Ошибка в объекте

— Знаю,— коротко сказал Демин.— Он показался вам сопляком?

— Он и был сопляком. Не исключено, что я видела его даже не в этом году… Поэтому…

— Вы не помните имя? Ведь в тот вечер у Жигунова его как-то называли?

— Ха! Вы тогда не видели меня… Вам повезло, Валентин Сергеевич!

— Вам тоже немного повезло,— заметил Демин.— Иначе мы не сидели бы с вами в этом кабинете.

— Да,— кивнула Борисихина.— Я запросто могла лежать в одном холодном помещении под простыней.

— Ну уж коли у нас получился такой разговор, рискну задать один вопрос…

— Все, что касается меня,— пожалуйста! — с готовностью ответила Борисихина.

— Это касается не только вас. Если не сможете по каким-то причинам ответить — ваше дело. Но буду признателен, если ответите. Суть заключается в расхождении некоторых данных… Ваш муж утверждает, что весь день после пожара он добросовестно отработал на заводе металлоконструкций.

— Значит, так оно и было! — несколько поспешно воскликнула Борисихина.— Завод — это не контора какая-нибудь, человек на виду… Он ведь работает в конструкторском бюро.

— Я был на этом заводе, немного знаком с работой конструкторов. Они имеют право, может быть, это их обязанность — бывать в цехах, где изготавливаются металлоконструкции. В чертежах то ошибка, то оплошность, то рацпредложение в бригаде созрело, то меняют марку металла, ставят уголки, которые есть, вместо положенных по проекту… Все это необходимо утрясти с конструктором. Короче — они могут уйти, и никто на заводе не поручится, что в данный момент он в цеху, а не между цехами, идет в контору, а не к себе домой. Еще короче — у нас есть доказательства, что ваш муж около часа дня был в больнице.

Борисихина передернула плечами, исподлобья посмотрела на Демина.

— Простите, но это… Очень важно? В этом таится какое-то зловещее значение? Объясните, я никак не соображу.

— Все очень просто. В больнице лежат люди, пострадавшие на пожаре. Старик Жигунов, Свирин, там же была и Дергачева, но на следующий день, как раз, когда там вертелся ваш муж, она умерла.

— Он что-то ей сделал?

— Не похоже. Но он там был. Зачем ему понадобилось приходить в больницу тайком, через служебный ход, в рабочее время?

— А вы можете ответить на этот вопрос? — с улыбкой спросила Борисихина.

— Могу. Но боюсь, что ни вам, ни вашему мужу мое предположение не понравится.

— Рискните.

— Хорошо. Вам муж, взбудораженный тем видом, в котором он вас застал, нанес опасные для жизни травмы нескольким людям. Чтобы замести следы преступления, поджег дом. Но Жигунова и Свирина удалось спасти. Говорить они не могут, но когда заговорят, назовут преступника. Чтобы этого не случилось, ваш муж пробирается в больницу, чтобы убить оставшихся в живых участников застолья. Но ему это не удается. Вспугнутый нашим сотрудником, он скрывается.

— Боже, в каком ужасном мире вы живете! — воскликнула Борисихина.— Скажите, Валентин Сергеевич, а вы сами верите во все это?

— Полностью принять эту версию мне не позволяют некоторые другие факты. Но и отказаться от нее я не имею права, да и не хочется, она многое объясняет.

— Слушая вас, я не могла поверить, что речь идет о моем муже, мне все время приходилось делать над собой усилие, чтобы помнить, что рассказываете вы не о преступнике международного класса, а о Борисихине… Нет-нет, так он вести себя не мог.

— Вы плохо знаете своего мужа,— заметил Демин.— Мы вообще плохо знаем людей, которые живут рядом. Часто судим о людях дальних стран, мельком увиденных на экранах телевизора, куда точнее и глубже, нежели о человеке, которого видим каждый день. Что-то мешает взглянуть на них пристальнее, нас устраивает поверхностный взгляд. Наверно, потому, что с близкими мы не решаем мировых проблем, и даже обыкновенных производственных дел не решаем. С близкими людьми мы утрясаем быт — очереди, магазины, стирка…

— Как бы там ни было, все, что вы рассказали, заставляет меня иначе взглянуть на своего благоверного. Я, кажется, начинаю его уважать. Глядишь, и до любви дело дойдет,— добавила Борисихина.— Неужели это бывает — чтобы столь злодейские поступки могли вызвать уважение и даже любовь к человеку?

— Дело не в злодействах. Просто вы убедились, что он способен на сильные страсти, на отчаянные поступки, что он решителен, когда дело касается вашего достоинства…

— А что говорит обо всем этом мой муж?

— Молчит. Не был, говорит, в больнице, и все тут. Я спрашиваю, может быть, кто-то сходил туда в его туфлях… И это отрицает. Не могли, говорит, с моих ног похитить туфли так, чтобы я этого не заметил. Я, говорит, не то что некоторые, с которыми подобное может случиться.

— Так он еще и шутит?! — восхитилась Борисихина.— Никогда бы не подумала.

14

Привели Тетрадзе. Он был бледен, густая щетина с невероятной скоростью покрыла почти все его лицо, придав ему скорбный и запущенный вид.

— Положение таково,— начал Демин.— Экспертиза утверждает совершенно уверенно, что на ваших брюках следы огня и кровь, которая по группам принадлежит двум пострадавшим людям — Жигунову и Свирину. Вам не хочется уличить экспертов в невежестве?

— Нет, не хочется. Ваши эксперты очень грамотные люди, и я искренне уважаю их за мастерство и добросовестность.

— Спасибо. Я обязательно передам им ваши слова. Но в таком случае, как вы объясните появление на ваших брюках столь зловещих следов?

— А! — Тетрадзе безнадежно махнул рукой.— Так ли уж важно, что я скажу, как объясню… Не поверите. И правильно сделаете. Такие следы, такие следы… Я даже не знаю, чем их можно обесценить.

— Вы убивали этих людей?

— Нет.

— Поджигали дом?

— Что вы, Валентин Сергеевич! Как можно поджечь дом, в котором живут люди! И потом… Тогда я еще не терял надежды этот дом назвать своим.

— Что же произошло?

— Произошло то, что Тетрадзе оказался в опасности. По собственной глупости. Следы — это одно, но против меня говорит и долг старика. Две тысячи я ему отдал, а он мне отвечает, что вернет, когда у него будут деньги… Ха! Будто я не знаю, что, когда у него будут деньги, он их тут же пропьет. И правильно сделает, что еще остается старику… Но мне-то, мне обидно! А если мне обидно, думаете вы, Валентин Сергеевич, значит, у Тетрадзе есть основания для опасного преступления. Две тысячи рублей! Подумаешь! Если вы мне понравитесь, если вы у меня попросите, я подарю их вам, не задумываясь!