Ошибка маленькой вселенной

— Мы не одни, Дима, — сказала Таня, — у нас гость.

— Да, я почувствовал, — ответил Дима, — жаль, что мы не встретились раньше.

— Это могло окончиться для тебя печально, — ответила Тень из-за спины, — да и сейчас может.

— Это вряд ли, — Дима усмехнулся.

— Ты стоишь на лезвии бритвы, — сказала Тень.

— В нашем мироздании это самое надежное место, — пожал плечами Дима.

— Мне не нравится твой третий путь, — голос Тени звучал тихо, но буквально придавливал тяжестью произнесенных слов.

— Но согласись, он ведь лучше второго пути, с которого мы только что сошли. На втором пути тебя не было, — Дима спокойно улыбнулся.

— На том пути не было ничего. Правильный выбор должен быть простым. Да или нет. Быть или не быть. Ты затеял игру, которую ни один человек не в состоянии понять.

— Я не люблю простые решения. Ты ведь знаешь.

— Я могу развеять тебя в любой момент.

— Да, но в этот самый момент я потеряю веру в третий путь. И мы все вернемся на второй.

— Не поспоришь, — Тень неожиданно рассмеялась хриплым, лающим смехом. Потом, успокоившись, добавила: — Ты для этого хотел меня видеть? Чтобы обменяться банальностями при встрече?

— Увидеть тебя не так-то просто, — ответил Дима, — но нет. Я пришел вовсе не к тебе.

— Увидимся тогда. В конце миров.

С этими словами Тень исчезла.

— Увидимся много раз, — ответил Дима в пустоту, — мы же одно целое.

— Так зачем ты тут, Димка? — Спросила Таня.

— За двумя вещами, — ответил Дима, — во-первых, сказать тебе кое-что о твоем мире. Ничто отступило, многое еще можно спасти. Надо будет только немного постараться. А еще у меня есть ощущение, что тебя обманули насчет родителей. Твоя мама вовсе не погибла на пожаре. Тебя просто забрали из семьи, потому что ты с братом подавала признаки одаренности.

— С братом? — Переспросила Таня.

— Его больше нет, к сожалению, — покачал головой Дима, — я вспомнил о нем, когда открыл для себя третий путь. Ты ничего не помнишь, потому что он встретился со своим двойником до того, как ты стала Оракулом. Но не отчаивайся. В мире все сложнее, чем кажется, и это прекрасно.

— Спасибо, — кивнула Таня после минутной паузы, — это очень ценная для меня информация.

— Да на здоровье, — улыбнулся Дима, глядя на огни стелящегося под ними города. Это и правда было очень красиво.

— А что за вторая вещь, о которой ты говорил? — Спросила Таня.

— Мне нужен какой-то двухколесный транспорт, на котором я мог бы увезти с собой взрослого.

Танины брови удивленно взлетели вверх.

Управлять скутером оказалось куда легче, чем кататься на скейте. И все же поездка по крутому горному склону требовала полной сосредоточенности. Дима даже пропустил момент, когда удалось попасть на тропу.

«Дим, мы на месте, — сказал Барс, — кажется, справа что-то происходит. Я вижу какое-то быстрое беспорядочное движение».

Джессика была великолепна в битве. Возле нее уже лежала недвижимая гора сокрушенных созданий: беспорядочное нагромождение треснувших хитиновых конечностей, склизких щупалец и внутренностей, фасетчатых глаз. Она продолжала биться, но было заметно, что неизбежная усталость все сильнее давила на нее. Барс выпрыгнул из рюкзака, и понесся впереди скутера, оглашая окрестности кошачьим боевым кличем. Чудовища дрогнули, и откатились концентрическими волнами обратно к зарослям. Джессика какое-то время твердо стояла, широко расставив ноги. Потом рухнула на колени.

— Привет, — сказал Дима, заглушив скутер, и поставив его на подножку, — раны серьезные? Я с собой аптечку захватил!

