Оскал дракона

— Охотник — было бы достаточно, — ответил Курица. Я поразился — трудно было представить, что этот молчаливый трэлль с вечно опущенной головой заговорил с нами. — Я могу пустить стрелу на мили и еще при этом попасть в цель. Даже за угол могу выстрелить. Однажды это спасло мне жизнь.

Колль и кареглазый Токи молча уставились на раба. Финн стоял ухмыляясь, остальные столпились вокруг. Курица, плосколицый, с бритой головой, вылез из повозки и, скривившись от боли, облокотился на колесо.

— Это произошло на моей родине, еще до того, как я попал в рабство. Так вот, однажды меня поймали воины из враждебного племени эксов. Их было много, а я — один. Да, признаюсь, я охотился на их землях, и что же случилось потом, как вы думаете?

— Тебя, конечно же, убили, — засмеялся Ботольв, подталкивая Хельгу и Кормака поближе, чтобы им было слышно. — Потому что ты работаешь так медленно, будто уже давно умер.

— Не такой уж я и мертвый по сравнению с некоторыми, — бойко ответил Курица. — Тогда мне сопутствовала удача. У меня был лук, я называл его «Меткий». Я опасался мощи этого лука и потерял множество стрел; иногда я задавался вопросом — может, одна из них попала в моего друга из соседней деревни или даже в какого-нибудь правителя из соседней страны. Мне требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к нему, но потом я мог попасть в жирного оленя на горизонте, а если в это время олень покрывал самку, то попадал точно в олениху, не трогая его.

Финн громко рассмеялся, услышав это, от восторга захлопав ладонями по ляжкам, затем махнул рукой Курице, чтобы тот продолжал, пока остальные, взрослые и дети, слушали, разинув рты.

— Итак, — продолжал Курица, — я заметил лося, издалека он казался не больше крохотного жука, и я указал на сохатого этим дикарям-зксам; они пытались разглядеть зверя, я же тем временем положил стрелу и начал натягивать лук. Я подождал, пока лосиный хвост не исчезнет из виду за холмом, а затем выстрелил. Стрела взлетела, вызывая ветер и прикасаясь в полете к снежинкам.

Ботольв с Финном сложились пополам и затряслись от смеха. Среди хрюканья и фырканья я смог разобрать лишь слова «вызывая ветер» и «прикасаясь к снежинкам». Курица надулся от гордости как ярл и не обращал внимания на смех.

— Я убедил эксов подняться со мной на холм, но с уговором — если они найдут за холмом убитого моей стрелой лося, то отпустят меня. Они согласились, им как раз было по пути, к тому же им достанется легкая добыча. И мы начали подниматься на холм, это заняло остаток дня. Зато с другой стороны мы нашли мертвого лося. Они обрадовались — теперь у них будет много мяса, а также большие и красивые рога, и потому отпустили меня.

— Прекрасный выстрел, — смог наконец выговорить Финн, брызгая слюной. Но Курица с печальным видом покачал головой.

— Тогда боги меня прокляли меня, я понял это какое-то время спустя, ведь вскоре после этого они обрекли меня на унижение и рабство. С тех пор я никогда больше не стрелял так далеко.

— Почему твои боги так поступили? — поинтересовался Ботольв.

Курица вздохнул.

— Я промахнулся, то ли глаз подвел, то ли рука дрогнула, я целился в сердце, но это был старый лось, и я попал ему прямо в задний проход, в самое неудачное место. Я опозорился.

— Но сегодня ты попал, — заметил Токи и рассмеялся, на что Курица пожал плечами.

— Было недалеко. На такой дистанции я могу отстрелить слепню яйца.

— А разве у слепней есть яйца? — нахмурившись спросил Колль, и Курица совершенно серьезно кивнул и даже не улыбнулся.

— Поэтому, когда у меня в руках лук, вокруг нет ни одного слепня.

Мы хорошо посмеялись, на время прогнав ужас перед восьмеркой берсерков, мы веселились, танцевали и барабанили в сковороды и котлы, пока солнце не скрылось за тучами и не начался мелкий дождь, мягкий, как волосы ребенка.

Это был хороший вечер, мы словно позабыли, что за нами охотятся, и я был благодарен Фрейе, богине мира, за эти короткие мгновения радости.

Конечно же, ощущение безмятежности не продлилось и до утра.

Глава 6

Я проснулся из-за криков и огней, и сразу же с ругательствами схватился за меч. И тут мягкий знакомый голос велел мне надеть рубаху и перестать орать.

Торгунна сидела на корточках и доила козу, неустанно работая пальцами, молоко стекало в чашку. Было еще темно, но вокруг горели костры, все суетились, стоянка пришла в движение. Я услышал женские стоны, затем она закричала во весь голос.

— Почему ты доишь козу ночью? — спросил я, еще дурной ото сна, и Торгунна фыркнула, кивнув в ту сторону, откуда раздался крик.

— У нее отошли воды. Мне понадобится молоко, чтобы омыть младенца.

Будущая мать появилась чуть позже, ее решили переместить сюда, посчитав, что здесь будет удобнее принимать роды. Меня и других мужчин стали прогонять, чтобы мы нашли себе другое место для сна. Сигрид переступала с трудом, ее ноги подкашивались, Ива с одной стороны и Тордис с другой поддерживали ее под руки.

— Она обессилела, — прошептала Тордис. — Ей нужен родильный стул.

— Ну конечно, — проворчала Торгунна с кислой гримасой, словно откусила зеленое яблоко. Она выпрямилась, держа миску с молоком на изгибе локтя. — Я совсем забыла взять родильный стул в суматохе, когда собирала вещи, припасы и прочее, спасаясь от врагов моего мужа.

Я надел рубаху и огляделся, кругом горели костры, чтобы отпугнуть эльфов — эти мерцающие создания любят воровать, а еще они пугают новорожденных, насылая ночные кошмары.

Появилась Ингрид, с ее рук капала кровь, другие женщины почтительно сделали шаг назад. Она подошла к стонущей Сигрид и повязала окровавленными руками ленты с рунами на ее запястья, чтобы придать роженице силу и легкость, и облегчить боль. Я знал, что Ингрид была в Гестеринге бьяргригр, повитухой, помогала рожать всем женщинам в усадьбе, ведь только Ингрид владела сейдром, что очень помогало в этом деле; у Торгунны и ее сестры Тордис, этого дара не было.

— Ясна… — простонала Сигрид.

— Мы не сможем одновременно держать ее и принимать ребенка, — настаивала Тордис. — Особенно в самом конце.

Я знал, как обычно происходят роды, — женщина встает на локти и колени, в это время кто-то сзади принимал ребенка. Ингрид деловито развязывала узлы, ослабляла ремни и пряжки, все подряд — еще один ритуал, позволяющий облегчить роды. Женщины распустили волосы и заправили их за пояса, чтобы не мешались.

Сигрид опять застонала и выгнулась. — Ясна... — протянула она.

— У меня есть родильный стул, — сказала Ингрид и взмахнула рукой во тьму. Все головы повернулись к Ботольву, с ухмылкой ковыляющему в освещенный круг. Торгунна и Тордис удивленно переглянулись — по традиции мужчинам не разрешалось присутствовать при деторождении.