Ошибка Бога Времени

Они зажгут свет, закроют дверь. Юлия приготовит ужин, они сядут за стол. Выпьют вина. Она, Юлия, опьянеет… Женька станет поддразнивать ее… Они будут смеяться… Юлия вдруг подумала, что останется в Женькином доме. Не идти же на ночь глядя обратно через поле! В поле темно и страшно, а в Женькином доме светло и уютно. Ее дом там, где Женька… Женечка…

Ближе к вечеру произошло еще одно неожиданное событие. Вернулся с работы Алекс. Причем не один. Он поднялся в спальню, пропуская впереди себя рослую молодую женщину, большерукую, большеногую, с кирпичным румянцем очень здорового человека и внимательными темными глазами. Густая грива волос была небрежно собрана в тяжелый узел на затылке. Женщина застыла у порога. Алекс подошел к постели жены.

– Юлечка, – позвал он, – Юлечка! – Ирку он не заметил в сгустившихся сумерках. Юлия открыла глаза. – Юлечка, познакомься, это Тамара.

– Здравствуйте, – сказала Тамара, подходя ближе.

– Здравствуйте, – подала голос Ирка.

– Привет! – повернулся к ней Алекс. Досада отразилась на его лице. – Познакомьтесь, Тамара. Тамара, – обратился он к женщине, – это Ирина Степановна.

Ирка терпеть не могла своего отчества, считая его плебейским.

– Тамара? – переспросила она звенящим голосом, не предвещающим ничего доброго. – Кто такая Тамара?

– Тамара – медсестра, – сказал Алекс. – Она посидит с Юлией, пока Лиза Игнатьевна будет с теткой. Она мне звонила, сказала, тетка совсем плохая.

– Зачем? – спросила Ирка. В голосе ее был вызов. – Я могу сама посидеть с Юлечкой. Я могу даже пожить у вас. Зачем нам чужой человек?

– Тамара – профессиональная сиделка.

Тамара молча рассматривала Ирку. Темные глаза ее в сумраке комнаты казались огромными.

– Юлечка! – горячо сказала Ирка, хватая Юлию за руку. – Для меня это не сложно, мне не в тягость, ты же знаешь! Я сама могу, скажи, что не нужно чужих!

– Ирина Степановна, будет так, как я считаю нужным, – в голосе Алекса зазвенел металл. – Тамара останется, пока Лиза Игнатьевна будет с теткой. За Юлечкой нужен уход. Тамара знает, как это делать. Она много лет проработала в больнице.

– Юлька! – отчаянно закричала Ирка. – Скажи, что не хочешь! Скажи ему!

– Ирина Степановна, пожалуйста, успокойтесь. Тамара останется здесь. Будет так, как я сказал.

Ирка вдруг разрыдалась. Юлия с беспокойством прислушивалась к громким голосам. Ей хотелось, чтобы все ушли и снова наступила тишина. Из сцены, которая разворачивалась у нее перед глазами, она поняла, что Ирка кричит и плачет, Алекс недоволен, а чужая женщина пришла вместо Лизы Игнатьевны. Она перевела глаза на женщину, молча стоявшую у кровати. Лапик настороженно обнюхивал ее туфли. Женщина стояла неподвижно. Глаза их встретились. Юлия отвела взгляд первая. От женщины исходили флюиды силы и настойчивости. Юлия закрыла глаза. Ей было все равно.

Тамара поселилась в их доме, в комнате Лизы Игнатьевны. Большая, она двигалась удивительно легко и ступала неслышно. Она тенью присутствовала в спальне, отлучаясь ненадолго, чтобы принести еду или питье. Молча терпеливо кормила Юлию. Вытирала ей лицо и руки влажной губкой. Сидела в углу, вязала нечто бесконечное, серого цвета. Время от времени кидала короткие взгляды на Юлию. Ирка, которая тоже приходила каждый день, как на дежурство, с ней не разговаривала. Юлии же было все равно. Она отдавалась сильным рукам Тамары, позволяла умывать себя по утрам, ела с ложечки. Она пребывала в полуобморочном состоянии и лишь иногда приходила в себя настолько, чтобы ответить на Иркино: «Как ты?» Отвечала неизменно: «Хорошо». Ирка сидела с книгой у кровати. Иногда, подчеркнуто не обращая внимания на Тамару, рассказывала Юлии городские сплетни.

