Особь

В отделе осветительных приборов висел молодой мужчина, повешенный на шнуре за крюк для люстры. Сквозняк чуть заметно раскачивал тело, едва различимо вибрировал натянутый шнур, печально поскрипывал крюк. Из уголка приоткрытого рта сочилась мутно-розовая влага, медленно натекая на подбородок и грудь. На плече висельника сидела удивительно жирная афганская крыса. Свесив длинный омерзительный хвост, она деловито, с сытым урчанием объедала обезображенное лицо покойника.

Заметив девушку, гнусная тварь угрожающе приподнялась на задние лапы. Двойные передние резцы хищно ощерились, вздыбилась рыжеватая шерстка на загривке, голый хвост напрягся и нервно застучал по плечу повешенного. При этом огромные голубые глаза с густыми пушистыми ресницами смотрели на потенциальную жертву в упор, не мигая. Вытянув острую морду с тонкими длинными усиками, крыса втянула носом воздух и с неожиданной агрессией запищала.

В тот же момент Лида ощутила себя пустой, как бамбук. Спазмы страха накатили на нее неотвратимо и безудержно, словно икота. Кончики пальцев задрожали, глаза остеклянились, лицо словно полоснуло зигзагом отвращения. Она попыталась отойти в сторону, однако не нашла в себе для этого сил: холодная волна беспомощности накрыла ее с головой, начисто парализовывая волю. Омерзительное существо, приподнявшись на задние лапки, смотрело на девушку немигающим, гипнотическим взглядом.

Подбегая к девушке, Суровцев заметил, что крыса уже напряглась, готовая вот-вот прыгнуть. Мефодий Николаевич среагировал раньше, чем гнусная тварь успела оттолкнуться когтистыми лапами от плеча покойного. Он сгреб и придавил спутницу к асфальту, прикрыв ее своим телом. Серая тень стремительно пронеслась над головой – едва повернув голову, Суровцев успел заметить боковым зрением, что промазавшая крыса плюхнулась в открытый канализационный люк.

– Бежим! – Схватив Лиду под руку, Мефодий Николаевич перекинул баул и увлек девушку к автомобилю.

Уже усаживаясь в машину, он услышал пронзительный стрекот мотоциклетного двигателя. Где-то, как показалось, совсем рядом бахнул выстрел, тонко запел рикошет, чмокнуло дерево, и звонким металлическим щелчком отозвался бампер машины.

Разворачиваясь задним ходом, Суровцев едва не сбил байкера в черном шлеме, с обрезом в вытянутой руке – того самого. Даже на расстоянии было заметно, что от мотоциклиста исходит мощный ток лютой жестокости, безмерной ненависти и нестерпимого страха. Передернув затвор, стрелок на мотоцикле попытался взять в сторону, но потерял равновесие и тут же завалился на бок.

Это и спасло жизнь водителя и его спутницы. Взвизгнув протекторами по асфальту, автомобиль споро нырнул в арку под домом и, качнувшись на повороте, помчался в сторону Центрального зоопарка.

Мефодий Николаевич вел автомобиль, поглядывая в обзорное зеркальце. На улице темнели остовы сожженных машин, коробки обугленных автобусов, громоздилась выброшенная из окон мебель, и Суровцеву всякий раз приходилось сбавлять скорость, объезжая преграды.

Лида уже вынырнула из липкого омута ужаса. То и дело озираясь назад, она удивленно шептала:

– Кто это? Почему он в нас стрелял? Что мы ему плохого сделали?

– Обычный псих, укушенный нашей хорошей знакомой, – бросил водитель. – Что самое печальное – это не его вина. Каждый из нас мог бы оказаться на его месте.

– А если… меня эта крыса укусит? – стеклянным от страха голосом спросила девушка. – Получается, что я даже на тебя смогу наброситься?

– Или я на тебя, – посуровел Мефодий Николаевич. – Но, думаю, если мы правильно себя поведем, ничего подобного с нами не случится. Зоопарк на сегодня – единственный островок во всем городе, куда наверняка не сунутся ни крысы, ни маньяки.

Сворачивая с проспекта, Суровцев заметил вдали приметный силуэт мотоциклиста в черном шлеме. Притопив педаль газа, он повел машину к служебному входу. Стрекот мотоциклетного двигателя нарастал. Остановившись, Мефодий Николаевич призывно посигналил. Высокие металлические ворота, ведомые электромотором, плавно отошли в сторону, и малолитражка вкатила на территорию зоопарка. Спустя какую-то минуту снаружи донеслось тарахтение байка, и Суровцев тут же поймал себя на мысли, что тембр мотоциклетного двигателя он запомнил на всю оставшуюся жизнь…

Глава 20

Пошла уже третья неделя с момента введения в Южном округе чрезвычайного положения…

