Осьмирук с планеты Безо

Осьмирук спал, подергивая длинным хвостом. Его пасть, величиной с пасть бегемота, была полуоткрыта. Вокруг лежали кости, целые и сломанные, и пара изгрызенных человеческих черепов. Пахло горелым мясом. Джонкина поймала себя на мысли, что не верит в собственную смерть. Весь мир построен вокруг меня, – подумала она, – он развалится, если я исчезну. Умирать могут только другие, они же не такие настоящие. Умирать может даже мама или сестра, это еще можно понять. Но ведь никто не знает, не разрушится ли Вселенная с моей смертью. Не рискуйте, не убивайте меня. Пусть лучше мне сделают больно, я согласна.

Пока она так думала, ее подвесили под деревом, как тушу в морозильнике.

Впрочем, оружие продолжало левитировать неподалеку.

Джонкина дала сильнейшую очередь из распылителя и осьмирук проснулся. Он зевнул так, что его голова-туловище преломилась почти надвое, и дернул языком.

Язык у него был как змеиный, похожий на плеть. Рука бросила Джонкину прямо под ноги чудовища и, упав, Джонкина увидела, что место ног у осьмирука руки. Вот почему ладони такие натруженные и вот почему под ногтями грязь.

Джонкина кувыркнулась и бросилась в сторону пещеры. Одна из рук сорвала с нее набедренную повязку. Другая схватила за волосы и отогнула голову назад.

Третья сжала горло. Четвертая прикрыла глаза пальцами. Еще несколько секунд Джонкина брыкалась, а потом сдалась. И тут случилось что-то быстрое, чего Джонкина понять не успела. Руки швырнули ее в траву.

Она вскочила и бросилась бежать. Никто не преследовал ее. Взобравшись на холм, Джонкина обернулась. Осьмирук снова дремал, как ни в чем не бывало.

Вдруг Джонкина поняла, что не может сделать ни шагу. Какой бы сильной ни была женская воля, всегда найдется сила, которая заставит ее подчиниться. Всегда найдется кто-то, к кому пойдешь, не думая ни о стыде, ни о чести или гордости, ни о последствиях, ни о возможной смерти. Джонкина растворялась в этом зове, как первый удар колокола растворяется во втором ударе. Как звук растворяется в тишине. Как яд растворяется в крови. Как взгляд во встречном взгляде, как поцелуй в ответном поцелуе, как мечта в исполнении мечты. Она больше не принадлежала себе. Ее упрямство перегорело как лампочка. Сейчас она хотела, мечтала, пылала, жаждала чтобы чудовище изнасиловало ее и убило.

Она подошла на расстояние примерно десяти метров. Сила психического оружия не зависела от расстояния – здесь зов оставался столь же сильным.

– Эй, ты, уродина! – крикнула она. – Отдай мою одежду!

Осьмирук молчал.

– Не притворяйся, я давно знаю, что ты умеешь говорить. Или ты не понимаешь приказов?

– Понимаю, – приятным мужским голосом ответил осьмирук, на чистейшем межгалактическом, без всякого акцента. Джонкина сразу ощутила толчок и сделала еще шаг вперед.

– Почему ты меня отпустил?

– Не мог, – ответил осьмирук.

– Биология не позволяет или слаб стал на старости лет?

– Не мог без твоего желания.

– Желания даже на земле не спрашивают.

– Я старомоден, – ответил осьмирук таким голосом, что Джонкина совсем потеряла голову.

– Я думала, что ты изнасилуешь меня трижды.

– Только если ты попросишь.

– А я и попрошу, – сказала Джонкина и попросила.

Следующую неделю она прожила с осьмируком, не выходя из пещеры. Осьмирук оказался таким любовником, какого Джонкина не видала даже во сне. А сны она обычно принимала лекарственные, с эротической подпиткой. В ее снах бывало все, что только изобрели на земле. Но эта неделя была неземной – Джонкиной даже некогда было поговорить. Осьмирук любил руками, и руки его могли принимать любую форму. Наконец, наступил момент, когда она устала. Зов все еще звучал, но не заглушал остальных звуков жизни. Она стала замечать, что спит голая в пыли и очень испачкалась, что в углах пещеры куски костей, а под потолком паутина. Она попробовала было наломать веток для веника и подмести, но не смогла оторвать ни одного прутика. Растительность на Безо была слишком прочной. Яд переставал действовать, взгляды разошлись, поцелуй окончился, оставив вкус чужих губ, последний удар колокола затихал. Она снова обрела дар речи.

– Слушай, – сказала она, – это было так хорошо, что если ты сейчас начнешь меня морозить и обливать кипящим маслом, я не обижусь.

– Здесь нет ни масла, ни холодильников.

– Ты врешь, толстунчик, я сама исследовала образец женщины, которую ты замучил сто сорок лет назад.

– Позволь, я объясню тебе кое-что, – сказал осьмирук. – Я никого не убиваю, потому что на этой планете вообще невозможно умереть.

Джонкина задумалась.

– Ты хочешь сказать, что Безо – планета бессмертия?

– Как и любые другие, заселенные жизнью.

Джонкина вспомнила несминающуюся и нервущуюся траву.

– Да, расскажи мне еще. А как же Земля?

– Кроме Земли. Развитие жизни на вашей планете сразу пошло в неправильную сторону – в сторону смерти. Случился сбой в законах природы и родился злобный урод – ваша жизнь не исчезла, но оказалась предельно изувеченной. Ваша планета творит миллиарды копий живых существ и сразу же их убивает. Она сжирает сама себя. Согласись, что это страшно. Любые другие планеты рождают, не убивая.

Тебе никогда не казалось, что смерть не нужна?

– Нет, – ответила Джонкина, – это очень спорно.

– Что твоя смерть не нужна.

– Пожалуй. Но если большой не пожирает малого, а малый еще меньшего, то как же эволюция? Или она тоже не нужна?

– Каждый организм может не умирая развиваться как ему угодно – так же как ты развилась из младенца. Если бы ты эволюционировала миллиард лет с той же скоростью, что первые три года жизни, кем бы ты стала?

– Волосатой горой.

– Я имею ввиду не габариты.

– Не знаю, – ответила Джонкина. – Я не знаю, кем бы я стала. Но я попробую узнать, потому что теперь собираюсь прожить долго. Мне есть что помнить и есть куда идти. Ты меня многому научил, но не руками и не словами. Только тем, что ты есть. Ты вечен, милый?

Она с трудом выдавила из себя это «милый», хотя обычно награждала этим словом кого попало, вплоть до электросексмасажера. Просто, когда что-то кончается, слова теряют вес или начинают весить как камни.

– Когда-то я зародился маленькой клеткой и стал тем, что ты видишь сейчас. Смерти не существует. Когда-нибудь я стану совсем другим.

– А я хочу чтобы ты был таким же. Не меняйся, пожалуйста.

– В ближайший миллион лет я не изменюсь.

– Мне мало миллиона, – воскликнула Джонкина и сама испугалась свой страстности. – Пообещай миллиард.

– За миллиард я тебя забуду.

– Да, – согласилась Джонкина. – Знаешь, я соскучилась по Земле. У нас все не так, у нас моря из камня, облака из пластилина, а птицы летают в клетках. По ночам зажигают искусственные звезды, чтобы люди не пугались натуральных.