Ошибка предсказателя
Шрифт:
«Так вот где таилась погибель моя», – так, что ли, у Пушкина? В комитете у «патрона» людей – на все позиции. От них и надо ждать подлянки. И никак не сбережешься…
Не читалось. Книга, раскрытая на главе о коварстве, необходимом людям, идущим во власть, – мудрое на все времена сочинение Макиавелли, – лежала на чистом шероховатом полу. Маленький цветной телевизор под потолком давно не зажигался своими политновостями. Не хотелось ни есть, ни пить. Только частые, нервные, болезненные позывы мочевого пузыря к параше напоминали, что он еще жив…
Перед глазами сидельца-государственника
Но по жизни они смотрят в одном направлении, и толку от активной оппозиции – чуть. Не надо было бодаться теленку с дубом. Эх, Осина! А казался таким всемогущим… Все, самому спасаться надо. Надо срочно просить, чтобы перевели под Контору, поменяли подсудность, увезли на агентурную дачу ФСБ в Троице-Лыково. И он скажет все.
– Обед… Обед… Обед…
До чего же гнусный голос у развозящего тюремную баланду татарина Равиля Багаутдинова. Ну, пока все не утрясется, есть-то надо…
Щи как щи. Никакого привкуса. Соли и жира в меру. Хотя, конечно, для его здоровья – жирновато…
…Прибывший через два часа тюремный доктор, имевший большой опыт работы в местах лишения свободы, поставил диагноз: «Острый приступ панкреатита». Так все и думали. Жир тюремный не по здоровью.
Доктор сделал укольчик, генерала доставили в тюремную больничку. Через час ему стало плохо, и его увезли к Склифосовскому.
Оттуда уже было сообщение: помер генерал. Легкой смертью. Не приходя в сознание…
Глава семьдесят вторая
Чижевский
Перстень был хорош! Даже если бы он не был позарез нужен для задуманного эксперимента со временем, просто как за перстень с уникальным камнем и удивительной «легендой» – и тогда ста тысяч евро не жаль.
К этим рассуждениям можно добавить, что смотрелся он на безымянном пальце потомственного графа Станислава Чижевского как влитой, словно он с ним и родился.
Нравственным аргументом в пользу правильности сделки было и то, что заплаченные деньги пойдут, скорее всего, на образование двух славных ребятишек из неполной семьи…
А дружба с вождем объединенного Камеруна еще откликнется Чижевскому большой пользой.
«Вот это и называется талантом оказаться в нужное время в нужном месте»…
Поздний вечер он провел в лоджии своих апартаментов в лучшем отеле столицы Камеруна «Хилтон», прихлебывая охлажденный брют парижской фирмы «Де Грасье, поглаживая перстень и слушая Вивальди.
Разбудил Чижевского звонок бывшего сержанта Иностранного легиона. Свои деньги он привык отрабатывать полностью. На рассвете бригада «маляров» выехала на плато с запасом краски, вопрос с «зелеными» был согласован – их убедили пожертвования русского ученого и путешественника на национальный парк. К моменту звонка рабочие покрасили пульверизаторами траншеи на поверхности плато. Теперь выщербленные в каменистом плато канавки создавали рисунок, который можно было уверенно идентифицировать с изображением ковша Большой Медведицы.
Словом, когда автомобиль, выделенный министром
строительства Республики Камерун высокому гостю, привез его на аэродром, самолет француза, заказанный Чижевским, уже ждал его. Минута – и они в воздухе. Полчаса полета – и под крылом двухмоторника оказалось плато, на сером фоне которого явственно проглядывало изображение ковша Большой Медведицы, которое вчера лишь угадывалось.Вначале Чижевский хотел высадиться в центре плато. Но рисунок захватывал несколько километров. Он передал по рации, чтобы ждущий его внизу автомобиль направлялся к окончанию рукоятки Ковша, туда же велел лететь и Гастону – так звали ветерана Иностранного легиона.
«Маляры», закончив работу, уехали пропивать в барах столицы так неожиданно свалившийся на них с неба гонорар.
– Здесь, – указал пилоту Чижевский. – Видишь рукоять ковша? Приземляйся.
Двухмоторник послушно затормозил в нужном месте…
«Оказаться в нужное время в нужном месте», – улыбнулся своим мыслям Станислав Чижевский.
Для планеты Глории или кометы Фелицы было еще не время, но встающее из-за горизонта жаркое африканское солнце осветило плато и отразилось тысячей мелких лучиков из точки, завершающей рисунок на плато. Не в силах сдержать себя, Чижевский бегом направился туда.
Набежавший утренний ветерок согнал с поверхности плато крупную красноватую пыль и сухую траву. В каменистой поверхности стала видна небольшая впадинка, углубление явно искусственного происхождения.
На глубине пяти-шести сантиметров в ямке светилось розовое пятно.
Чижевский протянул к нему руку и почувствовал легкий ожог.
Похоже, в углубление был утоплен огромный розовый рубин – поверхность его, гладкая и словно светящаяся изнутри, обжигала руку, как уголек.
– Позвольте мне, патрон, – обратился к своему временному хозяину Гастон.
Он вытащил из кожаных ножен огромный кинжал – Чижевский привычно определил его как спецназовский – и, чуть разрыхлив мягкий камень вокруг предмета, двумя пальцами выковырнул большой камень.
В руках французского сержанта камень светился менее интенсивно, но все же светился.
«Поразительное зрелище, – подумал Чижевский. – Даже если с экспериментом, задуманным нами, ничего не выйдет – все равно, за эти месяцы он так много удивительного и прекрасного узнал про рубины, что не жаль ни затраченного времени, ни сил, ни денег…
Он бережно протер поверхность рубина руками. Камень все еще хранил тепло солнца и светился изнутри, передавая человеку свою безграничную энергию…
Вечером он засел за расшифровку глиняных табличек. Для придания осмысленности всему тексту чего-то не хватало… Вдруг, по наитию, ему вспомнилась беседа со старухой-карелкой под Петрозаводском. После «встречи» с шаровой молнией бабка заговорила на древних языках. Пока она говорила на китайском, арамейском и других мертвых языках, специалисты ее понимали, но как только начинала что-то причитать на горловом, с придыханием наречии, смысл ускользал… Не знал он звучания лишь двух языков – языка кельтов-друидов и языка жителей погибшей Атлантиды. Но написание… Ему пришла в голову шальная мысль: