Осип Мандельштам: Жизнь поэта
Шрифт:
Четвертым—пятым июля 1937 года датировано еще одно стихотворение, обращенное к Лиле Поповой, «Стансы». Оно состоит из десяти строф. Каждая из первых четырех строф вводит новый «газетный» мотив. Два из них уже выявлены нашими предшественниками; на два попробуем указать мы:
Необходимо сердцу биться: Входить в поля, врастать в леса. Вот «Правды» первая страница, Вот с приговором полоса.Комментаторами уже замечено, что в строке «Вот с приговором полоса» из зачина «Стансов» подразумевается номер «Правды» от 12 июня 1937 года. На первой странице этого номера газеты большими буквами сообщалось о смертном приговоре по делу Тухачевского, Уборевича, Якира и других крупных советских военачальников: «Вчера Верховный суд Союза ССР приговорил к расстрелу восемь шпионов, находившихся на службе у военной разведки одного из иностранных государств. Разгром военно—шпионского ядра – признак силы великого Советского государства и большой удар по поджигателям войны и их планам расчленения СССР и восстановления власти помещиков и капиталистов». [912]
912
Правда. 1937. 12 июня. С. 1. См. здесь же подборку материалов: «Шпионов, презренных слуг
В двух заключительных строках второй строфы «Стансов» (как тоже отмечалось комментаторами) речь идет о сборной команде Страны Басков, «в которой были 9 бойцов—республиканцев», приехавшей «в Москву в июне 1937» года, [913] если точнее – восемь бойцов, приехавших 16 июня. [914] Сборная Страны Басков провела с ведущими московскими и ленинградскими футбольными командами несколько матчей; 5 июля, то есть в тот день, каким датированы Мандельштамовские «Стансы», состоялся матч сборной Страны Басков с московским «Динамо», о чем «Правда» поместила специальную заметку. [915] Пафосом, сходным с Мандельштамовским, окрашен, например, следующий фрагмент отчета Льва Кассиля о матче сборная Страны Басков – «Локомотив»: «У наших гостей двойная слава. Восемь из них были игроками знаменитой национальной сборной команды, защищавшей цвета Испании в самых ответственных международных матчах. Но есть еще одно обстоятельство, и вот оно—то делает баскских товарищей близкими, родными, знакомыми нам, – все они дрались на фронтах республики. И если в команде Страны басков не хватает 2–3 прославленных игроков, то это потому, что славные бойцы футбольного зеленого поля сложили свои смелые головы на поле битвы». [916]
913
Там же. С. 657.
914
См.: Испанские футболисты прибыли в СССР. [Редакционная заметка] //Правда. 1937. 16 мая. С. 6.
915
«Динамо» – Страна Басков. Сегодня на стадионе «Динамо». [Редакционная заметка] // Правда. 1937. 5 июля. С. 6. См. также: Матч Сборная Басков – «Локомотив». [Редакционная заметка] // Известия. 1937. 24 июня. С. 4; Соловьев В. Футбольный матч Страна Басков – Ленинград//Правда. 1937. 1 июля. С. 6 и др.
916
Кассиль Л. Матч с басками // Известия. 1937. 26 июня. С. 4.
В третьей строфе «Стансов» специального комментария требует не очень понятная первая строка:
Москва повторится в Париже, Дозреют новые плоды, Но я скажу о том, что ближе, Нужнее хлеба и воды…Загадка отгадывается просто и предельно конкретно: подразумевается вовсе не грядущая мировая революция, как это может показаться без чтения прессы соответствующего периода, а советский павильон на международной выставке «Искусство и техника в современной жизни», открывшейся в Париже 24 мая 1937 года. 1 июля павильон посетил Ромен Роллан, о чем «Правда» бравурно писала в номерах от 2–го и 3–го числа. [917] Приведем также фрагмент из репортажа И. Маньэна, напечатанного в «Правде» 1 июля. В этом репортаже особое внимание было уделено скульптуре В. Мухиной «Рабочий и колхозница», изготовленной специально для советского павильона Парижской выставки: «По общему мнению, СССР оказался на высоте науки и цивилизации. Советский павильон, находящийся у входа на большую трассу Трокаде—ро, приковывает внимание посетителей монументальной группой, возвышающейся над ним. Группа в радостном порыве стремится вперед». [918]
917
Ромэн Роллан в советском павильоне. [Редакционная заметка] // Правда. 1937. 2 июля. С. 5; Редакционная заметка>. На парижской выставке. Ромэн Роллан о советском павильоне//Правда. 1937. 3 июля. С. 5. В течение двух месяцев советские газеты регулярно рапортовали об успехе советского павильона на парижской выставке. См., например: Блок Ж—Р. Письма из Парижа. Вокруг выставки // Известия. 1937. 12 мая. С. 4; Что Советский Союз покажет на международной Парижской выставке. [Подборка материалов]//Правда. 1937. 16 мая. С. 6; Агапов Б. Через неделю в Париже //Известия. 1937. 18 мая. С. 4; Сегодня открытие всемирной выставки в Париже. [Редакционная заметка] // Известия. 1937. 24 мая. С. 4; Москвич. Советская книга на Парижской выставке // Литературная газета. 1937. 26 мая. С. 3 и многие другие.
918
Маньэн И. На Парижской выставке. Демонстрация труда и мира // Правда. 1937. 1 июля. С. 5.
В четвертой строфе «Стансов» с помощью привлечения газетного материала должно быть прокомментировано одно, но ключевое слово последней строки:
О том, как вырвалось однажды: – Я не отдам его! – и с ним, С тобой, дитя высокой жажды, И мы его обороним…Тут подразумевается опять же не абстрактная коллективная защита Сталина от гипотетических врагов, а вполне конкретная акция, Сталиным инициированная: 2 июля 1937 года «Правда» напечатала правительственное постановление «О выпуске «Займа Укрепления ОбороныСоюза ССР»», [919] которое затем в течение нескольких дней обсуждалось и восхвалялось на страницах всех советских газет. В частности, 4 июля «Правда» опубликовала большую подборку материалов «Подписка на заем развертывается по всей стране». [920]
919
Правда. 1937. 2 июля. С. 1.
920
Там же. 4 июля. С. 1. См. также, например, на первой странице «Правды» от 3 июля 1937 года подборку материалов «С огромным подъемом трудящиеся подписываются на заем» и редакционную передовицу
«Заем укрепления обороны нашей Родины».Мы видим, что в «Стансах» Мандельштам отреферировал новости текущей политической и общественной жизни весьма оперативно, хотя и не везде со скоростью репортера. С понятными оговорками его стихотворение правомерно было бы сравнить с обзором знаковых событий в стране приблизительно за месяц, выполненным по главной государственной газете – «Правде».
На короткое время Мандельштамовское чувство к возлюбленной оказалось почти неотделимым от чувства к диктатору – подобное опьянение Сталиным поэт разделил со многими своими современниками. Так, вполне здравомыслящий Корней Иванович Чуковский 22 апреля 1936 года внес в свой дневник следующую восторженную запись: «ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что—то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его – просто видеть – для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими—то разговорами <колхозница—ударница> Демченко. И мы все ревновали, завидовали, – счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. <…> Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: „Ах, эта Демченко, заслоняет его!“ (на минуту). Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью…» [921]
921
Чуковский К. Дневник. 1930–1969. С. 141.
Приведем также ретроспективную запись из дневника Юрия Олеши: «Мы обедали и слушали доклад Сталина о конституции. Издали, из недр эфира, голос звучал как—то странно, погружая не то в сон, не то в бред. Я подумал тогда, что великие люди двуполы, – казалось, что голос вождя принадлежит рослой, большой женщине. Совершенно бессмысленно я думал о матриархате». [922]
Мандельштам, как обычно, «проснулся» несколько быстрее, чем остальные. Уже 17 июля 1937 года жена Яхонтова в раздражении записала в дневнике:
922
Олеша Ю. Книга прощания. С. 228.
