Осиная фабрика

В километре от свалки, около ручейка, было большое бунгало с окнами на море. Оно было заперто, на неровной дороге, ведущей к дому и в дюнах за ним не было свежих следов. По этой дороге Вилли, один из друзей Джеми, однажды прокатил нас на микроавтобусе, мы ездили по песку и скользили вниз со склонов.

Сквозь окна я заглянул в пустые комнаты, там была старая разнокалиберная мебель, выглядевшая пыльной и заброшенной. Старый журнал лежал на столе, один угол его пожелтел от солнца. Я сел и допил воду в тени дома, снял кепку и вытер лоб носовым платком. Я услышал приглушенные взрывы вдали, где-то на берегу моря, самолет прогремел над спокойной водой и улетел на запад.

Недалеко от дома начинались низкие холмы, покрытые дроком и согнутыми ветром деревьями. Я навел на них бинокль, отмахиваясь от мух, и моя голова начала побаливать, а язык высох, хотя я только что выпил теплой воды. Когда я опустил бинокль и одел очки, я услышал это.

Кто— то завыл. Какое-то животное -Боже мой, надеюсь, подобные звуки издавал не человек — кричало, его пытали. Это был тонкий, агонизирующий вопль, нота, которую животное могло издавать только in extremis, звук, который не должно издавать ни одно живое существо.

Я сидел, и с меня капал пот, высыхал, я был болен от испепеляющей жары, но я задрожал. Я затрясся от холода с головы до ног как пес, отряхивающий воду. Волоски на тыльной стороне шеи отлепились от пленки пота и встали дыбом. Я быстро встал, зацепившись руками за теплую деревянную стену дома, бинокль колотился о грудь. Крик прилетел с холмов. Я поднял очки на лоб, взялся за бинокль, задевая им кости глазниц, когда боролся с колесиком, которое наводит резкость. Мои руки дрожали.

Черный силуэт, за которым тянулся дым, выстрелил из кустов. Он сбежал по склону, по желтеющей траве, под изгородью. Мои руки скачками двигали бинокль, я пытался следовать за силуэтом. В воздухе висел вой, тонкий и ужасный. Я потерял беглеца за кустом, затем снова увидел его, горящего, бегущего и прыгающего через траву и осоку. Рот у меня совсем пересох, я не мог глотать, я кашлял, но бежал за животным, оно соскальзывало и поворачивало, взвизгивало и подпрыгивало в воздух, падая и вскакивая. В нескольких сотнях метров от меня и на таком же расстоянии от подножия холма оно исчезло из вида.

Я быстро перевел бинокль обратно, посмотреть на вершину холма, тщательно проверил всю цепочку холмов, вдоль, вниз, обратно, вверх, опять вдоль, остановился пристально осмотреть куст, помотал головой, опять осмотрел все холмы. Какая-то безответственная часть меня подумала, что в фильмах, когда кто-то смотрит в бинокль, и зрители видят картинку, которую предположительно видит герой, это всегда восьмерка, лежащая на боку, но когда я смотрю в бинокль, я вижу более-менее правильный круг. Я опустил бинокль, быстро оглянулся вокруг, никого не увидел, тогда я выбежал из тени дома, перескочил через невысокий проволочный забор, обозначавший сад и побежал к холмам.

3

Около холма я постоял несколько секунд нагнувшись, так, что голова была на уровне колен, я тяжело дышал, пот капал с волос на траву у ног. Майка приклеилась к телу. Я уперся руками в колени и поднял голову, напрягая глаза, я рассматривал дрок и деревья на вершине. Я глянул вниз, на поля, на следующую линию кустов дрока, отмечавшую просеку железной дороги. Я побежал трусцой вдоль холмов, поворачивая голову туда-сюда, пока не нашел пятно горящей травы. Я его затоптал, поискал следы и нашел их. Я побежал быстрее, не обращая внимания на протестующие горло и легкие, снова нашел горящую траву и занимающийся куст дрока. Я их потушил и двинулся дальше.

В небольшой долине на другой стороне холмов деревья росли почти нормально, только их вершины, которые поднимались над гребнем, были искривлены ветром и наклонены от моря. Я сбежал в травянистую долину, в движущийся узор теней от медленно колышущихся листьев и веток. Там был камни, окружавшие почерневший центр. Я посмотрел вокруг и увидел пятно примятой травы. Остановился, успокоился и опять посмотрел вокруг, но больше ничего не заметил. Я подошел к камням, потрогал их и пепел в центре. Все было горячее, слишком горячее, я мгновенно отдергивал пальцы, хотя все было в тени. Пахло бензином.

