Ошибка

Она сидит час, два. Желтый диск повисает в утренней дымке, как белье на веревках. Малия бы сорвала, порвала, затоптала старой подошвой, чтобы дня нового не видеть. Чтобы только без мыслей (я тебя никогда не оставлю).

Ты уже, Стайлз, - хочется выть, но горло молчанием царапает. Она ненавидит клетку, ненавидит фланелевые рубашки, потому что Стайлз, потому что о нем болит.

Она на себе ткань рвет. Треск такой, будто ломаются ветки. И кости.

Малия падает на колени, лицо в ладонях пряча. И плачет, захлебываясь почти. Если бы не отец, утонула и никто бы не нашел.

Он сжимает в объятиях и тащит в дом, ни черта не понимая, потому что его дочь во дворе по утрам не рыдает.

Малию от самой себя тошнит, серьезно, но знает, что все из-за него.

Монстр внутри душит слезами, и она бы рада отцу объяснить, но тот смотрит по-детски напугано, так, что врезать хочется.

Малия отталкивает Чарли и рычит почти, сверкая (не голубыми) глазами. Хочет бежать, сбежать, вот так, без рубашки, без себя-человека, но визг тормозов за окном буквально кричит, что идея идиотская.

Самообладание возвращается, когда выходит из дома. Учуяла даже за бетонными стенами:

Рэйкен.

– Какого черта ты делаешь здесь?
– она припечатывает его к панельной стенке и смотрит, как бегают зрачки, а губы в усмешке кривятся, но дрожат.

– Что с тобой?
– Малия спрашивает, потому что Тео перед ней до задницы странный. Весь неправильный, с изрешеченными красным белками и опаляющим дыханием.

– Рад видеть тебя, Малия, - говорит привычно, и сердце бьется ровно, но со скоростью в икс два.

Она толкает его с лестницы. Он предсказуемо не удерживается: на землю валится и улыбается безумно, вроде того конченного Марли с полосатой шапкой и хипповым фургоном - Стайлз говорил.

– Малия, - начинает он, облизывая окровавленные пальцы, и смеется нелепо, - есть подарок для тебя.

Поднимается в два счета и шепчет уже на ухо, проводя языком медленно и опускаясь к губам.

Зверь внутри стонет, тянется, цепляется за край черной футболки. Зверь, не Малия. Она успевает оттолкнуть раньше, чем совершает ошибку. Смотрит (теперь уже голубыми) и видит банку в руках.

– Что это?
– круглые таблетки в ней отливают красным.

– Хватит одной, чтобы убить его, - и смеется.

Малия сглатывает.

Он понял, потому что слышит. Но они не поверят. Стайлз, стая. Никто. Теперь нет.

– Пошел к черту, Рэйкен, - почти выплевывает в лицо, оставляя на скуле хейловскую отметину. Сукин сын.

– Я нашел ее, Малия, - в ублюдочном наборе больше сотни ублюдочных улыбок.
– Пустынную волчицу. И я пришел сказать, что она здесь.

она вернулась,

чтобы прикончить тварь внутри тебя.

========== слышит ==========

Комментарий к слышит

с каждым словом это становится все более странным.

Малия бежит.

От себя, Стайлза, матери, стаи, но не от того, что внутри.

Это в нее запечатано, скрыто за прутьями выжженных ребер и полосой из пепла (все Хейлы боятся огня).

Малия оставляет отцу записку, в которой просит не искать, и едет на север. Туда, где никто не попытается помочь. Ей не страшно, ей просто нужно выиграть время. Больше времени.

Она бежит от Волчицы, а Волчица бежит за ней - замкнутый круг, в которым нет места пятым колесам.

Ближе к Орегону начинаются дожди, и дворники противно скребут по залитому стеклу. Из вещей - куртка, фото с отцом и деньги в карманах.

Малия в день спит меньше двух часов, и едет, едет, не останавливаясь. К концу третьего в животе орудуют ножами. Прорывают кожу, копают острием, будто лопатами, разрывают ткани и связки органов. Малия съезжает на обочину и выскальзывает из машины, пополам сгибаясь прямо на грязной земле. Темнота вокруг, как задник в сверхмодном театральном спектакле - о таких говорила Лидия. Она не знает, почему все еще помнит это, ведь не важно совсем (не так, как Стайлз).

Малия скулит, как сбитая собака. Глаза вспыхивают сапфирами, но гаснут тлеющей луной. Ей плохо, и она понятия не имеет, что делать.

Щупальца дождя (спасибо, не смерти) забираются под куртку, рифленую подошву кед, касаются острых скул, оставляя прозрачные росчерки.

Малия знает, что поступает правильно, потому что морализм МакКолла корни пустил и в нее. Но замерзает, потому что насквозь промокла.

Она забирается на заднее сидение и включает печку, хотя бензин и без того практически на нуле. Дышит на руки, упираясь затылком в запотевшее стекло. И говорит, одними губами, но громко для тишины железной коробки:

– Тш.

Со сдвинутыми к переносице бровями, почти сурово - и все равно больно.

У него будут родинки под ребрами, ямочки и желание лезть везде и всюду. В два он засунет палец в розетку. В три, босой, попытается перепрыгнуть через раскаленные квадратики плиток. В четыре.

Это то, что никогда не станет ребенком, Скотт.

тварь.

койоты съедают своих детей.

она здесь.

твоя мать хочет убить тебя.

В пустоту поля бьет звуком гром. Малия просыпается, и сердце в груди отбивает чечетку. За стеклами вместе с туманом поднимается рассвет - слишком много времени потеряла, слишком мало осталось.

Останавливается в Мейвилле вечером, когда небо затягивают тучи с желтыми брюхами. Круглосуточный и, очевидно, единственный маркет неприветливо смотрит грязными стеклами глаз. Малия толкает дверь и понимает, что сил еле хватает даже на это (будто снова в Айкене).

Проходит мимо витрин, видя, как впали щеки. Она выглядит ужасно и знает, что не конец, что будет хуже, если переживет.

Малия не смотрит дальше застывшей стрелки на часах, потому что будущее - роскошь не для нее. Она теряет силу и теряет себя. Ту, которая хочет мстить, защищать, бороться.

которая хочет жить.

Края дыры в груди кровоточат чуть меньше, потому что ей все равно теперь, потому что она устала.

– Малия?

Она видит Криса, который вдруг оказывается рядом. В математике профан, но знает, что вероятность встречи была нулю равна.

Он не спрашивает, что делает здесь. Не говорит про мешки под глазами и искусанные до крови губы. Не смотрит удивленно. Просто обнимает и ведет на парковку, а после также просто усаживает на диван в крошечной белой квартирке с облупившейся краской на стенах.