Ошибка грифона

– Простите меня за все! – сказала Радулга.

– И ты меня!

– И ты! Простите нас! – донеслось со всех сторон.

Тут же, обнимая одной рукой Малару, а другой Бэтлу, стояла и Брунгильда. Огромная валькирия была до того растрогана, что, всхлипывая, свела руки, прижимая соратниц к себе.

– Полегче, медведица! Ты мне шею сломаешь! – прохрипела Малара.

Все так же всхлипывая, Брунгильда ослабила хватку.

– Я вас люблю, девочки! – едва выговорила она сквозь слезы.

Круг показался Фулоне неполным. Она подняла голову и обнаружила, что две валькирии стоят в стороне.

– Даша! Прасковья! Идите сюда! Может, в последний раз мы вместе!

Даша робко приблизилась и, худенькая, узенькая, втиснулась между Бэтлой и Брунгильдой. Специально ли она выбрала это место или нет, но между ними она казалась совсем крошечной.

Прасковья же пока медлила. По ее губам бродила полупрезрительная и одновременно неуверенная улыбка, какая бывает у человека, который привык всегда быть один и никому не верить. Пока Фулона, улавливающая все эти нюансы, искала подходящее случаю точное, убедительное слово, слова эти пришли совсем от другой.

– Прашка! Валькирия ледяного копья! Не сачкуй, дамочка! Уши отрежу! – задорно крикнула Малара.

Прасковья ухмыльнулась и встала в разомкнувшийся круг между Маларой и Брунгильдой.

Теперь, когда все двенадцать валькирий стояли вместе, что-то изменилось. Все временное, наносное, случайное ушло. Круг начал медленно покачиваться, сжимаясь все теснее. Валькирии наклоняли вперед головы, пытаясь соприкоснуться плечами, щеками, волосами. Поначалу еще слышны были какие-то звуки, говорились какие-то слова, а потом в этой точке пространства повисла великая и страшная тишина.

– Ну все! – сказала наконец Радулга потеплевшим голосом. – Меня затискали! Хватит! А то драться не смогу!

Круг разомкнулся. Каждая валькирия подошла к своему оруженосцу и попрощалась с ним.

– Ты холодец-то со стола убери, если что! А то испортится! – напомнила Бэтла Алексею.

– А теперь главное! – сказала Фулона, кашлянув. – Для кого-то это станет неожиданностью, но… я так решила. Только что поняла, а до этого колебалась! Сегодняшний бой мы проведем без оруженосцев. И крепостью не будем пользоваться – выйдем им навстречу, на лед.

Хаара вздрогнула.

– Как это? А оруженосцы? А Варсус? А Шилов? – спросила она недоверчиво.

Фулона качнула головой:

– Нет. Не будет ни Варсуса, ни Шилова. А остальных подставлять тем более жестоко. Двенадцать их – двенадцать нас. Надеюсь, вы меня поймете.

Шилов и Варсус переглянулись.

– Ну вот. Значит, сегодня я не умру, – сказал пастушок.

– Это никогда не поздно, – отозвался Шилов.

Хаара сглотнула:

– Но почему ты раньше…

– Раньше я молчала, потому что и сама не могла решиться. Мне казалось, мы можем чуть схитрить и воспользоваться услугами Варсуса и Шилова… Тогда нас будет уже не двенадцать, а четырнадцать. Но… – Фулона замолчала и махнула рукой.

– Я не хочу умирать вот так вот, даром! – перебила Хаара. – Место кривое! С нами две новенькие и валькирия-одиночка, которая тоже почти что новенькая… Шилов и Варсус хоть как-то уравновешивали силы, а теперь…

– Хаара, не бузи! Тебе оруженосцев не жалко? Да с ними со всеми справится любой, даже раненый, страж мрака… А брать только Шилова и Варсуса – слишком очевидная трусость! – прогудела Радулга. У нее лишь бровь чуть дрогнула, когда она услышала о решении Фулоны. Кажется, Радулга была даже рада. Отваги в ней было столько, что, казалось, она готова броситься на Черную Дюжину и в одиночку.

Валькирии зашумели. Кто-то соглашался с Радулгой и Фулоной, кто-то – с Хаарой.

Резкий звук охотничьего рога заставил их замолчать.

– Пора! – поторопила Фулона и тупой частью своего копья ударила по льду, поставив его вертикально. – Кто со мной, возьмитесь за мое древко!

Рядом с ее ладонью легла ладонь Радулги, ладонь Бэтлы, ладонь одиночки Даши и совсем неожиданно – прохладная ладонь Прасковьи. Это так поразило остальных, что больше уже никто не спорил. Последней, почти уже на золотой наконечник копья, положила руку Хаара.

– Ну вот и все! – очень тихо, явно не пытаясь, чтобы ее услышали, но все равно таинственно услышанная всеми, произнесла Фулона. – Мы совершили в жизни много ошибок, много раз оступились, но светом так и не стали. Совершим же рывок к свету в смерти! И пусть те, кто придет после нас и возьмет наши копья, запомнят этот бой!

Руки валькирий до боли, до побелевших костяшек сомкнулись на древке копья, а потом сразу отпустили его и стали натягивать боевые рукавицы. Оруженосец Фулоны, подчиняясь ее знаку, подошел к ней.

– Если что… Ты знаешь, что нужно делать! – твердо посмотрев на него, сказала Фулона.

Тот кивнул.

Глава двадцать четвертая Костяные часы

1. При общении происходит незримое соприкосновение людей. Наложение, взаимовлияние, обогащение или, напротив, расходование. Нельзя сказать человеку даже «Привет!», чтобы чуть-чуть не повлиять на него или чтобы он на тебя чуть-чуть не повлиял.

2. То, что делаешь, надо делать не оглядываясь на других, кровью сердца. Тот, кто оглядывается во время бега, никогда не прибежит первым.

Мысли Эссиорха, записанные на другой стороне холста

Опять протрубил рог. Черная Дюжина, вытянувшись в цепочку, пошла к ледяной крепости.

– Бой? – спросила валькирия Даша. Она уже несколько раз порывалась метнуть копье, но все никак не могла решиться.

– Нет еще… Рисуются! Показывают себя трибунам! Заодно и нас запугивают! – сквозь зубы сказала Хаара, даже не пытаясь поднять выше щит.

Черная Дюжина постепенно приближалась к ледяной крепости. Первым тяжело ступал очень низкий, очень широкоплечий и оттого похожий на куб страж мрака. Несмотря на небольшой рост, руки у стража были длинные и при ходьбе свисали едва ли не ниже колен. За стражем по льду что-то волочилось, и валькирии долго не могли понять, что это, пока не разглядели, что это ядро. Чем ближе подходил страж, тем слышнее становился металлический звон.

Потом уже, когда на стража упал свет факела, валькирии разобрались, что его ноги закованы в кандалы, а другие кандалы у него на руках. Изредка страж останавливался, вскидывал голову и бросал быстрый, исподлобья, взгляд то на валькирий, то на своих спутников, которые, как видно, его побаивались, потому что держались от него в некотором отдалении. Но даже и в кандалах, безоружный, передвигавшийся неуклюжими мелкими шажками и волокущий за собой ядро, страж ухитрялся внушать ужас. Лицо у него было вмято от когда-то пропущенного удара булавой. На лысой голове – множество шрамов. Один из них проходил через глазницу, рассекая бровь, однако глаз уцелел – разве что смотрел несколько косо.