Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

– Нет, боюсь, вылетит, - серьезно сказал Поссевин.
– А кстати, с чего это ты, добрый молодец взял, что именно обухом-то и надо вампира успокоить? Кто обучил сему?

– Да никто. Собственным разуменьем дошел.
– Федор вновь от души зевнул, прикрыв рот широкой ладонью.
– Я так мыслю - не допустит Господь, чтобы водилась на белом свете всякая нечисть. Вампиры, вурдалаки, оборотни... А стало быть, человеки, Петру этому подобные, суть люди и есть. Только в виде каком-то... болезненном, что ли. Не умерли они. Нет. И исцелить их нельзя. Или пока нельзя. И потому они ничуть от обычных душегубов не отличаются, коли губят души невинные. А с душегубом один разговор.

– Тебе что же, определения Сорбонны ведомы?
– подивился Поссевин.

– Что за определения?

– Да видишь ли, друг мой смышленый, - насмешливо проговорил иезуит, почесывая гладкий лоб, - в определениях высокоученой Сорбонны признается примерно то же самое, и более того, запрещается глумиться над трупами вампиров, как то: отсекать им головы, протыкать кольями и прочее.

– Надо же, - устало отозвался Федор, - прочесть бы не худо.

– Не худо, не худо, - закивал Поссевин.
– Вам, русским, многое прочесть не худо. Только вам все некогда. Прав его святейшество, вводя новый календарь. А вы оставайтесь в своем времени. И тянитесь вечно за ускользающей Европой. Ваш-то государь-надежа ваньку со мной валять изволил, выражаясь вашими оборотами. Дурачком прикидывался. Что, мол, за католичество такое, знать не знаем, ведать не ведаем, деды наши жили в православии и нам де заказывали... Ну-ну. Только кого он обманывает? Боится власть упустить, предавшись в лоно церкви католической и целуя руку его святейшеству? А того не понимает, что проходит время мелких и хитрых князьков удельных с их ничтожными раздорами, и выживает лишь тот, кто вписывается в стройное здание Европы под дланью Ватикана...

Поссевин осекся, заслышав легкое похрапывание . Выбравшись из кареты, он поежился, оглядываясь в редеющем тумане. Сунув два пальца в рот, коротко свистнул. Из придорожной копны сена выбрался всклокоченный дюжий кучер, в сутане, но с дубинкой на поясе.

– Запрягай, - распорядился Поссевин, отходя к березе по нужде.

Кучер, что-то бормоча, скрылся в тумане, разыскивая стреноженных лошадей.

Впереди послышался скрип колес и стук подков. Вскоре в тумане обрисовались очертания светлой лошадки с понуро опущенной головой и раздутым животом. Печальное животное влекло двухколесный экипаж. Коляска остановилась. Пассажиры ее, двое священников в белых сутанах, недоуменно уставились на присевшего у березы иезуита. Поссевин, скривившись, встал, опуская подол.

– Мир вам, братья, - сухо сказал он.

– Мир и тебе, брат, - хором отозвались путешественники.
– Садись, в тесноте, но доедем до Кизалова.

– Нет, братья, благодарю, я недавно оттуда, - отозвался Поссевин.
– А вы, должно быть, и есть следственная комиссия из консистории?

– Верно, брат, - сказал священник постарше.
– Это брат Марк, каноник ольмюцкий. А я - брат Симон, новый священник кизаловского прихода.

– Что ж, добро пожаловать в мирные края, братья.

– В мирные ли?

– В мирные, в мирные. Всего-то вам и осталось - сжечь бессмысленный труп.

– Не одобряет таких действий штатгальтер. Поощрять суеверия - дело худое.

– Наше главное дело, - наставительно молвил Поссевин, - привнесение покоя в души мирян. А уж каким образом - дело второе.

– И то верно. А как звать тебя, брат? Кого помянуть в молитве?

– Помяните брата Антония, Поссевина, - кратко ответил иезуит.

– Поссевина?
– взволнованно переспросил каноник Марк.
– Но...

– Езжайте, братья с Богом, - сурово сказал иезуит, предостерегающе поднимая руку.
– С Богом.

Коляска тронулась. Поссевин повернулся, посмотрел на березу, махнул рукой и пошел к карете.

