Особенная дружба | Странная дружба

И, тем не менее, именно там Жорж был сильно тронут сочностью света, просачивающегося между шторами. Маленькие люди на узоре шелкового гобелена по–прежнему играли на своих флейтах, приветствуя его. Он был в восторге от картин. Иоанн Креститель, изображённый на картине ребенком, показывал какому–то святому поднятый в предостережении палец — казалось, он говорил: «Разве я не отличный парень?» А ещё там была пожилая аристократическая дама, играющая с маленькой обезьянкой; и паж, выглядевший, как всегда, так hors de page [независимо, фр.].

Мелкие монеты в шкафчике для медалей, казалось, были готовы вновь обрести изначальную чёткость своей чеканки, только ради него.

Глаза Жоржа, очистившиеся от аскезы Сен—Клода, вновь открыли для себя великолепие персидских ковров. Он восхищался разнообразием их мелких узоров, гармонией цвета, великолепной густотой их ворса. Он положил кошку на один из них, походивший на упавший и рассыпавшийся букет, чтобы посмотреть, как она уйдёт от него по цветам на ковре.

В столовой он побаловал свой вкус к пышности, включив две большие серебряные лампы. В корзине для фруктов лежал виноград; его вкус ещё не забылся. Было жаль, что этот фрукт было не слишком удобно включать в список дополнительной провизии в колледже; подобное требовало слишком много личных денег — наряду с сахарной пудрой, вишнёвой водкой и колотым льдом. Жоржу казалось, что он позабыл про всё это, и теперь у него не было недовольства оттого, что он увидел всё это снова.

Он нанёс визит на кухню, где ему сообщили, что в его честь в меню ужина будет включено суфле. Затем он прогулялся вдоль всей террасы и спустился в сад для инспекции теплицы.

В гараже он обнаружил, что его велосипед висит на стенде. Он предпочитал его автомобилям своих родителей. Спустив его, он накачал шины, и звякнул звонком, в знак того, что здесь имеется еще одна вещь, которая лишний раз подтверждает его собственную свободу. У него появилась мысль о длительной экскурсии, поездке наедине с ветром. Было жаль, что город С. лежал вне пределов его свободы: он был бы не против прокатиться туда подобным образом.

В течение последующих дней он столкнулся с несколькими знакомыми из лицея. Они показались ему еще более не интересными чем когда–либо; одни — своим увлечением кино, другие — вульгарностью и спортивной типичностью в их извечных разговорах об играх. Его собственные спортивные забавы оказались для него недоступны — плохая погода мешала ему выезжать на велосипеде.

Он написал Люсьену длиннющее письмо, поведав, что, в конечном итоге, та знаменитая Лилиан не придет; следовательно, сам Люсьен сможет приехать без риска для своей добродетели. С другой стороны, его жизни может угрожать опасность: одним из рождественских подарков Жоржу оказалась пара превосходных рапир; он получил первый урок фехтования, и уже готов бросить вызов на бой Люсьену, даже без защиты и каких–либо масок, если у того вдруг появится такое желание. Ещё Жорж написал Люсьену, что читает сейчас Tha"is [исторический роман (1890 г.) Анатоля Франса о св. Таисии Египетской Фиваидской] и «Песню Песней» [Книга Песни Песней Соломона — 30-я часть Танаха, 4-я книга Ктувим, каноническая книга Ветхого Завета, приписываемая царю Соломону], и решил спросить у него, как дела с его ознобышами. Обратной почтой он получил письмо от Люсьена.

21 декабря, 193х г.

Дорогой Жорж,

Очень большое спасибо за то, что написал первым, и повторил своё любезное приглашение. К сожалению, наши каникулы слишком коротки, чтобы я смог приехать к тебе. На самом деле я едва выгадал время, чтобы написать: у меня довольно мало свободного времени, так как я играю в представлениях Рождественского вертепа [пещеры с яслями, младенцем Христом, его матерью и т. д.] — этим можно заработать индульгенции. У нас здесь была превосходная полуночная месса. Девушка, возможно, такая же красивая как твоя кузина, пела соло.