Я выбрался из долинки, залез на дерево, успокоил себя и медленно осмотрел местность вокруг, применяя, когда было нужно, бинокль. Ничего.

Я спустился с дерева, секунду постоял, глубоко вдохнул и сбежал по смотрящему на море склону холма, направляясь по диагонали к месту, где было животное. Один раз я изменил направление движения, чтобы затоптать небольшой огонь. Я испугал пасущуюся овцу, перепрыгнул через нее, овца остолбенела и поскакала прочь, мекая.

Пес лежал в ручье, вытекающем из болота. Он был еще жив, но большая часть его черного меха сгорела и кожа под ним была красной и сочилась жидкостью. Собака дрожала в воде и я дрожал вместе с ней. Подняв голову из воды, она увидела меня единственным целым глазом. В луже вокруг собаки плавали кусочки свалявшейся, полусгоревшей шерсти. Я почувствовал запах сожженного мяса и в горле, чуть пониже кадыка, появился комок.

Я достал мешочек с железками, положил одну из них в катапульту, отцепив ее от ремня, вытянул руки, ладонь оказалась около лица, где она намокла от пота, потом отпустил катапульту.

Голова пса дернулась, упала вниз, животное отнесло от меня течением и перевернуло. Тело проплыло немного, натолкнулось на берег. Из дырки, где раньше был единственный целый глаз, просочилось немного крови. “Придет Франк”, — прошептал я.

4

Я вытащил пса из ручья, вырыл яму в торфянистой земле, давясь время от времени рвотой из-за запаха трупа. Похоронив животное, я опять посмотрел вокруг, учел слегка усилившийся ветер, отошел в сторону и зажег траву. Огонь побежал по последним следам огненного пути собаки и по ее могиле. Я остановился у ручья, куда, как мне казалось, должна была прибежать собака, и затоптал несколько костерков на дальнем берегу, куда ветром перенесло угольки.

Когда все было сделано, я повернул в сторону дома и побежал.

5

Домой я добрался без происшествий, выхлебал две пинты воды, попробовал расслабиться лежа в прохладной ванне, около которой стоял пакет апельсинового сока. Я еще долго дрожал и смывал запах гари с волос. Запах жарящихся овощей приплыл с кухни, где отец готовил обед.

Я был уверен: я почти встретился с братом. Это было не место его ночевки, решил я, но он был там, и я чуть-чуть разминулся с ним. С одной стороны, я был рад, что не увидел его, в этом было трудно признаться, но это так. Я опустился в ванне, вода сомкнулась надо мной.

Я спустился на кухню в халате, отец сидел за столом в шортах и тенниске, локти на столе, уставившись в Инвернесский Курьер. Я поставил пакет с апельсиновым соком в холодильник и поднял крышку кастрюли, в которой охлаждалось кэрри. Миска с салатом стояла на столе. Отец переворачивал страницы газеты, игнорируя меня.

— Горячее? — спросил я за неимением лучшего вопроса.

— Х-н-н-х.

Я сел на противоположном конце стола. Отец перевернул еще страницу. Я кашлянул.

— Около нового дома был огонь. Я его увидел. Я пошел и погасил его, — сказал я, оправдываясь.

— Погода такая, — сказал отец, не посмотрев вверх. Я кивнул, почесал лобок сквозь халат.

— Я слышал прогноз погоды, все должно измениться завтра вечером, — я пожал плечами. — Так передали.

— Ну, поживем — увидим, — сказал отец, возвращаясь к первой странице, потом поднялся и проверил кэрри. Я еще раз кивнул, играя с концами завязки халата и небрежно посмотрел на газету. Отец нагнулся над плитой и понюхал смесь в кастрюле. Я не отрывал глаз от газеты.

Я посмотрел на отца, поднялся, подошел к стулу, на котором он сидел раньше, стал как будто я смотрел в дверной проем, но на самом деле мои глаза были скошены в газету. Внизу страницы, слева, был заголовок “ЗАГАДОЧНЫЙ ПОЖАР В КОТТЕДЖЕ”. Незадолго до выхода номера в печать дом к югу от Инвернесса внезапно сгорел. Полиция проводит расследование.