Ошибка
Шрифт:
Она прожигает взглядом нож, а меж бровей появляется складка.
— Я не монстр, Джуд, не такая как ты, и не такая как он, — её голос мягок, неуверенный, и выражение отвращения расползается по её лицу.
— Возможно, ты и не была им, — глядя на неё, я прищуриваюсь, — но ты уже не та, что раньше, когда тебя приволокли сюда через эти двери. Когда кто-то причиняет тебе боль, единственный способ унять эту боль — месть. Он не просто украл что-то денежной стоимости, Тор. — Я чувствую пульсацию в висках. Зубы скрипят от гнева, вырывающегося на поверхность. — В этом мире,
Я хочу помочь ей. Хочу, чтобы она почувствовала себя защищённой. Ведь после того, что с ней произошло, единственный способ заставить её почувствовать — это кровопролитие.
Глава 22.
ВИКТОРИЯ
Моё сердце, бьётся о ребра, словно сумасшедшее в то время, как я сжимаю рукоятку ножа влажной ладонью. Джуд сжимает мои пальцы своими, усиливая мою хватку. Подняв свой взгляд, я вижу, что он по-прежнему смотрит на меня. Часть меня чертовски ненавидит его и хочет загнать этот нож в его грудь, покончив с этим, а другая часть меня, ну, в её извращённом и ненормальном смысле, пытается всё исправить.
В его мире справедливость вершится именно так. Я чувствую, как он хочет этого, как жаждет вернуть мне то, что было отнято, но он не может. Всё, что осталось — это гнев и ненависть, которые гноятся внутри меня. Я не хочу быть таким человеком.
— Он заплатит за то, что сделал, — взгляд Джуда пугающий. — Ты меня слышишь, Тор?
Ещё никогда я не была в состоянии почувствовать чужой гнев, но в этот момент он исходит от него, словно пекло, и, если я не отойду от него, он меня поглотит.
Слышу звон цепей и слабый стон, эхом разносящийся по комнате. Я не могу посмотреть на Боба.
— Я думал только о тебе, Джуд, — хрипит Боб. — Она делает тебя слабым. Мы же семья!
Кажется, в комнате становится на пять градусов ниже, но это не имеет ничего общего с температурой. Джуд становится мертвенно неподвижным, а это намного страшней, чем любые слова, которые он может сказать. Он идёт в сторону Боба со смертоносной грацией, которой я изумляюсь в нём, и останавливается перед мужчиной, хватая его за челюсть.
— Ты ослушался меня, — его голос похож на рык, полный угрозы. — И относился ко мне неуважительно. Семья мы или нет, ты заплатишь.
— Она разрушит тебя! — шепчет Боб, и его цепи снова лязгают.
— Закрой свою пасть! — огрызается Джуд, сжимая и разжимая кулаки.
Он разворачивается, и я уже начинаю думать, что он собирается уходить, но Джуд резко замахивается, впечатывая кулаком в лицо Боба. Я инстинктивно отшатываюсь от проявления такого насилия и власти, но я бы солгала, сказав, что не хочу страданий для Боба. Я хочу.
Он поворачивается и шагает в мою сторону, останавливаясь напротив меня. Его огромное тело возвышается надо мной, и я могу видеть только его. Он слегка прикасается пальцами к моему подбородку, и среди всей его ярости это ощущается очень странно, ведь его прикосновение полно нежности.
— Иногда две ошибки дают правильное решение, — он прищуривает глаза, словно пытается убедить меня в этом. — Верь мне,
ничто так не лечит, как причинение боли тому, кто заставил тебя истекать кровью. Справедливость не знает честной игры, — он скользит взглядом по лезвию в моей руке. — Это единственный способ, который я знаю, чтобы помочь тебе, Тор, — шепчет он, и я слышу раскаяние в этом заявлении.Такая же уязвимость присутствует в его взгляде, и несмотря на отвращение от его методов, я всё же понимаю их. Он хочет помочь мне, просто не знает как. Даже я не знаю, сможет ли оказанная помощь помочь мне сейчас, но факт того, что он хочет помочь мне касается чего-то, чего на самом деле касаться не должно. Возможно, мой рассудок настолько разрушен, что я уже не могу отличить правильное от неправильного, врагов от друзей, потому что прямо сейчас Джуд не кажется врагом, и это опасно.
Низкий стон проносится в воздухе.
— Я бы оказал тебе услугу, убив её, — выдыхает Боб.
Любая мягкость во взгляде Джуда исчезает, и ледяная ярость охватывает черты его лица. Схватив меня за руку, он выхватывает из неё нож. Каждый его шаг эхом отбивается от стен пустой комнаты.
— Освободи его, — приказывает Джуд, и Калеб в спешке выполняет приказ.
Я наблюдаю, как он расстёгивает оковы, и Боб падает на бетонный пол с глухим стуком.
Джуд ходит кругами вокруг него, буквально вышагивая перед ним, как перед раненым оленем. Лезвие сверкает каждый раз, как только мигающий свет попадает на него.
— Вставай! — хрипло выкрикивает Джуд.
Но Боб лежит там.
— Поднимай, — Джуд опускается, дёргая Боба на ноги, — свою задницу!
Боб вяло пожимает плечами.
— Что ты собираешься сделать? Убить меня? Твой отец оценил бы мерзость такого жеста, — бросает он.
Должно быть, парень желает смерти. Думаю, возможно, он уже знает, что его время вышло, и нет смысла тянуть. Я чувствую это. Он заставил меня почувствовать это.
Покачав головой, Джуд одним быстрым движением проводит ножом вдоль живота Боба. Кровь льётся из раны, и Боб кричит. Обычно я избегаю насилия, но так или иначе ловлю себя на мысли, что очарована видом крови и упиваюсь воплями Боба. Я хочу, чтоб он страдал. Хочу, чтоб он умер, потому что это единственный способ избавиться от его больного озлобленного оскала, пока он кромсал моё тело, и который я вижу каждый раз, как закрою глаза.
— Ты будешь драться со мной? — спрашивает Джуд. — Или осознаешь, что ты — бесполезный кусок дерьма?
Боб ничего не отвечает.
Джуд хватает его за волосы, сильно дёргая голову назад, и волочит его ко мне. О, Боже! Что он делает?
— Скажи ей, что сожалеешь, — он указывает на меня, и Боб падает на колени, но рука Джуда по-прежнему в его волосах. — Скажи ей, что ты — никчёмный кусок дерьма!
Боб стонет от боли. Кровь стекает прямо к моим босым ногам, и я делаю шаг назад.
— Скажи ей! — кричит Джуд, и его голос эхом разносится по комнате.
— Мне… мне жаль, — унижается Боб.
— Скажи ей, насколько ты никчёмный.
Боб делает несколько вздохов.
— Я ничего не стою…
Джуд толкает его в спину, и Боб падает вперёд, ударяясь лицом о холодный бетон.
— Сделай это лучше!
— Джуд! — кричу я, и он смотрит на меня, а его губы сжаты в тонкую линию. — Прекрати, — тихо говорю я.
Я качаю головой, но он слишком далеко зашёл. Речь больше не обо мне, а о нём и демоне, сидящем на его спине.