Оскорбление третьей степени

Мир оружейной торговли полон тайн. Взять хотя бы соседа Шилля, сидевшего со скрещенными на груди руками и напряженным ожиданием во взгляде. Звали этого человека Николай Лоренц. В обычной жизни он работал завхозом в училище, да и его внешний облик соответствовал данному виду деятельности: Лоренц носил очки с затемненными стеклами и кожаную жилетку поверх клетчатой рубашки, волосы на его голове курчавились от пота. А в свободное от основной работы время этот гражданин управлял хорошо организованным интернет-магазином военных товаров и медалей XX века — эпохи, коллекционирование предметов которой Шилль довольно долго считал глупым занятием. «Ну в самом же деле, — терялся он в догадках, — какую ностальгию могут вызывать пулеметы и зенитки?»

— На торги выставляется «Гранатомет тридцать девять», — выкрикнула аукционист. — Противотанковое ружье немецкого завода «Густлофф», в оригинальной упаковке, не бывшее в употреблении, стартовая цена — восемь тысяч евро. Ваши ставки?

Мадам Мербуш несколько раз оглядела зал. Сосед Шилля серьезно кивнул.

— Господин в жилетке! Ваша ставка — восемь тысяч пятьсот?

Он снова кивнул.

— Восемь тысяч пятьсот, — повторила аукционист. — Девять тысяч — господин в бейсболке, из первого ряда… — Она взглянула на свою помощницу. — Десять тысяч — участи и к торгов по тел ефону…

Лоренц помотал головой.

— Чему быть, того не миновать, — процедил он сквозь зубы сначала по-русски, затем по-немецки и поднял руку.

— Одиннадцать тысяч — господин в жилетке.

— Двенадцать тысяч — господин из первого ряда, правая сторона.

Упомянутый господин, одетый в темно-синий однобортный костюм, повернулся к Лоренцу. Тот снова поднял руку, на этот раз выставив три пальца.

— Пятнадцать тысяч — господин в жилетке.

Теперь все смотрели на Лоренца, а заодно и на Шилля, который, по-видимому, теперь выглядел как участник одной с Лоренцем команды.

— Пятнадцать тысяч — раз, пятнадцать тысяч — два… — Мадам Мербуш бросила взгляд на сотрудницу с телефоном, но та покачала головой. — Пятнадцать тысяч — три. Продано!

Шилль не мог взять в толк, зачем его сосед отдал огромную сумму за экземпляр оружия массового выпуска, которое не имеет ни отделки, ни гравировки, ни инициалов, ни патины и уж точно не является раритетом. Кто вообще коллекционирует подобные вещи? Букинист решил отложить этот вопрос на потом.

Еще Лоренц приобрел бывшую в употреблении трехствольную винтовку МЗО производства фирмы «Зауэр унд Зон» времен Второй мировой войны. По словам мадам Мербуш, в голосе которой звучало восхищение, когда она представляла этот лот, такие винтовки состояли на вооружении у пилотов дальних самолетов-разведчиков и применялись для самообороны в случае вынужденной посадки в тылу врага. За винтовку Лоренц уплатил одиннадцать с половиной тысяч.

Потом внесли сундук, а скорее, сундучок. Сотрудник аукционного дома кое-как взгромоздил на стол этот явно тяжелый и видавший виды предмет — помятый, обтрепанный и с подпалинами.

— Заключительный лот на сегодня! — возвестила мадам Мербуш. — Сундучок с цинковой оковкой, принадлежал офицеру СС. Согласно документам, обнаружен в знаменитом хоэнлихенском санатории.

В зале воцарилась абсолютная тишина. Аукционист постучала по деревянным стенкам сундучка, раздался глухой звук. Она открыла крышку и продолжила говорить, вынимая один предмет за другим и разворачивая старые газетные обертки. Спустя недолгое время на столе лежали: пистолет, несколько обойм, слегка обгоревшая стопка документов, перевязанная шнуром, еще один пистолет, жестяная шкатулка с переливающимися медалями, а также детский тапочек, при виде которого мадам Мербуш поморщилась.

