Особое мясо

— А еще они не нарадуются этой цифровой игрушке, тоже дедушка с бабушкой подарили. Знаешь, как называется? «Мой настоящий домашний питомец».

Он ни о чем ее не расспрашивает. От слов сестры веет застоявшейся сыростью, затхлостью, сжатым холодом. Она тем временем продолжает болтать:

— С этой игрушкой дело такое: можно создавать себе собственного питомца и по-настоящему заботиться о нем. Кормить его, играть с ним. Я себе тоже такую виртуальную зверюшку завела. Зовут Миши, это белый ангорский кот. Только еще не взрослый кот, а котенок. Я в параметрах указала, чтобы он не рос. Мне котята больше взрослых кошек нравятся, как и всем, наверное.

Ему кошки никогда не нравились. Равно как и котята. Он делает еще глоток лимонада, не без усилия скрывая отвращение, которое вызывает у него этот напиток, и снова погружается в созерцание натюрмортов. Одна из картинок начинает мигать, затем рассыпается на пиксели. Экран рамки чернеет.

— Ребята себе соорудили дракона и единорога. Впрочем, мы с Эстебаном знаем, что скоро они во все это наиграются и забросят. Такое уже не раз бывало. Взять, например, Бобби — собаку-робота, которую мы им купили. Мы долго копили на этот подарок, а он им надоел буквально через несколько месяцев. Теперь Бобби валяется в гараже, без батареек. Он очень хорошо сделан, но, само собой, это не то же самое, что настоящая собака.

Сестра всякий раз старательно дает ему понять, что денег у них нет, что живут они более чем скромно. Он знает, что это не так, но это его не интересует. Не волнует его и то, что за все время Мариса не выделила ни гроша ни на сиделку для отца, ни на его содержание в доме престарелых.

— Хочешь, я тебе салат сделаю? Теплый салат с овощами и зеленью. Будешь?

— Да.

В стене рядом с ванной видна дверь. Раньше ее здесь не было. Такие двери ему хорошо знакомы. Обычно они встречаются в тех домах, где хозяева держат мясную скотину. А дверь-то совсем новая. Ею, похоже, еще вообще не пользовались. За дверью должна быть кладовка-холодильник — маленькое охлаждаемое помещение. Теперь понятно, зачем сестра его пригласила: начнет выпрашивать несколько голов на откорм — чтобы с качеством не обманули и чтобы лишнего не переплачивать.

С улицы доносятся детские голоса, и племянники вваливаются в дом.

20

Племянники — двойняшки. Девочка и мальчик. Они почти не разговаривают друг с другом, а когда им нужно, они шушукаются, обмениваясь короткими кодированными фразами, пользуясь множеством понятных только им двоим паролей и шифров. Он наблюдает за ними, как наблюдал бы за каким-нибудь редким животным, состоящим из двух автономных половинок, управляемых одним мозговым центром. Сестра упорно называет их «детьми» и «ребятами», тогда как все друзья и родственники давно прозвали парочку «двойней». Ох уж эта сестра и ее дурацкие правила!

Двойняшки садятся за стол, не обращая на дядю никакого внимания.

— Эй, кое-кто, кажется, не поздоровался с дядей Маркитосом.

Он встает из-за кухонного стола и бредет в столовую. Больше всего на свете ему хочется поскорее закончить все формальности этого ритуально-принудительного визита.

— Здрасьте, дядя Маркитос.

Они произносят это в унисон, механическими голосами, имитируя речь робота. По глазам видно, что оба с трудом сдерживаются, чтобы не рассмеяться. Потом они молча, неподвижно сидят и, не мигая, смотрят ему в глаза. Им интересно, как он на все это отреагирует. Но он просто не обращает на них внимания: спокойно садится за стол и наливает себе воды.

Сестра, ничего не замечая, продолжает накрывать на стол. Стакан с водой она отодвигает подальше, а ему подает все тот же — с лимонадом. «Маркитос, ты забыл его на кухне. А я ведь этот лимонад специально для тебя приготовила».

