Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

И Еремичев хитро прищурился.

Стасик толкнул флегматичного Рожкова.

– Слышь? Как? Сможешь?

– Неохота, - сонно сказал Рожков.

– Это как же понимать?
– поинтересовался Еремичев.
– А если бы была охота? Неужели бы сделали?

– Вообще-то, я думаю, ему это пара пустяков, - подумав, сказал Стасик.
– Только его надо заинтересовать.

– Ага. Стимул, - сообразил Еремичев, так как именно это слово чаще всего употреблялось во времени взрослых.
– А чего же он хочет?

– Мороженое, наверно, - сказал Стасик.

– У нас его не производят, в нашем мире. А он его любит.

– Так значит мороженого?

– Ага, - вдруг оживился Рожков.

– А чего же вы его не изобретете?
– засмеялся Еремичев.
– Вы же все можете.

– А зачем его изобретать?
– удивился Стасик.
– Оно же давно изобретено.

– Ну ладно, - сказал Еремичев.
– Сколько пачек?

– Десять!
– сказал Рожков.
– Заболеете, - сказал Еремичев.
– Небось, лекарств в вашей стране тоже нет? В общем, по две на брата. И все. Торг окончен.

– Ладно, - сказал Рожков, еще раз глянув на чертеж.
– Поехали.

Стасик взялся за веревку.

– А без этого никак?
– Еремичев указал на санки.
– Уж больно того... Шумно!

– Нельзя, - сказал Стасик.
– Мы уж по всякому пробовали. Только так и получается. Иначе ему ничего в башку не приходит.

И он с отвращением посмотрел на санки.

– Ну, валяйте, - сказал Еремичев.
– Только без трясучки.

И пошел домой. Сзади послышался скрежет. Когда заново разогрел чайник и налил себе свежего чайку, дом опять задрожал. Еремичев бросился к окну.

– Что? Оп-пять трясучка?
– заорал он.

Дрожание прекратилось.

– Это мы чтобы вызвать вас, - нахально крикнул в ответ Стасик. Спускайтесь. Готово.

– Как готово? Что готово?

– Что заказывали, - пожал плечами Стасик.
– Где мороженое?

Еремичев бросился во двор. Бросился, сильно не веря. Во времени взрослых ничего быстро не делалось, а если и делалось, то называлось "халтура". Честное слово, существовало такое слово.

А мальчишки показали ему чертеж. Не очень-то умело нарисованный... Но...

– Э, - сказал Стасик, пряча бумагу за спину.
– А мороженое? Забыли?

– Да... Сейчас, - сказал Еремичев, потоптался на месте и поспешил за угол, к киоску.

– Сейчас получишь свое мороженое. Заработал, - сказал Стасик.

Рожков помолчал с минуту, о чем-то размышляя. Затем сказал:

– Слушай, а зачем ему эта штука?

– Какая?
– спросил Стасик, выжидательно поглядывая на угол дома.

– Ну, которую мы сейчас нарисовали?

– Как зачем? Он же сказал: для ракеты.

– Это понятно, - не унимался Рожков.
– А зачем ему ракета?

– А кто его знает... В космос летать.

– А зачем...

– Да что ты ко мне пристал!
– рассердился Стасик.
– Зачем, зачем! Я знаю? У них так положено. А если очень интересно - спроси сам!

Еремичев возвращался бегом. Один из брикетов оказался подтаявшим, с обертки капало. Несколько капель попали на брюки. Любой бы взрослый на месте Еремичева расстроился. Но этот взрослый был сейчас занят только одной мыслью.

– Вот так пошутил, - бормотал он на бегу.
– Вот так пошутил.

Получив желаемое на границе, обе стороны занялись своими делами. Мальчишки устроились рядышком на санках и принялись за мороженое.

Еремичев скрылся в глубинах своего времени, где и закипела Срочная работа.

И прошел год. Но во взрослом времени. В стране детей этот срок мог оказаться и иным. Время там измерялось не очень регулярно. От случая к случаю - отметкой на дверном косяке, ровно над чьей-нибудь вихрастой макушкой.

А во взрослом времени взлетела ракета. С людьми, между прочим. К далеким звездам. Надолго улетели. О чем и написали в газетах, и чему посвятили очередные речи.

Когда речи отгремели, Еремичев вспомнил о ребятах. Потому что во времени взрослых появилась очередная затея. Вновь связанная с запуском ракеты. Но такой ракеты, чтобы могла вылететь за пределы Галактики и вернуться! Совсем уж какая-то особенно грандиозная ракета. С людьми, между прочим. Вот поэтому-то Еремичев и вспомнил о ребятах.

Вспомнив о них, он подошел к окну и поглядел за границу. Стасик и Рожков сидели почти там же, где прошлый раз оставил их Еремичев. Сидели они на санках, и Стасик горячо в чем-то убеждал сонного по обыкновению Рожкова.

– Эй, - опять не очень-то вежливо окликнул их из своего времени Еремичев.
– О чем дебаты? Хотите мороженого?

– Кто же не хочет?
– резонно ответил Стасик.

И даже Рожков оживился.

– Сейчас угощу.

Еремичев сходил в тот же самый киоск, купил пару пачек пломбира.

– Это вам аванс, - сказал он, протягивая пачки через границу.
– И будет еще, если поможете мне.

– Только никаких ракет, - сразу предупредил Стасик.

– Почему?
– удивился Еремичев.
– Чудаки, это же интересно.

– Может быть, - не стал спорить Стасик и поймал языком сорвавшуюся с краешка брикета каплю.
– Только этот толстый уже не может изобретать никакой техники.

– Это правда?
– спросил Еремичев у Рожкова.

– Ага, - безмятежно отозвался тот, поглощенный поеданием пломбира.

Еремичев вдруг чего-то заволновался, как делали все во времени взрослых, когда чего-нибудь не понимали.

– Ребята, - сказал он, - вы не думайте... Если там мороженое или жевательная резинка... так за этим дело не станет. Можно и посущественное придумать награду...

– Да нет, - сказал Стасик.
– Дело не в этом. Нам не жалко. Просто возраст такой. Мы же растем. Вон у него голос ломается.

– При чем тут голос?
– удивился Еремичев.

– Не знаю. Только все. Никакой техники.