Осколки (Трилогия)

Да, выполняет. Причем наиболее соответствующе намерениям приказывающего, а не переиначивая на собственный лад. Заслуживающее восхищения достоинство, однако, чтобы поскорее добраться до сердца, нужно не гладить, а колоть, верно? Вот и уколем:

– О, в этом можно было убедиться! Со скрипом, конечно, но выполняешь. Тогда объясни мне другое: почему такое простое действие, как исполнение приказа, рвет тебя на куски?

Впервые с момента появления в комнате Бэр перевел взгляд на меня, и синие глаза затуманились недоумением.

– Нет ничего проще и приятнее, чем следовать чужим указаниям, когда сам не можешь решиться ни на вдох, ни на выдох. Но ты, похоже, уверен в обратном?

– Я…

– Вот скажи мне, что ты собирался делать? Спасти принца? Допустим, тебе бы позволили действовать по собственному усмотрению. И? Что именно должно было произойти? Только подробно опиши каждый свой шаг.

Лучник нахмурился, показывая, что считает мои вопросы неуместными и несвоевременными, но, поскольку был готов выполнять приказы, ответил:

– Выстрелил бы.

– В среднего мертвяка, разумеется? А зачем?

– Стрела пробила бы его руку, и он отпустил бы принца.

Я грустно вздохнул.

– Не отпустил бы, он же не чувствует боли, а его плоть вовсе не обязательно сохранила прежние свойства. Нужно было отрывать кисть целиком, а это вряд ли удалось бы.

– Почему?

– Спросишь потом у Мэтта, он подтвердит: на мертвяках было нагружено столько заклинаний, что предсказать исход возможного сражения не смог бы и самый знаменитый прорицатель. Кроме того, наличествовали усугубляющие положение обстоятельства… Ты знаешь, что dou Лигмун умер?

– Да.

– И когда узнал? До похищения принца?

Бэр отрицательно качнул головой.

– А тем не менее смерть, произошедшая в стенах дома, была на руку похитителям, потому что их силы только увеличились. Но речь даже не о них… В твоем луке живет дух умершего, не забывай. Не знаю, что могло случиться, если бы стрела, сорвавшаяся с его тетивы, встретила бы на своем пути поднятого мертвяка. Может быть, обошлось бы без неожиданностей, а может… Опасности подвергались все мы.

Впрочем, по-хорошему боялся я не столько неизвестных последствий, сколько огласки: если некромант и тот, кто натравил на шекку бродячего духа, хоть как-то связаны между собой, соприкосновение райга и мертвяков указывало бы на мой след яснее ясного.

– Но ты не уверен? Не уверен полностью?

О, снова переходим на дружеское общение? Отлично!

– Конечно нет.

– Значит, у меня был шанс спасти принца?

Признаю:

– Небольшой, но определенный.

– Тогда почему ты не дал мне попробовать?

– Я плохо объяснил? Опасность была слишком велика.

– Но его высочество… Разве он оказался не в большей опасности?

– Его жизни ничто не угрожало и не будет угрожать, поверь. Некромант похитил принца не для убиения на алтаре и прочих душегубных глупостей. Жизнь мальчика будет тщательно оберегаться, потому что мертвый он не представляет никакой ценности.

Бэр слушал внимательно, напряженно следя за каждым движением моих губ и за выражением глаз. А когда я замолчал, лучник сделал вывод, достойный опытного воина:

– Ты отправишься за ним.

И ни тени вопроса во взгляде, одни только уверенность и убежденность.

Улыбаюсь:

– Конечно.

В голос прорывается растерянное отчаяние:

– Тогда зачем…

– Зачем был отдан приказ, хочешь спросить? Почему я не мог сразу сказать, как собираюсь действовать? Ты и сам мог бы ответить.

Интересно, угадает ли лучник самую главную причину? Вряд ли. Потому что не сможет постичь всю глубину расчетливой корысти моих намерений. Я и сам, когда пытаюсь разглядеть дно сего колодца, ужасаюсь. И восхищаюсь тоже. В конце концов, если не научиться любить себя, как можно полюбить весь остальной мир?