Странное это было сосуществование. С момента появления Тамары Ирка испытывала к ней холодную бешеную ненависть. За то, что та была молодая, красивая, здоровая. За то, что влезла между ней, Иркой, и Юлией. Она следила за Тамарой, притворяясь, что читает. С ее точки зрения, баба Лиза была намного лучше, хоть и старая дура. Тамара, молчаливая, большая, самоуверенная, вызывала у Ирки ярость. Она окрестила сиделку «фельдфебелем». Расклад у них получился такой: Ирка читала в кресле, Тамара вязала в углу спальни, Юлия бродила в лиловом мире в поисках Женьки.

Вечером приходил Алекс, сидел подолгу у кровати жены. Держал ее за руку, гладил по волосам. Юлии не было хуже. Но и лучше ей не было. Казалось, ее болезнь замерла, раздумывая, как поступить дальше: привести приговор в исполнение или помиловать.

Ирка сначала порывалась помочь Тамаре кормить Юлию, но та отодвигала ее в сторону, неизменно говоря: «Спасибо, я сама». Ирка приносила виноградный сок и шоколад. Варила себе кофе, всячески подчеркивала, что она здесь своя. Ненавидя себя за соперничество с прислугой.

Так и тянулись короткие зимние дни, без просвета, без надежды. Все ожидали чего-то, сами не зная чего. Что-то назревало, набирая критическую массу и грозя большим взрывом. Недолго осталось ждать.

И дождались наконец.

В один прекрасный день приехал Марик. Он ввалился в спальню Юлии, пребывая в самом жалком состоянии тела и духа. От него несло спиртным, красный длинный шарф волочился по полу, дубленка была испачкана какой-то липкой дрянью. Юлия, вырванная из своего полусна, с удивлением смотрела на Марика. Таким она никогда его не видела.

– Юлечка, привет! – Марик с размаху уселся в ногах кровати.

Лапик зарычал.

– Ты чего явился? – набросилась на мужа Ирка. – Юльку нельзя беспокоить. Пусть спит!

– А ты сторожишь сон любимой подруги? – тон у Марика был агрессивный.

– Уходи! – Ирка вскочила с кресла. – Вон лужа с тебя натекла. Уходи!

– Юля! – позвал Марик. Он наклонился над Юлией, обдавая ее тяжелым запахом водочного перегара. – Юлечка, ты как?

– Ты что, не видишь? – закричала Ирка. – Убирайся!

– Вижу! Плохо! – он потряс Юлию за плечо.

– Оставь ее в покое! – обозлилась Ирка, хватая мужа за рукав. – Ты что, совсем сбрендил?

– Юль! – настойчиво повторил Марик, выдираясь из рук Ирки. Но не тут-то было. Ирка держала крепко. Ее трясло от бешенства. – Отстань!

Марик рванулся. И опять Ирка не выпустила. Тогда он поднялся во весь свой немалый рост и, не рассчитав силы, отпихнул Ирку. Мелкая тощая Ирка отлетела в сторону и с размаху рухнула в кресло. Тут же вскочила на ноги и завизжала разъяренно:

– Ничтожество! Пошел вон! Вон!

Подойти к мужу она не решилась, зато схватила с тумбочки светильник – лягушонка под зонтиком-мухомором – и метнула в Марика.

– Идиотка! – заорал тот, уклоняясь.

Лягушонок упал на пол и разлетелся вдребезги. Лапик громко залаял. Тамара шевельнулась в углу и отложила в сторону спицы. Юлия открыла глаза и наблюдала сцену с вялым любопытством. Она не понимала, что происходит.

– Идиотка! Стерва! Ты же ее ненавидишь!

– Молчи, дурак!