Осьмирук с планеты Безо

– И за все наказывают.

– Откуда ты знаешь?

– Ваша Земля вошла во все учебники. Птицы, моря и облака – это свободные стихии.

– Свободные? – удивилась Джонкина. – Я никогда не слышала такого слова.

Может быть, ты хотел сказать «спокойные».

– Нет. Но тебе не понять значения этого слова.

– Сво-бод-ны-е, – произнесла Джонкина по слогам. – Объясни.

– Это как объяснять слепому солнце или дикарю, видевшему лишь переплетения лиан, объяснять свойства треугольника. У вас на Земле нет свободы ни в какой форме.

– Ну и черт с ней, – согласилась Джонкина. – Я вот что подумала: если никто не умирает, то никто и не рождается.

– Почему нет? – Природа бесконечна, места хватит на всех. Земля – большой зоопарк смерти, к счастью, единственный во всленной. Мы иногда делаем искусственных животных и пускаем их на ближние к вам планеты, чтобы дать вам возможность поохотиться – а так, – кроме вас и этих манекенов, никто в мире не умирает.

– Вот почему их мясо такое невкусное, – сказала Джонкина. – Но это же несправедливо! Тогда почему вы не убили нас до сих пор? Мы же можем разнести заразу!

– Ты еще не понимаешь. Смерти нет и мы не можем убить. Убиваете только вы. Для нас нет ни боли, ни насилия, ни власти, ни злости. Мы можем только любить – и тоже гораздо лучше вас.

– Я заметила, что лучше, – сказала Джонкина, – можно, когда я уйду, я возьму одну из твоих рук? Я буду вспоминать тебя и прикладывать ее к своему телу.

– Но она не станет любить без меня. Она сможет только хватать и держать.

– Хватать и держать… – задумалась Джонкина, – ага, я понимаю. А почему ты повесил ту стрелку с космосе и зачем ты ловишь людей?

– Я играю, – ответил осьмирук, – ведь это же весело, правда?

– Еще бы. А кости и черепа?

– Оптическая иллюзия.

– Здорово. Это как аттракцион. Было очень похоже.

Весь следующий день Джонкина занималась физическими упражнениями, восстанавливая форму. Когда к вечеру осьмирук крепко уснул, она надела набедренную повязку, взяла одну из ладоней и положила ее в опустевшую сумочку из-под энегтабов. Потом отправилась в путь. К рассвету она была на корабле.

Рука, которую она везла с собой, была незаменимым оружием, которое стоило бы применить в некоторых деликатных целях. Руку невозможно уничтожить. Она будет находить кого нужно, хватать кого нужно, держать кого нужно и тащить куда нужно. Такую руку можно применить даже для президентского переворота, чтобы захватить власть в какой-нибудь маленькой стране. А можно просто продать за кучу миллионов. Если все обойдется, – решила Джонкина, – это станет моим последним полетом. Обоснуюсь где-нибудь в диком месте и буду охотиться на носорогов или слонов. Отличная старость. Она крепко уснула, даже не приняв секс-таблетки – эротики ей уже было достаточно. Ей снились пластилиновые облака над каменными валами, снилось что-то из детства, брошенное на экран настоящего – какие-то драки и разборки из-за денег. Родина, детство и деньги – что может быть лучше? От всего этого было так тепло, что она стонала во сне.

Ровно в полночь по корабельному времени рука выползла из сумочки, заперла Джонкину в каюте и долго бегала по клавиатуре, программируя компьютер на безопасное возващение к Земле. Потом написала прощальную записку, открыла шлюз и выпорхнула в открытый космос. В записке была только одна фраза: «Милая, обещаю продержаться миллиард».

Джонкина спала как дитя и проснулась лишь тогда, когда первые предупредительные снаряды службы недопускания начали стучать в обшивку. Ей так и не удалось выйти из каюты. Солдаты-недопускальщики вскрыли стальную дверь, вытянули Джонкину, трижды изнасиловали, били головой о мебель, потом засунули в холодильник, вытащили, убедились что жива и облили кипящим маслом. Потом бросили в клетку к бортовому леопарду, которого специально держали для плановых экзекуций. Но леопард отгрыз только ноги.

И добрые, но далекие звезды сияли сквозь большие иллюминаторы корабля.