сразу и не объяснишь… Эта штука что-то делает со мной, как-то изменяет меня, и я не знаю, как.

– Двух подвесков не хватает, – словно не слыша его, заметила Зерги, поднимая голову. – Что здесь было?

– Фигурка человека. И звезда.

– Жаль, что учитель погиб… Я не знаю, что это, но мне не нравится. Снял бы ты его, что ли, от греха подальше.

Жуга покачал головой и опустил рукав.

– Лучше не надо, – сказал он. – Хлопот потом не оберешься. Звезду вчера в драке оборвали – всякий раз что-то случается после этого. И потом… есть еще кой-какая причина.

И он снова взялся за нож. Зерги молча смотрела, как Жуга поставил шест стоймя, отмерил его себе по переносье и отрубил лишнее, после чего вынул приготовленную загодя полоску мягкой кожи и принялся оплетать самую его середину. До Зерги вдруг дошло, что рыжий паренек не просто мастерит себе дорожную клюку – то был боевой, тяжелый посох-вертухай. Ей вспомнилось, что в каюте, на огне стоит с утра большущий медный ковш, где плавится свинец, и она окончательно уверилась в своей догадке.

– Думаешь, опять придется драться?

– Береженого бог бережет.

– Странный ты, Жуга, – помолчав, сказала она. – Ох, странный…

– Все так говорят, – не поднимая головы ответил тот.

* * *

Что не посмели сделать люди, сделали к ночи ветер и вода – якорный канат перетерся. Яльмар и Жуга только начали задаваться вопросом, отчего это, мол, корабль качает как-то не так, когда дверь вдруг распахнулась, и в каюту буквально влетел стоявший на стороже свою очередь цыганчонок Ян. Глаза его были, что твои блюдца.