Осколки

— Сестра моей матери, тетушка Эллен, покончила с собой. Она была даже моложе этой девицы. Мне рассказывали, что она переспала с каким-то мужчиной, который сначала обещал взять ее в жены, а потом бросил прямо у алтаря. Пятьдесят лет назад это считалось позором. — Он взял небольшую паузу, все так же пересчитывая зубья расчески пальцем. — Она оставила длинное письмо, которое лично я так и не удосужился прочесть, но скелет, гремящий в шкафу моей семьи, говорит о том, что она была беременна. В самой глубинке Библейского пояса [9] этакий грех ложится на плечи тяжелым грузом.

9

Библейский пояс (англ. Bible Belt) — регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются южные штаты. Связано это в том числе с тем, что здесь наиболее сильны позиции Южной баптистской конвенции, одного из крупнейших религиозных объединений США.

— Хотите сказать, Сьюзен была беременна? — спросил я.

— Нет, просто делюсь историей из жизни. — Стэндон отложил расческу и указал на шрам, тянущийся вдоль ее шеи. Его приглушенный голос громко прозвучал в комнате:

— Она сама их себе нанесла.

Подобная мысль всегда вертелась где-то на задворках моего сознания, но, услышав его слова, я понял, что головная боль слегка разжала хватку на моих висках, будто получив удовлетворительное подтверждение.

— Вы уверены? — спросил я.

— Да. Не буду утомлять вас рассуждениями об угле вхождения острия ножа и прочим жаргоном, но это очевидно, если знать, на что смотришь. Я — знаю. Судмедэксперт, думаю, тоже это отметил. — Стэндон помассировал переносицу и добавил: — Злосчастное дитя.

Но злосчастья не сваливаются в таком объеме на одного человека без причины.

Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, Стэндон отступил в сторону и вышел из помещения, чтобы дать мне некоторое время побыть наедине со Сьюзен. Она слишком глубоко запустила коготки — не столько в мое тело, сколько, как я начал понимать, в душу, — и теперь я задавался вопросом, смог бы я полюбить ее, если бы только обстоятельства не вынудили нас быть хитрыми и опасными друг с другом. Это было бы совсем неплохо — просыпаясь каждое утро, видеть ее лицо рядом с собой на подушке, слушать, как она шутит на тему лам. Что бы случилось, если бы, плача той ночью на пляже, она призналась мне в том, что в ее жизни было хуже, чем мамины вафли? Я кашлянул; я решил, что, какие бы странные взгляды ни бросал на меня Арчибальд Ремфри, я вернусь завтра на заупокойную службу. Я должен был увидеть, кто там будет. Я снова закашлялся и протянул руку, чтобы натянуть простыню на лицо Сьюзен — или, возможно, оттянуть вниз, чтобы снова увидеть ее, узнать так, как я не узнал ее даже в постели… но я не смог этого сделать. Нельзя было испортить прическу, которую с таким большим трудом возводил Стэндон.

У меня саднило в гортани. Я опять кашлянул, чтобы прочистить горло, и понял, что что-то не так. Я развернулся и оглядел комнату: из-под двери валил черный хлопковый дым. Подбежав, я осторожно приложил ладонь к ручке — она была горячей. Черт возьми! Развязав галстук, я намотал его на руку и подергал за ручку. Дверь была заперта.

— Стэндон! — крикнул я. — Ремфри! — Я навалился на деревянную панель всем весом. По ту ее сторону отчетливо потрескивал огонь, дальше по коридору люди громко кашляли, кричали и причитали. Желтое пламя вырвалось из замочной скважины и обвилось по краям двери, жадно потянувшись ко мне.

Я развернулся и бросился к окну, поднял стул и швырнул его изо всех сил; стекло разлетелось вдребезги, но стул отскочил на меня. Снаружи на окне были железные прутья. Кому, черт возьми, могло понадобиться вламываться в морг? Я подошел к раковине и сунул голову под кран, снял куртку, намочил ее и снова надел. Старик и женщина уставились на меня набитыми ватой глазницами.

Огонь прополз под дверь, воспламенив химикаты, которые годами проливались на пол. Он последовал за моими ногами, живой, разумный и жгучий, совсем как Сьюзен при жизни. Я запрыгнул на металлический стол, прямо на тело. Слезы потекли по моему лицу, когда внутрь ворвались клубы дыма — помещение заволокло на удивление быстро. Раздался громкий треск, и часть ближайшей стены прогнулась, осыпалась дождем штукатурка. Ловя непрошеный кайф от недостатка кислорода, я осознавал, что если я быстро что-нибудь не сделаю, то для всех нас придется готовить закрытый гроб.

