Осколки под стеклом

— Вот что, — сказал Антон, роясь в карманах. — Сиди здесь, отец, я пойду поищу ему что-нибудь.

— Что? — встревожился отец Андрюша.

— Обезболивающего. — Антон затянул шнурки капюшона. — А лучше — отравы посильнее. — Он шагнул в затемненный коридорчик, пригнувшись, обернулся и улыбнулся, показывая, что идея с отравой всего лишь шутка.

Отец Андрюша посмотрел на него, шевельнул было губами — предостеречь, отговорить… но не стал.

Антон на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом, и нырнул в узкий проход, не оборачиваясь.

Отец Андрюша остался сидеть на ящике возле Игорька. Подумал немного, поискал что-то под ногами и вынул полупустую бутылку. Приложился к горлышку и с трудом сделал несколько глотков. Легче ему не стало — темнота и метры земли над ним давили со всей силой обреченности. Игорек дышал неровно, но различимо.

Он долго не двигался, но потом, когда отец Андрюша уже решил, что приступ прошел, вдруг завозился и раскрыл глаза.

— Когда он ушел? — ясно и отчетливо спросил он.

— С полчаса, — ответил отец Андрюша.

Игорек повернулся на бок, потом пополз куда-то в сторону.

— Вставай, вставай… — уговаривал он кого-то. — Вставай же…

И поднялся, сначала опираясь на локти, потом на колени.

— Покажи выход, — сказал он отцу. — Быстрее!

— Ты лучше полежи…

— Да ты с ума сошел! — выкрикнул Игорек и сам побрел по комнатке, старательно огибая трубы и вентиль.

На него страшно было смотреть — на светлые слипшиеся волосы, рыжие пятна крови, черную отметину на губе и запавшие полупрозрачные глаза, которые — отец Андрюша готов был поклясться, — видели сейчас совсем не то, что видит он.

— Стойте… — забормотал Игорек, беспомощно озираясь. — Остановитесь! Не… — и вдруг пронзительно вскрикнул, белыми ладонями закрыв лицо.

Несколько секунд он стоял, пошатываясь, а потом кинулся куда-то с места, не разбирая дороги.

Его шаги быстро затихли вдали, и наступила ватная тишина.

Свет бил сверху, беспощадный, но блеклый. Свет в конце тоннеля, вспомнил Игорек, но колебался секунду, а потом полез наверх, цепляясь свернутыми от судорог руками за скобы. Сверху слышался утробный гул мотора, невнятные голоса и визг металла.

Рывком, словно из проруби, Игорек вырвался из люка, но не удержался и скользнул вниз, больно ударившись ребрами о чугунное кольцо.

Фары ближайшего автомобиля равнодушно смотрели на его мучения. За полосой света, вытянувшись, чернели несколько фигур, над плечами которых торчали тонкие палочки. Еще моталось что-то позади и шарилось по ломким кустам. Помехами трещали рации. Дождь шелестел упорно, но слабее — мягко, словно устал колотиться в окна и двери. Почти возле самого люка, примяв прошлогоднюю траву, лежало неподвижное темное тело. Вода смывала с него кровь, и грязно-красные потоки стремились вниз, к асфальтовой дорожке, но по пути впитывались в землю. В ямке непромокаемого капюшона уже собралась неглубокая лужица.

— Есть, — выкрикнул кто-то из кустов и поднялся во весь рост, победно зажав в поднятой руке маленький аптечный пакетик. Пакетик беленьким флажком колыхался во тьме.

Свет метнулся туда, на секунду оставив Игорька наедине с Антоном, и он успел провести ладонью по мокрому от дождя лицу, закрывая серо-зеленые неподвижные глаза.

А потом умер — раньше, чем планировал. Умер потому, что осознал: понять боль другого — значит лечь рядом под скальпель, когда этому другому проводят ампутацию, а потом уйти с ним вдвоем на двух ногах. Поэтому безропотно умер вместе с Антоном, опустился на колени и прижался губами к залитому каплями дождя капюшону, закрывающему мертвую голову.

— Вот идиот, — сказал Артур, выныривая из пелены дождя и плотнее запахивая черный длинный плащ. — На него ориентировок по всему городу, сидел бы и не рыпался. Поехали назад, Менжик.

За спиной Игорька снова загудело железо, и из люка потащили мешком повисшего отца Андрюшу. Он не сопротивлялся, но и не пытался двинуться — висел обреченно, словно на его шее уже затянули петлю.

— Этого в Сонник сразу, — коротко сказал Артур. — Бомж.

И присел на корточки, сложив руки перед собой. Черные полы плаща разъехались и угодили в грязь.

— Поехали, Менжик, — повторил он. — Тебе плохо, больно… Поправим тебя. Все будет как прежде.

Он не дождался ответа и, повернув голову, сказал громко:

— Не стрелять! Сам пойдет.

И снова обернулся к Игорьку.

— Отпусти его. Пойдем. Потихоньку… вставай.

Игорек сжал в пальцах холодную ткань куртки Антона.

— Тебе аргументов добавить? — почти ласково спросил Артур и махнул рукой.

Хлопнула дверца автомобиля, и под свет фар вытолкнули узкую женскую фигурку.

— Ну, что ты? Подними голову. Посмотри.

Артур протянул руку и погладил Игорька по голове, как нашкодившего пса. Его сухая жесткая ладонь пригладила взъерошенные мокрые волосы. Пахло кровью — остро, до одури.

— Иго-орь!

Расцепив пальцы, Игорек выпрямился, преодолевая тяжесть чужой ладони.

— Вместе пойдете домой, — пообещал Артур. — Все будет как раньше, получишь медицинское образование, практику обеспечим… по девочкам пойдешь. Парень красивый, молодой… Будешь лечить только тех, кого хочешь. С иглы сползешь. Ну? Что не нравится-то?

Сзади, повиснув, как пугало на растянутых шестах, тихонько дышал отец Андрюша.

— Игоречек, — растерянно сказала женщина с бледным, выцветшим лицом, очерченным нежно, неброскими плавными чертами.

Ее держали под мышки, из-под подола домашнего халатика виднелись тощие, с острыми коленками ноги.

Дождь шуршал, разбавляя наступившую тишину. Молчали ожидающие приказов наемники, молчал Артур, начинающий понимать, что что-то идет не так, молчала она, и молчал святой отец, задыхающийся от боли в вывернутых суставах.

Зажглось было в ближайшем доме окно, мелькнул чей-то силуэт и тут же испуганно исчез. Потом мигнули фары, и в их свете Игорек увидел Криса — он стоял чуть поодаль, положив одну руку на вздыбленную холку седогривого волка, а вторую — на рукоять двуручного меча, обвитую серебряной ящерицей с глазами-агатами.

Здесь, в городе, лил дождь, а за спиной Криса расстилалась красная пустыня, и виднелись красные крыши. Крис смотрел задумчиво.

— Или чего ты хочешь? — настойчиво спросил Артур. — Хочешь быть богом? Не проблема, Игорь. Состряпать для тебя фанатичную толпу — дело пары месяцев. Придумаем концепт, пустим рекламу, Виталик как раз оклемался… Все сделаем, только сдвинься, наконец.