«Расстроили меня, обозлили два звонка М<андельштама>, даже три. Это непроходимый, капризный эгоизм. Требование у всех, буквально, безграничного внимания к себе, к своим бедам и болям.
В их воздухе всегда делается «мировая история» – не меньше, – и «мировая история» – это их личная судьба, это их биография.
В основном постыдная, безотрадная, бессобытийная, замкнутая судьба двух людей, один из которых на роли премьера, а другая – вековечная классическая плакальщица над ним.
Его защитница от внешнего мира, а внешне это уже нечто такое, что заслуживает оскала зубов.
Итак, в вечном конфликте (интересно, существовал ли этот конфликт до Октябрьской революции. Похоже, что нет)». [923]
В описываемый период Мандельштамы уже больше двух недель жили в приволжском городке Савелове: в начале июня 1937 года милиция потребовала от Осипа Эмильевича и Надежды Яковлевны в двадцать четыре часа покинуть столицу. Оказывается, после ссылки поэт и его жена не имели права проживать в Москве.
923
Цит. по: Швейцер В. А. Мандельштам после Воронежа. С. 252.
Лето выдалось жаркое и засушливое. «В Москве уже семь дней стоит жаркая погода. Среднесуточная температура значительно превышает норму», – писала «Правда» в номере от 30 июня. [924] «Укрыться от палящих лучей июньского солнца не представляло никакой возможности», – сетовал С. Богорад в репортаже «Вчера на Москве—реке», помещенном в «Правде» 1 июля. [925] Лишь 2 июля 1937 года по всей средней полосе России, наконец, прошла гроза. «В Москве вчера, в 1 час дня, термометр показывал 27,5 градуса в тени, – сообщала „Правда“ 3 июля. – Во второй половине дня над столицей разразилась сильная гроза, сопровождавшаяся ливнем. К 19 часам температура упала до 20,8 градуса. Дожди вчера прошли также в Московской, Ленинградской, Калининской, Ярославской, Западной и Северной областях. Разразившаяся над Москвой гроза продолжалась до позднего вечера. Она бушевала не только над столицей, но захватила и пригороды». [926] «После жары и зноя во многих районах европейской территории Союза… <…> прошли грозы и ливни», – отчитывались в этот же день «Известия». [927]
924
Правда. 1937. 30 июня. С. 6. См. также более раннюю «известинскую» заметку «Жара в Москве» (Известия. 1937. 12 июня. С. 4).
925
Правда. 1937. 1 июля. С. 6.
926
Дожди. [Редакционная заметка] //Правда. 1937. 3 июля. С. 6.
927
Известия. 1937. 3 июля. С. 4.
По—видимому, в первой строфе еще одного мандельштамовского стихотворения, обращенного к Еликониде Поповой и датированного 4 июля 1937 года, как раз и описана эта самая долгожданная и свежая гроза, целительная и для томящегося вне столицы поэта, и для его возлюбленной, закинувшей голову и любующейся грозой в Москве. [928]
На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь, Гром, ударь в теснины новые, Крупный град, по стеклам двинь, — грянь и двинь, — А в Москве ты, чернобровая, Выше голову закинь.928
Появление в последней строфе стихотворения Мандельштама метафорических ливневых «косар<ей>», возможно, было спровоцировано знанием поэта о том, что в стране начался сенокос. См.: Медлят с сенокосом. [Редакционная заметка] //Правда. 1937. 4 июля. С. 3.
В середине июля стало ясно, что выступление в Союзе писателей, о котором Попова торжественно сообщала Яхонтову, не состоится. Тогда же в Савелово навестить Мандельштамов приехала Наталья Штемпель. «Нашла нужную улицу и дом; в окне увидела Осипа Эмильевича. Он таинственно поднес палец к губам, молча вышел ко мне, поцеловал и ввел в дом. Надежда Яковлевна тоже мне обрадовалась.
В бревенчатом доме они снимали полупустую комнату, но в этом была какая—то дачная прелесть, казалось больше воздуха». [929]
929
Штемпель Н. Мандельштам в Воронеже. С. 15.