На самом деле племянники не настолько похожи, чтобы их можно было называть близнецами. Другое дело — их «двойственный союз». Они ведут себя порой настолько похоже, что окружающим становится не по себе. Неотрепетированные, но такие одинаковые жесты, одинаковое выражение лиц, одинаковые взгляды… От их заговорщицкого молчания и вовсе мороз по коже. Он знает, что у них есть свой тайный язык, этакое средство обмена информацией, расшифровать которое, наверное, не под силу даже его сестре. Слова, понятные только им двоим, возвышают их над окружающими: те, кому неведом их язык, сразу же становятся чужаками, плохо соображающими и неграмотными. В общем, дети его сестры умело воплощают старое клише о «зловещих близнецах».

Сестра подает ему тарелку — без мяса. Все холодное. И безвкусное.

— Ну как? Вкусно?

— Да.

Близнецы уплетают особые почки, маринованные в лимоне со специями. На гарнир — картофель по-деревенски с горошком. Мясное блюдо им явно по вкусу. При этом племянники то и дело с любопытством посматривают на дядю. Эстебансито подмигивает Мару. Маркосу вдруг становится смешно: он представляет, какая неразрешимая проблема встала бы перед сестрой, родись у нее оба ребенка мальчиками или, наоборот, девочками. Как бы она тогда подбирала им имена? А называть детей именами родителей — это нечестно. Это все равно что оставить их без права на личность. Они всю жизнь будут помнить, чьи они, кому принадлежат.

Двойняшки хихикают, подмигивают друг другу, перешептываются. У обоих не то грязные, давно не мытые головы, не то просто жирные от природы волосы.

— Дети, я прошу вас. К нам дядя в гости пришел, ведите себя прилично. Мы с папой ведь с вами договорились, что за столом — никаких шуток и перешептываний. Вы уже большие, вот и ведите себя как взрослые.

Эстебан-младший смотрит на дядю. В глазах мальчишки пляшут озорные искорки. Однако из этих искр не разгорается пожара слов, и говорить за брата приходится его сестре-двойняшке:

— Мы просто пытаемся представить, каким был бы на вкус дядя Маркитос.

Сестра сжимает нож, которым помогала себе управляться с едой в тарелке, и с силой втыкает ого в столешницу. Выглядит это — и звучит — устрашающе.

— Все, хватит, — командует сестра. Произносит она это четко, с расстановкой, не повышая голоса, но весьма убедительно.

Близнецы удивленно смотрят на нее. Маркосу пи разу еще не доводилось видеть, чтобы его сестра так реагировала на чьи-либо слова. Он продолжает молча жевать жесткий рис, испытывая неловкость оттого, что стал свидетелем столь некрасивой сцены.

— Я так больше не могу! Надоели они мне с этой дурацкой игрой. Сколько раз вам можно повторять: людей не едят! Вы что — дикари какие-то?

Последний вопрос она уже выкрикивает. Ее взгляд падает на торчащий из столешницы нож, и она вдруг стремительно убегает в ванную комнату — словно резко выйдя из транса и изумившись происходящему вокруг.

Мару (Марусита, как называет дочь его сестра) смотрит на кусок особой почки, наколотый на вилку, заговорщицки улыбается и подмигивает брату. Затем она произносит фразу, каждое слово которой звучит как лопнувшее, не выдержавшее сильного жара стекло, как карканье ворона, выклевывающего глаза падали на замедленной записи.

— Наша мама сошла с ума.

Она произносит это подчеркнуто детским голосом, сложив губы трубочкой. Свои слова она подкрепляет жестом: крутит указательным пальцем у виска. Эстебан-младший смотрит на нее и смеется. Все происходящее кажется мальчику невероятно смешным. Этой радостью он спешит поделиться с дядей:

— Игра называется «Изысканный труп» [5] . Хочешь сыграть?

Сестра возвращается в столовую. Она смотрит на него пристыженно и одновременно — с вызовом.

5

«Изысканный труп» («adaver exquis») — салонная игра, когда игроки записывают слова или фразы (вариант — делают зарисовки), не зная, что написал/нарисовал предыдущий. В результате рождается некое абсурдное высказывание, своего рода послание от коллективного бессознательного, которое можно как угодно трактовать. Игра была весьма популярна в тусовке французских сюрреалистов 20-х годов прошлого века (по некоторым сведениям — ими она и была придумана) и своим названием обязана одному из таких словесных коллажей — «Изысканный труп будет пить молодое вино» («Le cadavre exqui boira le vin nouveau»). Господа сюрреалисты пришли в восторг от этой фразы, которая случайно связала три «великих неизвестных» — красоту, смерть и жизнь.