Наверняка любой старожил, пробывший все это время в отлучке, не узнал бы родного района. По почти вымершему округу в ядовито-желтом смоге мелькали редкие прозрачные силуэты, тщась продолжить призрачную жизнь. Едва ли не треть домов смотрела на улицы и дворы пустыми глазницами окон со следами пожаров. Сожженные автомобили и трупы на улицах превратились в естественную составляющую городского ландшафта. Специальные команды правоохранителей на бронемашинах убирали их каждое утро – перспектива глобальной эпидемии была слишком очевидна. Большинство трупов оказывалось невостребованными, морги были забиты до отказа, мест для захоронений в Южном округе почти не осталось, и распухшие, раздувшиеся тела самосвалами вывозили в крематорий. К несчастью, лето выдалось знойным, удушливым, безветренным. В недвижном воздухе стояли городские испарения, к которым примешивалось жутковатое амбре гниющего человеческого мяса, проникая даже за наглухо закрытые окна квартир.

Выжившие – по предварительным подсчетам, их теперь оставалось не более трех четвертей от всего населения округа – сидели по домам, выходя на улицы лишь в случаях крайней необходимости. Стихийно формировались домовые комитеты и отряды самообороны. Делегации вооруженных мужчин с самого утра отправлялись в специальные продуктовые распределители. Для таких поездок использовались машины с самодельной противопулевой защитой: заэкранированные сверху донизу кровельными листами, с засыпанным в междверное пространство песком. Внешне эти машины неуловимо напоминали вагоны бронепоезда. От автоматных очередей эти самодельные ухищрения, конечно же, не спасали, но сбивали траектории пуль, погашая при этом часть энергии. Огонь из стрелкового оружия открывался из таких машин безо всяких церемоний – при малейшем подозрении налета.

Микроавтобусы «Скорой помощи» выезжали лишь в самых экстренных случаях – к роженицам или раненым детям. Милиционеров катастрофически не хватало – тем более что их стреляли, вешали и топили едва ли не ежедневно. Толпа мародеров умудрилась разграбить огромный воинский склад, и огромное количество стрелкового оружия расползлось по всему Южному округу. Школы и вузы давно закрылись – туда все равно никто не ходил, да и большинство таких зданий было сожжено. Не работали суды, прокуратура, редакции окружных газет и местных интернет-изданий. Однако надо отдать должное властям: и электричество, и водопровод, и газоснабжение все еще функционировали в полном объеме. Усиленные наряды милиции в кевларовых бронежилетах охраняли электростанции, трансформаторные и газораспределительные пункты. К особо важным объектам прикомандировали тяжелую бронетехнику. Приземистые, в фасетчатой противокумулятивной броне, танки угрожающе возвышались у въездов на все мосты, а также у продуктовых складов и крупных супермаркетов.

Продукты на баржах доставлялись исправно, по несколько раз в день – несмотря на многочисленные попытки вооруженных налетов. Однако продуктов на всех не хватало, потому что большая часть уходила «налево». Пышным цветом расцвел черный рынок, на котором можно было достать практически все – от любых деликатесов до стрелкового оружия. Деньги, драгметаллы и прочие привычные ценности теперь почти не котировались, в отрезанном от остального мира Южном округе царил натуральный обмен. Килограмм муки менялся на банку свиной тушенки, за ящик макаронов можно было купить пистолет с полной обоймой, за блок плохеньких сигарет нанять для охраны наряд милиционеров на броневике. Особо ценился «калашников», продававшийся в стандартном наборе с двумя полными рожками, перевязанными скотчем: за него просили сто килограммов картофеля или мешок крупы. Еще дороже котировались средства личной гигиены и табак: брусок хозяйственного мыла менялся на полную пистолетную обойму, за пачку махорки можно было купить противопехотную мину или две дюжины куриных яиц. Настоящим же королем рынка стало спиртное, что неудивительно: депрессия, поразившая граждан, требовала немедленного подавления. Да и комплекс «пира во время чумы» свойственен для всех отчаявшихся во все времена; от безысходности и каждодневного страха многие пустились во все тяжкие. Ящик дешевого крепленого вина типа «чернила» запросто менялся на гранатомет; за ящик водки с ходу предлагали спецназовский набор из бронежилета, автомат с полным боекомплектом и две гранаты.

Интернет, телефонная и мобильная связь были предусмотрительно отключены – чтобы обезумевшие от страха и отчаяния люди не сеяли панику в других районах города. Городское начальство, следуя старому принципу «пуганая ворона куста боится», отключило даже локальные компьютерные сети Южного округа. Работала только радиосвязь на специальных служебных частотах. Зато телеканалы «оттуда» все еще вещали, и бодрые репортажи якобы «из зараженной зоны» неимоверно бесили жителей Южного округа. Такой вакханалии вранья невозможно было себе и представить; фразы «ситуация под контролем» и «очаги опасности постепенно локализуются» вызывали приступы лютой матерщины зрителей; профессиональных телеврунов были готовы порвать на части не только маньяки, но и обычные граждане.