Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра
Шрифт:
Занимались и практикой: в Любеке в 1547 году задержали сто двадцать мастеров — инженеров, художников, врачей, — ехавших на московскую службу. Чтобы не просвещали страну, не делали ее сильнее и современнее. Русским — никаких новых технологий! И без всяких там формальностей, и поправок Джексона — Вэника.
В 1553 году Ричард Ченслер открыл для Европы другой, морской путь в Россию — из Британии к устью Северной Двины. В Лондоне организовали компанию для торговли с Москвой. Польский король немедленно принялся писать Елизавете Английской, укоряя и обвиняя ее в преступлении перед Европой за то, что своей торговлей с врагом человеческого рода она укрепляет его военный потенциал.
Васнецов В. М. (1848-1926). Царь Иван Васильевич Грозный
ВЕНЕДИКТОВ
ЧЕНСЛЕР (р. 1556). Английский купец, мореплаватель, побывавший при дворе Ивана IV Грозного. Оставил вполне благожелательные — что вообще характерно для людей успешных — заметки о России. Некоторые его наблюдения не потеряли актуальности до сих пор: «Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них. Я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек»
Честное слово, даже обидно как-то. Царь страшен, грозен, непостижим... «великий и ужасный»? А все выходит проще, все «не так», как говорят Наталья Басовская и Венедиктов в исторических передачах на «Эхе Москвы».
Нет никакого «великого и ужасного», залившего кровью Россию, чудовища на троне. Есть в реальности — столкновение геополитических интересов. Идет прозаическая до невозможности борьба за торговые пути, за привилегии купцов и золотые монеты в сокровищницах.
И ради этого прозаического, скучного, превратили царя Ивана IV в сидящего на троне дьявола? Попробуем сейчас в этом разобраться...
«В агитации против Москвы и Грозного измышлялось много недостоверного о московских нравах и деспотизме Грозного, и серьезный историк должен всегда иметь в виду опасность повторить политическую клевету, принять ее за объективный исторический источник», — пишет Платонов.
Но то — серьезный историк. А то — русский интеллигент, которого хлебом не корми, дай сказать или послушать гадость о своей стране. Эпоха Грозного дает массу таких возможностей...
Наш русский Яндекс тоже выдает по запросу «Иван Грозный» миллион страниц. На большинстве из них повторяется та же западная политическая клевета. Хотя бы в форме ее опровержения. Но Грозный в русском сознании (а интернет, наверное, все-таки — коллективное сознание) не окрашен в однозначно черные и кровавые тона, как за границей. У нас он — личность дискуссионная. На протяжении последних двух веков он представал непонятым современниками гением, малоумным или сумасшедшим, строителем великой державы, кровопийцей, пророком, двойственным субъектом, патриотом и проч.
Был он и правда непрост. Не однозначен.
Мудрый Карамзин писал о том, что характер Иоанна, героя добродетели в юности, неистового кровопийцы в летах мужества и старости, «есть для ума загадка». При этом Карамзин не скупился на радужные краски, расписывая первые шаги Ивана в верховной власти. Сначала все было не то что хорошо... прекрасно! «Юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России: он велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. Они собралися и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании».
Правда, справедливость требует признать, что на первом Соборе присутствовали только бояре и духовенство. Этот собор еще нельзя считать земским. Народ «всякого чина или состояния» в действительности на него приглашен не был и оставался лишь зрителем и слушателем царского «прямого телеэфира» на Красной площади. Но главное — Иван хотел обратиться непосредственно к НАРОДУ.
МЕДВЕДЕВ
Дмитрий Анатольевич (р. 1965). Халифам приходилось переодеваться в рубище и инкогнито блуждать по узким улочкам Багдада, чтобы узнать, что же на самом деле говорят подданные об их правлении. Медведеву в этом отношении проще: он активный пользователь интернета, и в любой момент может, не вставая с кресла, узнать, что о нем пишут и думают в России и мире на самом деле. Полагаю, директора по маркетингу крупнейших порталов, блогов и т. д. много бы дали, чтобы узнать какие сайты находятся в закладках в компьютере Президента.Так и сегодня народ периодически слушает на Красной площади заезжих и доморощенных звезд эстрады [101] .
Так в первую послевыборную ночь 2008 года вот так же на сцену вышли Дмитрий Медведев и Владимир Путин. Сказали краткие речи. Толпа, промокшая под дождем, скандировала: «Путин! Путин!» Так люди успели привыкнуть. А переключиться еще не успели, хотя совместный выход двух президентов к народу демонстрировал преемственность власти. Тот, кто в Кремле придумал этот выход, хорошо знаком с традициями русской истории.
101
Честно, меня коробит устоявшаяся мода на концерты на Красной площади, на Васильевском спуске. Одно дело — государственные мероприятия, а коммерческие — совсем другое. Нехорошо это, даже если Макаревич или сам Пол Маккартни — все равно нехорошо. Конечно, я знаю, что имперскую торжественность площадь приобрела только при Сталине, а раньше по ней и трамвай ходил. Но раз сложилась традиция особого отношения к этому месту, так и надо традицию беречь.
Множество людей, глядя на картинку в телевизоре, тогда воскликнули: «Какой пиар!»
Явление двух президентов народу на Красной площади сразу все объяснило стране [102] .
Многое объясяет и речь Ивана Грозного — своего рода программа правления.
Карамзин описывает трогательную и величественную сцену, разыгравшуюся на Красной площади. После молебна Иван обратился к народу: «Рано Бог лишил меня отца и матери, а вельможи не радели обо мне: хотели быть самовластными, моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ — и никто не претил им. В жалком детстве своем я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!»
102
Если я ошибаюсь, пусть меня поправят, но, кажется, это был первый акт передачи верховной власти, не связанный ни с какими потрясениями, — вообще за всю историю России! Конечно, престолонаследие имело предсказуемый порядок, но восшествию на трон нового государя предшествовала смерть царя — а это ли не потрясение?
Похитили... Чист от крови... Суд небесный... Кто бы тогда внимательно прислушался к этим словам! То есть им, конечно, внимали. Но не разгадал народ ключевые термины концепции, уже утвердившейся в голове Ивана Грозного. Не просек пока.
А молодой государь тут поклонился на все стороны и продолжал: «Люди Божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет, оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник».
Зло... Любовь... Судья... Опять ключевые слова. Точнее, темы, отталкиваясь от которых, как от печки, Иоанн Васильевич спляшет на Руси свой кровавый танец. Любовь он понимал по-своему.
Эти цитаты из Грозного дают представление о красноречии Ивана Васильевича (столь любимого народом по сю пору именно за афористичные выражения из гайдаевской комедии — все-таки сценарий писался по пьесе Михаила Булгакова). А еще картинка всенародного единения вокруг государя, нарисованная Карамзиным, важна потому, что станет каким-то эмоциональным противовесом той мрачности, что неизбежно сопутствует описанию его деяний.