Ослабить

Камилла была скорее мечтателем, чем практиком, и мечты её витали не вокруг практичного вроде денег, а вокруг возвышенного – любви.

– Какая разница, на каком этаже жить, главное, чтобы дома тебя всегда ждали любящие тебя люди. – Ответила она подруге. В тот день был четверг. Утром она ушла от мамы с дорожной сумкой, чтобы вечером вернуться в квартиру отца. Мысли были о том, рады ли ей хотя бы в одной из этих квартир.

Прошло шесть лет, а думала она о том же…

Уйдя в мысли, фокус на сетчатке глаз смылся, небоскрёбы вдалеке, на которые смотрела Камилла, стали нечеткими как в фотокамере со сломанным объективом, а когда она вернулась в реальность – на балкон на четвёртом этаже – взгляд снова прояснился. Теперь Камилла посмотрела вниз, на ровный асфальт. Такой же серый, как её настроение.

– Эй! Ты же не собираешься прыгать? – Олеся подкралась незаметно. – Учти, тут всего-то около пятнадцати метров, можно случайно остаться в живых и стать калекой.

– Я не собиралась прыгать. – Ответ Камиллы был честным. – Как ты тут оказалась? Я тебя не слышала.

– Пришла ножками по полу. Заходи, мне не по себе, когда ты стоишь у окна. – Олеся потёрла глаза и зевнула. Чем дальше Камилла отдалялась от окна, тем спокойнее она дышала. – Такая духота! Ни поспать, ни полежать! Говорила я папе, что надо купить кондёр!

– Ты из-за этого проснулась?

– Неа. Олежка позвонил по видеосвязи, чтобы показать бабочку с какого-то там заповедника. У них щас девять утра, и этот мелкий засранец не подумал о том, что я ещё сплю. – Озвучив все претензии в адрес младшего брата, находящегося от неё в дальности четырёх тысяч километров, Олеся улыбнулась. – А бабочка, кстати, красивая. И природа красивая. Такие горы, знаешь, как в картинке. Я бы там столько нафоткала… Везёт мелкому.

Камилла взгрустнула. У её грусти было две причины. Первая: это из-за неё Олеся осталась в Москве и не полетела вместе с родителями и младшим братом в Алтай. Оказалось, зря. Никакой свадьбы не будет, и Олеся ничего бы не пропустила, если бы выбрала поездку вместо торжества.

– Прости. Что осталась тут, а не полетела.

– Не говори фигню, Ками! Кто бы тебя успокаивал, если бы меня не было в городе.

Камилла грустно и благодарно улыбнулась. Это и было второй причиной для её грусти. Кто-то бы и нашёлся, чтобы её успокоить, но это было бы формальным проявлением жалости, а не искренним переживанием за близкого и родного человека. Подумать только! У неё две семьи, и в каждой она лишний человек.

И никто ей никогда не звонил в пять утра, чтобы показать бабочку. У неё тоже были младшие братья и сёстры – от вторых браков родителей. С ними она никогда не чувствовала себя по-настоящему родными. Для них она была скорее не родной, а чем-то вроде двоюродной сестры, иногда приходящей в гости. Если им захочется с кем-то поделиться увиденной красотой, они позвонят друг другу и даже не подумают, что Камилла, возможно, тоже захотела бы увидеть необычную бабочку и алтайские горы. Пусть даже в пять утра.

– Ты как? – Олеся присела на край дивана и приобняла подругу.

– Нормально. – Популярный ответ, очень часто предназначенный скрывать, что душу уже проскребли тысячу кошек.

– Не думай о плохом. И не думай о… – Не лучшая идея напоминать Камилле о Давиде. – В общем, не думай о плохом. Всё будет хорошо.

– Конечно. – Сказано без веры, лишь для того, чтобы успокоить подругу.

– А теперь давай спать. Я ни черта не жаворонок и не готова вставать с петухами. Надо будет сказать мелкому засранцу, чтобы научился различать часовые пояса! – Состроила злую гримасу, но пробивающаяся наружу улыбка выдавала радость от увиденного в разговоре с младшим братом.

Взяв с подруги обещание, что она не включит телефон, а попробует уснуть, Олеся ушла в свою комнату.