4

Из депеши папского нунция Генриха фон Гонди:

"В городе Вердюне, некой молодой девице 15 лет по имени Николь Авбри явилось привидение, которое выдавало себя за ее дедушку и требовало, чтобы она за упокой его души совершала молитвы и служила обедни. На глаза людей, стерегущих ее, она часто переносилась в какие-нибудь другие места. Не оставалось никакого сомнения, что все это делается злым духом. Но ее только с большим трудом могли убедить в этом. Епископ Лионский приказал совершить над ней заклинания и по окончании их представить отчет о ходе дела; заклинания продолжались более трех месяцев и совершенно исцелили бесноватую.

Несчастная вырывалась из рук 9 или даже 10 человек, которые при этом употребляли все силы, чтобы удержать ее; а в последний день целых 16 человек едва могли удержать ее. Когда она поднималась с земли, то становилась твердой, как столб, и в этом случае никакие усилия стерегущих не могли воспрепятствовать ей встать. Она говорила на многих языках, открывала сокровенные мысли, рассказывала о том, что совершалось в самых отдаленных местах и в тот самый момент, когда событие совершалось. Многим она истинно указывала на состояние их совести. В одно и то же время говорила она на три голоса и это при языке, высунутом на полфута.

Некоторое время заклинания производились в Вердюне, а потом епископ приказал перенести их в Лион. Здесь епископ для совершения заклинаний ставил бесноватую на возвышенном месте, которое было устроено в соборной церкви.

Стечение народа при этом было столь велико, что иногда насчитывалось 10, а то и 12 тысяч человек. Многие приезжали из других стран. Князья и другие великие лица, не имевшие возможности присутствовать лично, присылали от себя уполномоченных с тем, чтобы они потом перессказывали ход дела.

Я, как нунций Вашего Святейшества, счел необходимым присутствовать лично. Были здесь и послы от Парламента и от высшего парнасского учебного заведения.

В ходе дела демон, побуждаемый заклинаниями, представил так много доказательств истинности католической веры, действительности Евхаристии, как истинного таинства, и неверности кальвинизма, что кальвинисты, вместо того, чтобы делать возражения против этих доказательств, в жару гнева совершенно растерялись. Еще когда заклинания совершались в Вердюне, в то время, когда бесноватую водили во храм Богоматери, кальвинисты посягали на самую жизнь ее заклинателей. В Лионе, где их большинство, они были еще ожесточеннее и несколько раз угрожали открытым восстанием. Они требовали от епископа и Магистрата, чтобы амвон, устроенный для заклинаний, был разрушен, а процедуры, обыкновенно совершаемые пред заклинаниями, прекращены.

Демон же был теперь горд, дразнил и поносил епископа. Кальвинисты потребовали от Магистрата, чтобы бесноватая для лучшего исследования дела была заключена в тюрьму. Но тут некий врач, по имени Карльер, был обличен в том, что однажды, когда больная лежала в конвульсиях, вбросил ей в рот какие-то порошки, которые она во время припадка продержала во рту и по окончании выплюнула, и которые оказались самым сильным ядом. Это обстоятельство заставило опять возобновить процессии и заклинания. Тогда кальвинисты огласили подложное предписание от г. фон Монтморенси, которым повелевалось прекратить заклинания и в котором вместе с этим делалось приказание королевским чиновникам привести в исполнение это предписание.

Демон торжествовал, но тут же открыл епископу подлог данного преступления и назвал всех лиц, участвовавших в обмане и говорил, что благодаря слабости епископа, который более подчиняется людям, чем воле Божьей, он, демон, выигрывает время. При этом демон публично объявил, что вошел в девушку против своей воли, по повелению Божьему, с той целью, чтобы или обратить кальвинистов или ожесточить их, и что для него очень тяжело таким образом говорить против себя самого.

Епископ счел нужным совершать процессии и заклинания два раза в день, для того, чтобы таким образом возбудить в народе большее внимание к делу. Процесс начал совершаться с еще большей торжественностью, чем прежде. Демон чаще стал повторять, что срок его отдален. При этом указывал на причины: один раз епископ пред заклинаниями не исповедовался; в другой раз епископ при заклинаниях был не натощак; в третий - не все общество, не все судьи и другие королевские чиновники были в сборе. Говоря все это, демон изрыгал проклятия на церковь, на епископа, на духовенство и проклинал тот час, когда вселился он в тело девушки.