Я рад, что тебе на Рождество подарили рапиры, но будь осторожен, чтобы не повредить глаза! Мне подарили зеленый велосипед. Он не такой знаменитой марки, как твой, сэр! но тоже не плох. У него три передачи, хромированный багажник, и двух–тоновый звонок (динг–донг).

Раз ты написал мне, что читаешь, то я сделаю тоже самое: я читаю «Милый Иисус, перевод с испанского». Это очень интересно.

Я посылаю тебе картинку, которую нашел. Как увидишь, там есть молитва «Ангел–хранитель отринутого ребенка». И говорю тебе — теперь я знаю её наизусть. В ней говорится про меня. Несмотря на все мои усилия, я нуждаюсь в ней больше, чем ты можешь подумать.

И вот почему: мой дядя–астролог утверждает, что не может найти признаков того, что он называет мистицизмом, в моём гороскопе. Он говорит, что Уран и Марс объединились в нем, что предвещает весьма различные вещи, но он не скажет мне, что именно. Всё это очень раздражает, и я рассказываю об этом только тебе, потому что ты думаешь то же самое. Очень глупо пытаться верить во всё…

В постскриптуме Люсьен добавил, что он присоединился к Морской и Колониальной лиге в качестве подготовки к своей карьере плантатора.

На картинке, которую он послал Жоржу, был изображён голубой ангел, парящий над розовым ребенком. На обороте была напечатана молитва:

Ангел–хранитель его, чьё имя вы можете прочесть в моём сердце,

наблюдает за ним с каждодневной заботой, делая его путь легким, а его труды плодотворными. Высуши его слезы, если он плачет; благослови его радости, если они есть у него; увеличь его мужество, если он чувствует, что слабеет; восстанови его надежды, если он лишится мужества; его здоровье, если он болен; правду, если он ошибается; раскаяние, если он согрешил.

(Сорокадневная индульгенция)

Жорж по–прежнему считал себя другом Люсьена, но чувствовал, как ежедневно растет его дружба к другому, тому, кого он едва знал, и кто не знал его совсем. Он часто думал о младшем Мотье. Словно открывая себя для других, ему хотелось как–то повлиять на людей и места рядом с этим мальчиком.

Он написал Блажану, по–прежнему пребывавшему в городе C., чтобы заполучить адреса Мориса Мотье и Отца Лозона. Он любил вспоминать тот факт, что название этого городка фигурировало в их первом разговоре в колледже. Марк, отвечая на его письмо, поблагодарил за то, что его не забыли: личное письмо гораздо лучше, чем коллективное послание, состоявшее только из пары строк, подписанных всем классом. Казалось, Марку было предназначено стать обманутым намерениями Жоржа: разве не он верил, что именно под его влиянием Жорж выбрал Отца Лозона в качестве своего духовника? Конечно же, если принять во внимание, что влияние, определившее выбор Жоржа, принадлежало Люсьену.

Заполучив адреса, Жорж поспешил отправить новогодние поздравления преподобному и Морису. Он впервые писал на имя Мотье. Морис, без сомнения, был удивлен, получив его послание, потому что они совсем не были близки во время учёбы. Вероятно, так же, как и преподобный отец, потому что вот–вот должен был начаться новый семестр. Жоржу было жаль, что Морис не ответил ему, хотя, на самом деле, не так уж и сильно. Ему было бы интересно прочитать письмо от Мориса; и, возможно, его младший брат мог бы прочитать его, так же как и письмо, отправленное Жоржем.

В первый день Нового года Жорж увидел на витрине магазина канцтоваров выставку благочестивых картинок. Он резко остановился; у него возникла мысль, что он тоже сможет отплатить Люсьену подарком. Но это оказалось не таким уж лёгким делом, потому что Люсьен в изобилии обладал подобным товаром: его книги и ящики содержали в себе целый сонм святых и ангелов. Те, из магазина, если и отличались деталями, были почти точно такими же, как имевшиеся у Люсьена. Жоржу хотелось бы чего–нибудь оригинального: какого–нибудь редкого ангела, наподобие тех, к которым обращались поэты Парнасской школы, какого–нибудь недавнего Благословления, или одного из тех неизвестных святых, которые никогда не оказываются за пределами страниц мартиролога…