Камилла вернулась на диван, застеленный простынью, но глаза не закрыла. Вместо этого она рассматривала интерьер, который не менялся с тех пор, как им с Олесей было по одиннадцать – именно тогда тут последний раз делали ремонт, и Камилла даже внесла в него свою детскую лепту, помогая маме Олеси намазывать клей на обои и чувствуя себя частью какого-то семейного дела.

Камилла прошлась взглядом по узорам на обоях. Одна полоса была кривой – эту полосу наклеили они с Олесей. Её взгляд плавно перешёл на потолок, люстру, противоположную стену, стеллаж и наконец на кое-что новое – фотографию с десятилетнего юбилея Олега. Счастливые четыре пары глаз всех членов семьи улыбались на камеру. По щекам Камиллы покатилась слеза и попала в ушную раковину. Она вытерла слёзы голой рукой, продолжая рассматривать фото с праздника, на котором не была. Везёт же некоторым! У них есть семья и дом, в котором им всегда рады.

На фотографии Олег и Олеся улыбались, а родители обнимали их за плечи, в углу стояла забытая коробка с подарками, до сих пор завязанная бантиком, и ни у кого руки не дошли его открыть. Если что и нужно детям для счастья, так это ощущение, что их любят и ценят, а вовсе не горы игрушек. Ничто не подарит ребёнку такого спокойствия и радости, как уверенность в своей нужности в доме. Камилла знала это как никто другой. У неё в детстве было много игрушек: если мама покупала куклу барби, то папа дарил кукольный дом, а играть с куклой приходилось одной под очередные звуки телефонной ссоры родителей.

– Я не могу тащить её одна… – Слышала Камилла доносящийся из соседней комнаты мамин голос и с грустью осозновала, что она нечто повозки для лошади, которую приходится тащить.

В обход своего обещания не включать телефон и не смотреть сообщения от Давида (если они там есть), Камилла потянулась к смартфону. Он был выключен со вчерашнего дня, чтобы не слышать звонки от несостоявшегося жениха и ненароком его простить, поддавшись на извинения.

На чёрном экране засияло белое откусанное яблоко, ещё несколько секунд понадобилось, чтобы смартфон считал сим и словил сеть. Слева от значка 4G появились четыре вертикальные полоски, и на экран, на заставке которого целовались Давид и Камилла, посыпались уведомления. Два пропущенных от Людмилы Николаевной, четыре от Давида и ещё куча сообщений.

Первым делом Камилла потянулась, чтобы прочитать сообщения от Давида, но не смогла – чем ближе палец приближался к слову "Любимый" на экране, тем невыносимей становилась боль в груди, и в последний момент она нажала на «Людмила Николаевна». Начальница, не дозвонившись, излила свой гнев в мессенджере и в ярости сообщала, что родители детей крайне недовольны тем, что преподавательница не соизволила явиться на урок. Они платят за балетную школу не для того, чтобы их дети просиживали весь урок в одиночестве, а Людмила Николаевна не за тем столько лет создавала репутацию своей школе, чтобы пара отзывов от озлобленных родителей перечеркнули весь её труд.

«Камилла, я, конечно, понимаю, у тебя скоро свадьба и тебе не до работы, но потрудись хотя бы предупреждать, что не сможешь явиться на урок! И делай это заранее, чтобы я успела попросить другого преподавателя тебя заменить!».

«Я не потерплю в своей школе такого наплевательского отношения к работе.» – Закончила Людмила Николаевна, отправив второе сообщение спустя три минуты после первого.

В любое другое время Камиллу привели бы в ужас такие слова от начальницы, но сейчас ей было всё равно. Она поставила на сообщение реакцию с эмоджи «ok» в виде руки со сцепленными большим и указательным пальцами и закрыла чат.

Остались непрочитанные сообщения от контакта «Любимый». Сердце задрожало, заставляя в судорогах дрожать и руки. Уговаривая себя, что она только прочитает сообщения и не будет отвечать, Камилла открыла чат.

«Я дома. Ты где?»

«Камилла, не могу дозвониться. Где ты?»

«Любимая, всё в порядке?»

От слова «Любимая» внутри полилось теплом, но следующее сообщение бросило в холод и пробежалось по телу колючими мурашками.