Особые отношения (Не покидай меня)

… но почему, черт возьми, доктору Родейл не поддержать меня, произнеся вслух то, чего она не может не знать: суд принял вопиюще несправедливое решение.

— А теперь расскажите — как вы себя чувствуете?

Быстро же она покончила с лирическим отступлением и перевела разговор в сугубо профессиональное русло. Ну, что ж: хочешь искренних ответов? Ты их получишь. Я взглянула ей прямо в глаза и сказала:

— Я много плачу. Часто раздражаюсь. И считаю, что все, что со мной произошло, нечестно и несправедливо.

— А как с теми «спиральными погружениями», которые вы описывали?

— Их почти не бывает. Не то чтобы я не испытывала подавленности — я все время подавлена. Но, кажется, сейчас у меня хватает сил держаться подальше от черного болота. Только это не значит, что я счастлива и мне хорошо…

Доктор Родейл сложила губы в сухую, сдержанную улыбку.

— А кому хорошо? — тихонько сказала она.

В конце разговора она снова похвалила меня за успехи и даже призналась, что она рада видеть, какими эффективными оказались антидепрессанты.

— Как я и говорила вам с самого начала, лекарствам этого типа требуется длительное время, чтобы встроиться в систему, но уж тогда они начинают работать в полную силу. То, что вам удается избегать сейчас образа «черной трясины», подтверждает, что они оказывают на ваш организм мощное позитивное воздействие. Может, вы подавлены и несчастливы, но при этом вы способны действовать, а это очень важно. Я пока не считаю нужным изменять дозировку препаратов. А теперь, говоря о подавленности… вы не обращались к Эллен Картрайт?

На самом деле Эллен сама мне позвонила в тот же день, когда я встречалась с доктором Родейл. Она долго извинялась за то, что не ответила на звонки, когда помощница моего адвоката ее разыскивала для свидетельских показаний.

— У меня, как назло, испортился автоответчик, — объяснила она. — Так что я никак не могла толком понять, чего она от меня хотела. Поняла только, что речь идет о каком-то слушании в суде…

Я рассказала ей о слушании и его результатах. Эллен была неподдельно взволнована и возмущена.

— Это просто позор, — повторяла она. — И ведь я же могла бы им сказать… О более, теперь я чувствую себя просто отвратительно. Но как же, как себя чувствуете вы?

— Ужасно.

— Хотите, начнем снова наши сеансы?

— Было бы здорово, прекрасная идея.

— Вот и отлично. Только одна вещь — вы знаете, что бесплатно я принимаю только в больнице Св. Мартина и только тамошних пациентов. Так что, если вы хотите возобновить сеансы, их придется оплачивать.

— А сколько это стоит?

— Боюсь, недешево: семьдесят фунтов за час. Но если у вас есть медицинская страховка…

— У нас с мужем была страховка. Но боюсь, меня сняли с обслуживания.

— Все равно, позвоните им, и если страховка еще сохраняется, пусть они все подсчитают и скажут вам, сколько сеансов в неделю могут оплатить и в течение какого времени. Еще вам понадобится сослаться на доктора Родейл, но тут проблем не будет.

Я позвонила в страховую компанию сразу, как только мы простились с Эллен. «Представитель службы поддержки клиентов» на другом конце провода попросил меня назвать фамилию, адрес и номер страхового полиса. Затем, через некоторое время, он подтвердил то, о чем я и так догадывалась: «К сожалению, ваш полис аннулирован. Вы были застрахованы как член семьи по полису вашего супруга, а на него полис был оформлен его компанией. После того, как он уволился с работы, страховой полис был аннулирован. Извините».

Я произвела кое-какие подсчеты. Даже, если бы я ограничила наши встречи одним сеансом в неделю, за шесть месяцев до заключительного слушания пришлось бы заплатить Эллен за ее услуги тысячу шестьсот восемьдесят фунтов — немыслимо, если только я не найду работу. Так что пока я решила ограничиться антидепрессантами и еще одним лекарством — долгими телефонными разговорами с Сэнди.

— Необходимо найти нового адвоката, — сказала она в тот вечер, когда я выяснила, что у меня нет медицинской страховки. — Тем более что нужно что-то решать с домом, времени-то уже почти не осталось.

— Может, мне просто согласиться на его условия…

— Даже не думай.

— Но ситуация тупиковая, что я ни делай, все равно окажусь в проигрыше. И Тони это прекрасно понимает. К тому же его прикрывает эта баба — она не пожалеет денег, чтобы меня уничтожить. Собственно, они уже активно этим занимаются. И знаешь, неохота ерепениться и обманывать себя утверждениями типа: «Им меня не сломать». Потому что они могут меня сломать, и сделают это.

— В любом случае, не делай ничего, пока не найдешь другого юриста.

— У меня денег нет на юриста, вот в чем дело.

— Тебе нужно начать искать работу — или ты пока не готова?

— Готова, я хочу работать, мне это необходимо. А то свихнусь окончательно.

То же самое я сказала мисс Джессике Лоу, сотруднице ССКПАМД, когда она побывала у меня дома с визитом для предварительной беседы, как она это назвала. Она оказалась неброско одетой женщиной примерно моего возраста, в очках, с располагающей манерой разговора. Открывая ей дверь, я сразу поймала ее оценивающий взгляд: видимо, она пыталась понять, соответствует ли действительности все то, что ей, несомненно, пришлось обо мне прочитать в материалах дела. Поначалу она держалась с натянутой любезностью. По тону, которым она произнесла: «Дело у нас с вами неприятное, но давайте попробуем подойти к нему спокойно», я догадалась, что она ожидала встретить агрессивную ведьму с совершенно изломанной психикой. Заметно было, что она обращает внимание на то, как я держусь, как разговариваю, как одета (отутюженные джинсы, черная водолазка, черные мокасины), какая обстановка в доме. Она отметила мою библиотеку и собрание компакт-дисков, а также то, что я сварила для нее натуральный кофе в кофеварке.

Взяв чашку, она быстро перешла к делу.

— Я понимаю, что вы сейчас находитесь не в самой простой для вас ситуации, — начала она, положив в кофе сахар.

— Да, вы правы, — ответила я, отметив про себя, что все представители социальных служб почему-то используют именно это выражение — «это для вас очень непросто». Что это — признание того, что я «страдаю», или такой способ предупредить: «но готовьтесь, будет еще хуже»?

— Я планирую встретиться с вами несколько раз, прежде чем представлю свой отчет в комиссию. Вообще-то, по правилам, в первый раз я должна была встретиться с вами и вашим мужем, но, учитывая щекотливость ситуации, я решила этого не делать. С ним я переговорю отдельно. Теперь, я хочу обратить ваше внимание на следующее: к нашим разговорам ни в коем случае не нужно относиться как к допросам. Вы же не под судом. Моя цель — просто представить на рассмотрение суда цельную и полную картину всех ваших обстоятельств.

Вы не под судом… Мы только немного побеседуем…Как это по-английски. Разумеется, я была под судом — и мы обе это знали.

— Понимаю, — произнесла я вслух.

— Прекрасно. — Она откусила кусочек бисквитного печенья, помолчала, чтобы не говорить с полным ртом, потом спросила: «Маркс и Спенсер?»

— Угадали, — ответила я.

— Я сразу так и подумала. Очень вкусно. Итак… из вашего дела я узнала, что вы переехали в Лондон меньше года назад. Поэтому, как мне кажется, мой вопрос вполне оправдан: как вам нравится жизнь здесь, в Лондоне?