Осознание

Эдвард только усмехнулся, ступая между трупами, не понимая, почему только теперь эти глупцы пытались выбраться, когда прошли уже все сроки.

– Господин, – у одного из таких же разбитых пассажирских транспортников они обнаружили группу солдат из штурмового отряда, – Мы ждали вас.

– Чем обязан, лейтенант? – поинтересовался Эдвард, проходя с ним к разбитому корпусу пятиосной машины, – Что вы обнаружили?

– Командование обороны города, господин, пытались его покинуть, прикрываясь гражданскими. Наверное, рассчитывали, что мы пропустим конвой… Они здесь, господин, – офицер указал на нескольких пленников со связанными руками, поставленных на колени и смирно ожидавших своей участи под прицелом импульсных винтовок.

– Можете пока передохнуть, лейтенант, – кивнул Эдвард, – Если вы понадобитесь, то вызову вас, – лейтенант поклонился и отступил в сторону, оставив своего барона, который уже обратился к пленникам, – Кто из вас старший?

– Я, – голову поднял уже седой офицер с аккуратной бородкой, – Маршал Митрие, командующий городскими силами обороны.

– Барон Эдвард Тристанский…

– Я знаю ваше имя, – кивнул маршал, – Хотя никогда не думал, что такой человек, как вы, может называться дворянином.

– Простите? – Эдвард усмехнулся, – но почему вы так решили?

– Вы истребляете мирное население! Расстреливаете конвои с беженцами! Как вас после этого еще можно называть? – прохрипел пленник, плюясь словами, – Вы не дворянин, вы убийца! Мясник! Сто миллионов гражданских! И вы даже не даете шансов никому из них выбраться отсюда… – продолжать свою тираду пленник уже не смог, поскольку у него на шее сошлись пальцы перчатки экзоскелета, крепко сжав и не давая произнести больше ни слова.

– Не вам меня обвинять, – холодным тоном сказал Эдвард, – У вас было сто часов на эвакуацию. Сто часов мои войска ждали, пока вы выведете людей из зоны боев, но вместо этого вы решили ограничиться обустройством убежищ и укреплением оборонительных рубежей. Вы решили, что сможете дать нам отпор, и сейчас отвечаете за это! Сто миллионов жизней именно вы обрекли на смерть!

– Это наш дом! – прохрипел вражеский командующий, – И мы защищали его!

– И вы умрете на его развалинах, – пообещал тристанский барон, на этом посчитав разговор законченным. Повернувшись к своим солдатам, кивнул головой, – убейте их.

Эдвард снова проснулся раньше подъема, открыв глаза и уткнувшись взглядом в деревянный потолок над собой. Кажется, он уже успел запомнить каждую трещинку и каждый изгиб древесного узора, покрывавшего сбитые доски, и сможет их даже перерисовать, если в подобном вдруг возникнет какая-то надобность. Наверное, этого ему тоже будет не хватать. Конечно, здесь не роскошные кровати с шелковым бельем, и при пробуждении его не встречают сервисные дроны, вычистившие за ночь его мундир, простота повседневной жизни лагеря ему больше напоминала фронт, хотя и там у него всегда было несколько единиц автоматизированной прислуги.

Почему он задумывается о подобных мелочах? Проявление страха перед тем, что сегодня последний день в «Совенке», а дальнейшее будущее слишком смутно, чтобы на него ориентироваться? Или же это уже слабая надежда, что все-таки все снова вернется на круги своя? Здесь он не мог жить одной только логикой, просто не получалось, а потемки человеческой души были загадкой для многих поколений ученых и философов, до сих пор не разгадавших всех ее тайн.

Потянувшись, Эдвард поднялся с кровати и быстро оделся, стараясь не обращать внимания на кровать вожатой, где одеяло снова сползло гораздо ниже дозволенного. Интересно даже, она каждую смену кого-то к себе подселяет, либо же подобное исключение было сделано только для него?

