Основной инстинкт
Шрифт:
Она почувствовала, как член Седого напрягся. Седой замер и запищал тонким старческим голоском. Верка резко оттолкнулась руками от кровати и что было силы подалась назад, сбив с ног Седого. Она сама едва не упала, так как платье было еще задрано у нее на голову и она не видела, что у нее под ногами. Она дернула платье вниз и увидела, что Седой сидит на полу перед ней, раздвинув ноги, и, держась одной рукой за член, помогает себе кончить. Глаза его были широко раскрыты, но Верку он не видел. Он сейчас вообще ничего не видел.
Верка с размаху всадила ему правой ногой в пах, почувствовав, как пальцы попали точно ему по яйцам, и бросилась
А что, если он уже очнулся и стоит теперь с пистолетом у окна и ждет ее появления? И как только она выглянет из подъезда, он тут же всадит ей пулю в спину или в голову?
«Ну нет! – возразила себе Вера. – Не всадит! О том, где Виктор, знаю теперь только я. Если он меня убьет, он никогда этого не узнает. Он не выстрелит, даже если будет держать меня на мушке».
Она собрала всю свою волю и выглянула из подъезда. Если внутри подъезда было темно, то двор освещали несколько фонарей, отчего любой человек, который в нем находился, был виден как на ладони. Вере нужно было преодолеть метров пятьдесят, которые отделяли подъезд от угла дома, за которым Седой уже не сможет достать ее выстрелом.
Придется рискнуть, решила Вера и быстро вышла из подъезда.
Ей очень хотелось побежать, но она заставила себя идти спокойно и не оглядываться назад. Пусть эта тварь видит, что она нисколько его не боится!
Вера дошла до угла, повернула за него и тут же бросилась бежать что было духу.
Внутри у нее все ликовало. Она победила Седого! Она обманула его и сбежала!
О Дмитрии она ни разу не вспомнила, словно его никогда и не существовало.
Глава 18
Кровь текла из разрезанной руки, и Вера уже пожалела, что так сильно полоснула себя ножом. Но этому старому уроду надо было показать, что она ничего не боится! Ни боли, ни крови, ни смерти! И она ему показала.
Вера вспомнила, как он лежал на полу со спущенными штанами и дрочил, не видя и не слыша ничего, и презрительно рассмеялась.
«Проститутка! – подумала она. – Напрасно ты презирал проституток, Седой! Вот одна из них и показала тебе, какое ты сам дерьмо! Ты остался ни с чем, старый козел!»
Смех все сильнее душил ее. Она вдруг поняла, что не может с ним справиться, плечи тряслись от конвульсий, грудь разрывали приступы истерического смеха. Ей самой собственный смех казался то бессмысленным, то зловещим, словно ночной хохот гиены в московском зоопарке, она слышала однажды, когда клиент привез ее к себе домой, в высотку на Кудринской площади. Верка представила вдруг, как она превращается в гиену – руки и ноги становятся мохнатыми лапами, сзади появляется хвост, она падает на четыре конечности и бежит по ночной Москве, приставая к мужчинам и пытаясь их снять, а они в ужасе от нее шарахаются.
Верка испугалась и перестала смеяться.
Истерика, неожиданно овладевшая ею, насторожила. Ей нужно срочно попасть в Ховрино! Она уже на пределе, и вот-вот силы ее кончатся. Кровь из раны не перестает течь. Вера вдруг сразу почувствовала себя очень плохо и перепугалась, что потеряет слишком много крови и не сможет попасть в Ховрино, чтобы помочь Виктору. Надо было срочно добираться домой. Но сначала нужно было остановить кровь.
Вера ухватила подол платья левой рукой, вцепилась в него зубами и сильно рванула. Платье затрещало,
и в руке у нее осталась широкая полоса материи. Платье стало намного короче. Вера вдруг сообразила, что трусов на ней нет, Седой, сволочь, снял.«Ну и черт с ними! – подумала Вера. – Обойдусь без них!»
Она перетянула правую руку оторванным куском матери и вышла на Крымский Вал в надежде поймать машину. Руку она прятала за спину, чтобы не пугать водителей, и старалась держаться подальше от фонарей, чтобы ее разодранное снизу платье не сразу бросалось в глаза.
Она простояла минут двадцать, начав уже волноваться, что Седой очнется и отправится ее искать. Если черт занесет его на Крымский Вал, ей придется плохо. Второй раз ей от него уйти не удастся, это Вера очень хорошо понимала. Она уже еле стояла на ногах.
Наконец около нее затормозил старый «Москвич». Водитель высунулся в раскрытое окно и долго молча рассматривал растерзанную Верку.
– Чего уставился? – спросила она грубо, на деликатность уже сил не хватало. – Отвезешь?
– Хорошо тебя отделали! – ухмыльнулся водитель. – Куда едешь-то?
– В Ховрино, – мрачно ответила Вера. – Поедешь?
– Сколько платишь? – спросил он.
– А сколько ты хочешь? – ответила вопросом Вера, денег у нее не было с собой ни копейки.
– Полтинник и пару минетов, – снова ухмыльнулся водитель. – Один сейчас, второй – как приедем.
– Согласна! – кивнула она. – Сверни во двор.
Водитель загнал «Москвич» в ближайшую подворотню, метрах в тридцати впереди.
Когда Вера подошла к машине, он уже сидел с расстегнутыми брюками и торчащим кверху членом.
– Слушай, мне сейчас зубы выбили, – сказала Вера. – Давай вместо минета – раком? Хочешь?
– Пойдет! – сразу согласился водитель и вылез из машины.
Вера положила голову на капот и отставила зад, задрав платье. Остывший за вечер металл приятно холодил ее разгоряченный лоб. Водитель держал ее за ягодицы и дергался сзади. Вера абсолютно ничего не чувствовала… Она просто отдыхала, сколько могла.
– Все, что ли? – спросила она, когда заметила, что толчки сзади прекратились. – Тогда поехали…
Водитель что-то бубнил всю дорогу, Верка его не слушала. Думать она тоже ни о чем не могла. Мысли спеклись в один большой комок, из которого торчали непонятные обрывки фраз. У некоторых не было начала, у других – конца. Единственная осмысленная и полностью понятная ей фраза состояла из одного слова: «Домой!»
Водитель подвез ее к дому, но отпускать, не получив свое, наотрез отказался. За деньгами он согласен был подняться в квартиру, но сначала, сказал он, в рот бери или раком вставай. Он не выпустил Верку из машины, а вновь отвез ее поближе к электричке, где стояла густая тень от деревьев, и, вытащив из машины, вновь поставил раком. На этот раз он пыхтел уже в два раза дольше и все не мог кончить. Вера начала терять терпение. Ее распирала злость.
Почему она должна платить всем, а ей не платит никто? Почему она отдает свое тело просто так, уже который раз за этот длиннющий, ужасный день? Карен, Седой, теперь этот любитель минетов… Когда же это все кончится, наконец?!
Вера выпрямилась и повернулась к водителю лицом.
– Ну? – сказал тот. – Ты чего? Я не кончил еще!
Верка молча опустилась на колени перед ним и обхватила губами его вяловатый член.
Водитель держал ее за голову и все наклонялся, стараясь дотянуться до груди.