— Сами видите, — объявила она, помахав тапоч-ком, — сундучок и его содержимое сохранились в том составе, в котором были конфискованы красноармейцами в тысяча девятьсот сорок пятом. По отдельности объекты особого интереса не представляют, их ценность скорее определяется тем, кому они принадлежали. В тридцать седьмом году возле санатория произошла дуэль между двумя эсэсовцами. Мы знаем о ней мало и потому продаем данный лот в текущей комплектации. Иными словами, мы не даем никакой гарантии, что вещи в его составе подлинные, хотя все… — Она только теперь заметила, что держит в руке тапочек, и положила его обратно. — …Почти все указывает на это. Стартовая цена — двадцать пять тысяч.

Шилль, машинально кивая в такт ее словам, медленно поднял руку.

— Господин в тренче, на этот раз не передумаете? — поддела его мадам Мербуш.

Впереди поднялись еще две руки, сотрудница с телефоном сделала знак, и через несколько мгновений цена удвоилась. Сумма была куда больше, чем имел в распоряжении Шилль, но он то ли не осознавал, что так и не опустил руку, то ли слишком глубоко погрузился в размышления о хоэнлихенской дуэли. Тем временем посетители аукциона вовсю делали ставки. Лоренц тоже не оставался в стороне.

— Семейная реликвия… очень на то похоже… — шепнул он Шиллю, и тот с умным видом кивнул, хотя ничего и не понял.

— Семьдесят шесть тысяч — два… — Снова последовала обязательная пауза, во время которой мадам Мербуш взглянула на Шилля, чья рука наконец сползла на колено, а затем на его соседа, который жестом подтвердил свою ставку. — Семьдесят шесть тысяч — три! Продано господину в жилетке.

Аукцион завершился, посетители покидали зал. Ошеломленный Шилль и еще несколько участников торгов окружили мадам Мербуш, и тут кто-то произнес:

— Участник по телефону, который купил гусарскую саблю, по вашему мнению, в самом деле является потомком ее прежнего владельца?

— Трудно сказать наверняка. — Аукционист развела руками. — Все может быть…

Шилль воспользовался паузой и тоже осведомился:

— Простите, пожалуйста, а у вас нет данных, кто предложил на продажу сундучок из Хоэнлихена?

Мадам Мербуш покачала головой и ответила, что, как это обычно бывает в случае таких сделок, лот доставили анонимно.

— Я бы спятила, если бы мне приходилось проверять еще и документы владельцев, квитанции о хранении и прочую писанину. Поверьте, от бюрократии и без того спасу нет, — добавила она, закатывая глаза.

Публика оживилась, разговор перешел на правовые тонкости, льготы для коллекционеров, ограничения со стороны властей и тому подобное. Лоренц, стоявший чуть поодаль, поймал взгляд Шилля, едва уловимо кивнул и зашагал к выходу.

Букинист, за время аукциона успевший проникнуться доверием к этому человеку, молча проследовал за ним и сел в его машину, после чего они поехали в дом Лоренца, расположенный в южной части столицы, где, по словам нового знакомого, Шилль сам сможет все осмотреть. Во время получасовой поездки по сумеречному Берлину, за каждым окном которого Шиллю мерещились комнаты, набитые шпагами, саблями, пистолетами и островерхими касками, букинист думал о противотанковом ружье, рыцарском кресте, хоэнлихенском сундучке и еще о том, что неизвестный нацист везет его неведомо куда, чтобы обсудить сделку о купле-продаже огнестрельного оружия.

— Я сразу сообразил, что ты не коммерсант, — приветливо улыбнулся Лоренц. — Ты ищешь что-то для себя. Знаешь, как я это понял?

— Нет, и как же? — с искренним интересом отозвался Шилль.

— Очень просто. Если на аукционе сосед говорит про некий лот: «Не бери!», профи мигом его покупает. Торги — бассейн с акулами, там все против всех. А к чужим советам прислушиваются лишь неофиты и случайные посетители. — Он добродушно рассмеялся.

Шилль смущенно кивнул.

— Скажу больше, — не унимался Лоренц, — ты считаешь меня нацистом. А я немец из России, из Саратова. Последним, кто назвал нас нацистами, был Сталин. Он ошибался. Я деловой человек. Да, я продаю старое нацистское оружие, но только союзникам США по антигитлеровской коалиции. Они от этого просто без ума, — с жаром добавил Лоренц. — Так что все мои сделки есть бизнес, только бизнес и ничего, кроме бизнеса. Ты куришь?