«Совенок» еще только готовился к пробуждению, сейчас, под косыми лучами только восходящего из-за горизонта солнца, еще сонный и пустой, с прохладным после ночи воздухом. Аллеи лагеря пустовали, и только утренний ветерок шевелил кроны деревьев, словно сообщая, что это место не застыло где-то вне времени и пространства, а просто спит.

Эдвард оставался стоять на ступеньках, раздумывая, куда можно пойти, но мысли все равно возвращались к одному и тому же человеку, который сейчас еще должен спать после последней слишком длинной ночи. И все же, сегодня действительно последний день, последние местные двадцать четыре часа, какие мог провести со своей возлюбленной прежде, чем лагерь официально заявит об окончании смены, и перед ним возникнет необратимое препятствие в виде большого транспаранта с надписью «финал».

Домик Алисы внешне ото всех остальных ничем не отличался, за исключением уже знакомого черного флага с черепом и перекрещенными костями. Как-то не обращал на него раньше внимания, занятый другими вопросами, но девушки, кажется, решились снова его вывесить, даже не боясь напоминаний о связанных с ним событий. Остановившись на крыльце, постучал в дверь, прислушиваясь к звукам с той стороны. Сначала ничего не было, но после повторного стука с той стороны затопали босые ножки, занавеска на двери отодвинулась в сторону, и с той стороны показалось заспанное лицо Алисы, только что поднявшейся с кровати и все еще зевавшей. Разглядев все-таки, кто стоит с той стороны, девушка искренне удивилась, но ключ в двери почти сразу же повернулся.

– Эд, ты чего здесь так рано? – удивилась девушка, высунув голову в открывшуюся щель, – Даже еще подъема не было.

– Хочу тебя украсть, – честно признался он, – Не хочу тратить время на всякие зарядки и линейки, когда есть возможность провести его с тобой.

– Дурак, – буркнула Алиса, зевнув, – Ты бы еще ночью пришел… Ладно, погоди, дай только оденусь, – и дверь снова захлопнулась, оставив его одного дожидаться снаружи. Усмехнувшись, Эдвард прислонился к стене домика, сорвав с земли травинку и зажав между зубами. Почему-то ему сейчас вспоминался тот бал, где он впервые познакомился со своей невестой, и где их общение сначала было таким же подчеркнуто вежливым, в угоду многочисленным придворным и приглашенным гостям, и так хотелось сбежать от всего этого. Сказать друг другу хотя бы несколько простых слов, а не вежливых выражений, поскольку каждое их слово могло стать причиной для сплетен и пересудов. Эдвард был совсем молодым бароном, вассалы видели в нем лишь командующего и наследника, а она впервые вышла в свет как дочь дворянского рода, и за каждым ее движением следила целая свита фрейлин и тетечек.

И как он все-таки украл ее с бала, подговорив друга отвлечь ее сопровождающих от постоянного контроля, а потом со смехом сбежали на какой-то балкон в отдаленной башне дворца, где действительно могли поговорить друг с другом, не оглядываясь на выражения лиц окружавших их людей. Кажется, тогда он еще мог чувствовать, что такое радость. И как же давно это все-таки было.

– Ну, куда все-таки пойдем? – Алиса снова появилась на крыльце, сонная, но уже улыбчивая, – Чтобы страшный дракон по имени Ольга Дмитриевна не догнал сбежавшую пару?

– Помнишь то озеро, куда ты меня отвела чуть ли не самой ночью? – напомнил Эдвард, – Не думаю, что вожатая пойдет туда в поисках нашей чудесной компании.

– Ты вспомнил свое обещание? – Алиса улыбнулась, – Тогда подожди секунду, я только купальник возьму… – она снова исчезла за дверью, но пропала на несколько большее время, чем надо, чтобы забрать несколько предметов одежды. Эдвард опять успел отвлечься воспоминаниями о прошлом, когда его вернул в реальность сигнал горна, возвещавшего о начале нового дня в «Совенке», и Алиса чуть ли не вылетела из дверей, схватив его за руку и потащив в сторону от домика, искренне улыбаясь.