Джессика ничего не ответила, только сжалась в комок, опустив голову на колени.

— Эй! — Дима взволнованно подбежал к ней, и опустился рядом, — вот только умирать сейчас не вздумай!

— Зачем? — Прошептала Джессика надтреснутым голосом.

— Что — зачем? — Переспросил Дима, сделав вид, что ничего не понял.

— Зачем пытаешься меня спасти?

— Я не пытаюсь, а спасаю!

— Я не хочу жить! — Ответила Джессика.

— А зачем тогда отбивалась от этих тварей?

— Я не хотела умирать так!

— Я думаю, ты вообще никак умирать не хочешь, — сказал Дима, — потому что чувствуешь — сейчас не время и не место.

— Мне некуда идти… — простонала Джессика, — я никогда не стану Оракулом. Я завалила задание.

— Так, — ответил Дима, устраиваясь возле нее поудобнее, прямо на земле, — давай по порядку. Оракулом ты не станешь. Да тебе это и не надо. Не твое это. Ты всю жизнь хотела движухи и приключений, а вся эта эзотерическая ерунда… ну вот скажи пожалуйста, почему ты дала себя убедить, что это твое?

Дима заметил, как спина Джессики чуть расслабилась. Она подобрала руки, словно готовясь подняться.

— Продолжай, — сказала она.

— Задание, которое тебе дали, было ошибочным. Мы сейчас живы только потому, что ты его завалила. И вообще — я думаю, ты не из тех, кому нравится выполнять какие-то задания, кому-то подчиняться.

Джессика выпрямилась, и посмотрела Диме в глаза. Ее лицо было сильно расцарапано, на подбородке и шее виднелись потеки крови.

— А еще, — продолжал Дима, вдохновленный успехом, — я думаю, что смогу помочь тебе найти Солдата. Если я этого не сделаю — вы оба будете жутко мучиться до конца жизни. Вам нужно простить друг друга. Неужели ты не видишь, какая вы хорошая команда, когда не выполняете чужие приказы, и не лжете друг другу?

Юкки

Дима вряд ли мог сказать, что любит сестру. Она просто была частью его жизни, с самого рождения. Любить ее — это все равно, что любить небо, землю и солнце. Когда он был совсем маленьким, она заставляла его играть в домик или в больницу. Нельзя сказать, что мальчишке были интересны такие игры — но никакой альтернативы не было. Они жили в отдаленном гарнизоне, в сердце Сибири, и могли месяцами не выходить из дома. А как иначе — кому в голову может прийти мысль тащить детей на улицу в пятидесятиградусный мороз? При этом к собственным игрушкам сестра относилась очень трепетно. Когда он просил ее игрушечную аптечку, или новое надувное колесо — она с возмущением отказывала. А когда Дима начинал плакать — пела ему песню про верного друга, который «в беде не бросит, и лишнего не просит», особенно упирая на это «лишнее», которое нельзя просить.

Когда ее не стало — из Диминого мира словно убрали важную деталь, и тот перестал работать. Они недавно переехали в большой город. Семье дали новую квартиру, которую они с удовольствием обживали. Сестру сбила маршрутка, зимой, на скользкой дороге. Она погибла на месте. Родители были так убиты горем, что про второго ребенка позволили себе забыть. Как будто он сам не горевал. Как будто был лишней деталью.

Именно это сравнение с лишней деталью пришло Диме в голову сейчас, когда он наблюдал за Юкки. Она вышла из библиотечного корпуса и, понурив голову, брела по подвесному мосту. Ее кот плелся следом, опустив голову. Было одновременно и забавно, и неловко наблюдать за изменением выражения ее личика, когда она, наконец, подняла голову, чтобы толкнуть дверь, и заметила его на крыльце. Равнодушие сменилось недоверием; недоверие — узнаванием и безумной надеждой. Потом был легкий отблеск радости.