Ошибочка вышла

— Всё стало реальным, — тихо произнесла она. — Всё стало настоящим, когда ты мне рассказал о себе.

— А ты ещё верила, что это фантазии. Наш мозг уникальная штука, и в стрессовых ситуациях порой работает как иммунная система. Ты знаешь, что при попадании инфекции мозг способен перевести тело в режим комы для защиты? Отключить все системы и уснуть до лучших времён. Не помню, откуда это, но если правда — то это фантастика. А ты, выходит… решила, что если закрыть глаза, всё само пройдёт. И тут я. Мужчина под ключ.

Она не ответила.

Лев даже понимал, что ей, вероятно, стыдно, как и всем волчатам, сорвавшимся на лай без повода и погнавшимся за собственным хвостом, решив, что это враг.

— Я бы предложил тебя отвезти, но думаю, что тебе нужно такси. Я уже вызвал.

Лев кивнул, и Соня оживилась, увидев машину на парковке. Словно зверёк, клетку которого открыли, она не прощаясь вылетела из подъезда, и Лев с улыбкой наблюдал, как уезжает такси.

Она вернётся, это точно.

Просто подход нужен другой.

Разгадка-то на поверхности.

И вот теперь, спустя двадцать пять минут после того, как Лев нашёл Соню, он ехал по залитой водой дороге и улыбался, хоть и ненавидел всей душой дождь. Улыбался, потому что на душе стало тепло и легко.

Донор? Так она его назвала?

Ну ничего, за это ещё прилетит.

Никто ничего никому не должен?

Ну не ему она будет рассказывать, как это работает.

Что там ещё было? Что-то много она натарахтела, всего и не припомнишь…

Лев припарковался во дворе серой девятиэтажки со старой убитой в хлам площадкой, где в солнечные дни, наверняка, куча детей. Окинул двор взглядом и представил, как по нему бежит кудрявая черноглазая девочка, возможно даже, у неё были подружки, с которыми она вечно ссорилась. А может, и это вероятнее, были парни-друзья, которых она колотила палкой и показывала языки.

Потом эти парни пытались её звать на свидания, а она смеялась. И они звали других девчонок. И Волчонок был уверен, что они предатели. Да-да, Лев хорошо это понимал. И… улыбался.

— Ох, вы пожалеете, что ввязались в это, — улыбнулся Льву высокий, подтянутый Лев Львович прямо с порога. — Она же дикий зверёк.

— Назад ходу нет, Лев Львович, — кивнул Лев отцу Сони. — Поговорим?

***

Квартира, в которой выросла Соня, была удивительно холостяцкой. Никаких украшательств, даже шторы не прикрывали окна. Всё чисто и строго, максимально просто.

И Лев Львович — красивый молодой мужик, прямо-таки образец благодетельного “хорошего человека”, а уж точно не такого шалопая, как Лев, одиноко в этой квартирке сидел.

Маленькая кухонька. Длинный узкий коридор, где умудрился поселиться велосипед, загородив проход.

— Чай. Кофе. Коньяк? — слово “коньяк” Лев Львович протянул с самой безумной интонацией, намекая на качество продукта, или напротив, отсутствие такового.

Но достал семилетнюю “Старейшину”, потряс в воздухе, и, махнув на всё включая ключи от машины, Лев согласился.

— Значит вы — отец?

— Отец.

— Староваты на мой вкус, — хохотнул Львович.

— Какой есть.

— Ну, спрашивайте.

— Почему она такая колючка? — Лев стал нарезать, предложенный ему лимон, пока Львович разливал по рюмкам.

— Сначала во-от, — он поставил перед Львом “Старейшину”. — А там и поговорим.

Двадцать шесть стопок коньяка

— А по батюшке вы?..

— А по батюшке я мудак, ну и по мнению вашей дочери. А так, Григорьевич.

— Как же Лев Григорьевич так вышло?

— Удивительнейшим образом, Лев Львович. Но вот. Это я нашёл в кармане. Не мое, даю руку на отсечение.

— Да уж, вижу, что не ваше. Эти удивительные образцы от советской резиновой фабрики я покупал ещё в конце восьмидесятых…

— Ну, собственно, вот и ответ…

— А я ж их шутки ради приволок Соньке…

— Шутка удалась.

— Да уж… ошибочка вышла.

И Львович разлил по стопкам, «Старейшина» шла к концу, но этого добра в шкафчике было полно.

— Эх, Соня… не вовремя ей это. Она ж ещё ребёнок, — вздохнул Львович. — И я это не к тому, что… — и замолчал, будто не желая произносить вслух то, что думал.

— Она оставит? Как по вашему? — спросил Лев.

На кухне Обломовых он уже обосновался, Львович ему нравился, коньяк тоже. Сидели душевно, без напряга. И на душе по-прежнему было спокойно, будто кто-то извне подталкивал в нужном направлении.

— Сложно сказать… Соня непростой персонаж. И всегда была такой. И не без моего участия, конечно, — Львович почесал затылок и скрестил на груди руки. — Вам я, конечно, должен бы морду набить, спросить как и почему вышло всё так, но не стану. Не сочтите за неуважение, но я всегда был убеждённым пацифистом и противником решения конфликта силой. И мне интересно, какова тут ваша сторона, а вот за Соню я ответить, увы не могу… Не имею права, я бы так сказал…

— Кхм.. — Лев отодвинулся, устроился удобнее.

Коньяк сделал движения более плавными, тело ватным. Голова соображала на удивление ясно, а вот окружение отставало.

— Вы мне можете не верить… но… я сдаваться не хочу. И оставлять её одну не хочу. Это было бы глупо и неправильно. Только Соня не готова делить свою жизнь ни с кем.

— Это правда. Она и от меня убежала. Как колобок. И от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл… и от тебя серый волк — уйду, — усмехнулся Лев Львович.

— Почему? Я никак не могу понять. Возраст? Юношеский максимализм?

— Я, — коротко ответил Обломов. — Я и только я… ну и всё вышеперечисленное. И вот вы хотите сказать, что и правда готовы стать отцом? Воспитывать его с незнакомой девушкой?

— Да мне без разницы с кем. Я вообще не объединяю, пожалуй, эти понятия. Мне кажется, что этот ребёнок, если он будет, мне нужен. А она… интересна. Но в любом случае, Соня не должна оставаться одна.

— А вот она хочет, — пожал плечами Лев Львович. — И трудно поспорить… И что же, будете биться с ней?

— Да.