Бэр кусает губу, обдумывая варианты, потом предполагает:

– Не было времени?

– В точку! Но я все же хочу извиниться.

– За что?

– Не за грубость, не обольщайся! Право приказывать у меня есть. Но я по незнанию причинил тебе боль, верно? Может, откроешь секрет? Что тебя мучает?

Лучник отводит взгляд.

– Говори, как есть. Смеяться не буду. Обещаю.

– Наверное, это глупо и только кажется, но… Когда мне что-то приказывают и я исполняю, все становится только хуже!

Любопытно. Заноза сидит именно здесь?

– Чуточку подробнее, прошу тебя.

– Понимаю, что должен подчиняться, что солдат всегда должен слушать командира, что… И я никогда не сомневался в приказах! Но их исполнение всегда приносит беду. Все началось с того самого раза, когда… Помнишь? Мне велели тебя привязать. Я подчинился, хотя и чувствовал: не нужно этого делать. И чем все закончилось? Тогда мне впервые стало по-настоящему страшно, понимаешь? Не я придумывал и решал, как действовать, но делал-то я! И потом еще несколько раз… Да почти всегда: мне приказывают, я исполняю, а кто-то страдает. Не по моей вине, но из-за меня.

Действительно, противоречие. Почти неразрешимое. Парень понимает, что не несет полной ответственности за свои деяния, но вина не слушает доводов разума, продолжая глодать свою жертву. Прогоним мерзавку? Попробуем.

– Все верно, что ты говоришь. За результат исполнения приказа отвечает тот, кто его отдает. Исполнитель не должен брать на душу груз чужих ошибок, и ты не бери. И знаешь, почему? Потому что любое событие не бывает только плохим или только хорошим. Оно всегда и то, и другое. Вот, к примеру, тогдашняя месть принца. Да, боли было предостаточно. Страданий – тоже. Но они помогли мне многое понять. Познакомили с замечательными людьми. Подарили настоящих друзей. Я вот не могу с уверенностью сказать, что твоя исполнительность обернулась бедой… Да и сейчас все обстоит вовсе неплохо: благодаря тебе мы знаем, где искать принца, и я его непременно верну, целого и невредимого. Но кроме того, я смогу уничтожить некроманта, который угрожает многим и многим жизням. Так что, прежде чем переживать, подумай, а так ли уж много горя ты приносишь? Может, происходит ровно наоборот?

Синий взгляд светлеет от надежды:

– Но его высочество… Ему ведь было больно. И будет. Разве нет?

Грожу пальцем:

– А вот эту заботу оставь мне. Принцу полезно почувствовать немножко боли. Согласен?

Лучник неуверенно улыбается:

– Наверное, ты прав.

– Обещаю, все пройдет, как должно. А тебе пожелание на будущее: продолжать и дальше добросовестно исполнять приказы. Только командиров выбирай таких, которым доверяешь сам или которые заслужили свое право приказывать.

– И которые пользуются этим правом только при крайней необходимости, но уж если она случилась, забирают себе всю власть из нерадивых рук! – раздается с порога долгожданный голос, задорный и веселый, словно его обладатель не трясся только что в карете и не прибыл на поле недавнего боя, хотя рассчитывал найти местечко для отдохновения.

– Тебя следовало бы примерно наказать. Поставить к позорному столбу и прилюдно высечь.

Низенький толстячок с носом, ставшим после зимы еще краснее (наверное, от солнечных лучей, хотя опыт подсказывает: совсем по другой причине) несколько раз неторопливо прошагал по комнате из угла в угол, остановился у окна и с наслаждением втянул ноздрями свежий лесной воздух. Маска «милорда Ректора», как всегда, исполнена безупречно, за исключением меленькой детали: гладкая лысина не блестит от пота. Конечно, не все обязаны в летний день терять драгоценную влагу посредством выступления ее на коже и последующего испарения, но люди, обремененные объемистым животиком, потеют чаще и больше, нежели худые.