Я спрыгнул со стола и попытался сдвинуть его, чувствуя, как пламя лижет мне ноги. Резиновое покрытие на колесиках расплавилось, так что вышло это у меня не сразу. Когда я сильно налег на него сбоку, стол, на котором лежала Сьюзен, начал медленно вращаться. Я нацелил его на дверь и толкнул сильнее, обдаваемый языками пламени, — щурясь, чтобы разглядеть что-нибудь сквозь дым, набирая скорость. Простыня, которой была обернута мертвая девушка, соскользнула и исчезла в алых сполохах. Я закричал, когда на нас дохнула волна жара, и в последнюю секунду, когда волосы Сьюзен загорелись, рванулся вперед. Ее тело плюхнулось боком в огонь, хлынувший в комнату.

В краткий миг оглушительной тишины я закрыл лицо руками и выбежал вон.

Я снова подвел ее, и снова она умерла. Но при этом — спасла меня.

Стэндон, как оказалось, лежал, скорчившись, в огненном круге в конце коридора, раскинув руки. Его ладони были обуглены до черноты, но я подумал, что он, возможно, все еще жив. Я наклонился, обхватил его за талию, поднял и перекинул через плечо.

В морге пожар бушевал сильнее, чем в самом похоронном бюро, но дым оставался не менее смертоносным фактором и здесь — его клубы вздымались и разрастались, словно грибы после дождя. Мне вспомнилась сигарета пожилой леди. Я знал, что если споткнусь и упаду, то потеряю то немногое дыхание, что у меня осталось, надышусь дымом — и умру. Ага, ага, давай-давай. Я бежал вслепую, туда, где, как я надеялся, должна была находиться входная дверь.

От жара взорвались окна. Я натыкался на керамические вазы и статуи почтенных ангелов. Манжеты моих брюк и куртка горели, но не было времени думать ни о чем, кроме продвижения вперед. Я пригнул голову и бросился бежать, изо всех сил стараясь крепко держать Стэндона. Мои легкие были готовы сдаться.

Затем что-то твердое ударило меня по лицу, и я отлетел назад, выпустив гробовщика из рук. Я почувствовал, как меня обдало прохладной струей воды, которая потушила пламя, охватившее мои волосы и одежду. Опрокинувшись навзничь, я скатился вниз по шиферным ступенькам, и струя из мощного шланга хлестнула меня по голове. Чьи-то руки подхватили под плечи, когда я начал терять сознание.

Лица злобно смотрели на меня из окутывающего сознание дыма.

Первое принадлежало отцу. Второе — Д. Б.

А третье, хмурое — качающему головой лейтенанту Смитфилду.

Глава 7

Призрачные лица уступили место адскому видению пылающей Сьюзен, скачущей на мне верхом, вонзающей ногти в плоть, испещряющей меня множеством шрамов, таких же, как у нее самой, — суккубу с горящими безумными глазами.

Мы пылали вместе, давясь идущим от нас дымом, приветствуя огонь, объявший всю нашу кровать. Она хихикнула и воркующим, ласковым голосом повелела мне сделать ей больно. И я повиновался — как тогда, так и сейчас, и в любой момент обозримого будущего. Я и не подозревал в себе столь богатый садистский потенциал. Мы смеялись так, будто похоть и печаль были единственными жребиями, которые мы могли позволить себе вытянуть, самыми человечными нашими эмоциями. А потом лицо Сьюзен изменилось, и я понял, что смотрю на медсестру, меняющую мне повязки на руках. Я застонал, приходя в себя, и та бесстрастно уставилась на меня.

— Рада, что вы снова с нами, — сказала она без намека на искренность. Некоторым людям не нравится их работа. — Вы настоящий счастливчик. Просто лежите спокойно, не напрягайтесь. Вы порядком пострадали. — Она протянула мне стакан воды, напутствовав не пить слишком быстро. Я все равно стал хлебать жадными глотками — ничего с собой не в силах поделать. Она проверила повязку у меня на голове; когда ее пальцы ощупали заднюю часть моей шеи, я застонал, ослепленный вспышкой боли.

— Пострадал? — эхом повторил я. Мои веки весили по полтонны каждое, и серые пятна застилали мое зрение. Я попытался сморгнуть туман, но он не уходил. — И как долго я без сознания?

— Двадцать часов, — сказала медсестра. — Не волнуйтесь, сейчас придет врач и все вам объяснит. — Она достала из кармана формуляр и спросила: — Чувствуете тошноту?

Лучше бы я не качал головой.

— Нет.

— Двоится в глазах?

— Ну… все какое-то слегка расплывчатое.

— Это нормальная реакция.

— Как скажете.

— У вас легкое сотрясение мозга из-за того, что струя из пожарного шланга отбросила вас спиной на крыльцо. Вы ощущаете какие-нибудь резкие запахи?