Остальное - судьба
Шрифт:
— И ботаничку свою заберёшь, если хочешь, — говорил он. — Будет мальцов учить грамоте…
Я хитро ухмыльнулся, припомнив историю с Аладдином и дядюшкой-магрибинцем. В конечном счёте выиграл Аладдин.
Однажды я застал Киру Петровну сильно озабоченной и даже мрачной.
— Юноша, — сказала она. — Кажется, плохо дело. Сегодня приезжал какой-то человек. И немаленький — судя по всему. Профессор ему тебя показывал, когда вы с этим хромым бесом гуляли по парку. Именно тебя, а не хромого — кому мы, старики, нужны. И этот человек мне нравится ещё меньше твоего Сильвера. Знаю я, откуда этот
— Кира Петровна, — вдохновенно сказал я, — да ведь у нас уже всё готово!
И простодушно изложил ей наш план побега. Она потемнела.
— Ну, Сильвер проходимец ещё тот, — сказала она. — Так что ты постарайся сбежать от него при первой возможности. Как юный Джим Хокинс. Тем более что он сокровища сулит. Понял — при первой же возможности! В первом же большом городе!
Я пообещал. Я ещё не знал, что старый пират потащит меня на верёвке, свитой из крови…
С таким же простодушием рассказал я Сильверу о подозрительном профессорском госте.
Сильвер тоже помрачнел.
— Эх, — сказал он. — Не всё я приготовил, но тут уж ничего не поделаешь. Одежду гражданскую, правда, достал, а документы… По дороге добудем. Уходить будем в полночь. А пока давай-ка выпьем немного рому — за ветер добычи, за ветер удачи… Я с обеда заначил!
Ромом у нас называлось обычное столовое вино. Хоть и не очень обычное, всё-таки заведение было элитарным.
Да, не очень-то обычным оказалось вино…
Сильвер действительно растолкал меня среди ночи. Было темно, только дежурная лампочка чуть светила в коридоре. Потому что находились мы уже не в палате, и был я одет в какое-то чужое тряпьё. И всего меня колотило…
— Ну ты маньяк, юнга, — сказал Сильвер. — Теперь, поди, будешь говорить, что ничего не помнишь… Я за тебя отвечать не собираюсь. Я на мокрое не подписывался…
Глава пятая
Вагон электрички был старый, дребезжащий всеми составными частями. Даже двери в тамбуре были не на пневматике — можно сесть на приступочек и ножки свесить, наблюдая за проплывающим пейзажем. Электричка с такими вагонами в народе называлась почему-то «передача».
Но сейчас сидеть, свесив ножки, ни у кого желания не было. За стенами вагона стояла зима — не такая лютая, как в Зоне, но всё-таки. Нормальная среднерусская зима…
— Ты почему такой вагон выбрал? — донимал Майора Печкин. — Щель на щели. Другие люди едут как люди, а мы…
— А вдруг, — сказал Майор. — Он опять начнёт. Перевоплощаться. В этого. Как ты сказал. Чёрного Посланца. Тогда мы его. Выкинем из вагона. Без проблем. А потом. Сам понимаешь.
— Так ведь я могу… — сказал Печкин.
— Не можешь, — сказал Майор. — Побереги до последней крайности.
Черентай сидел напротив Печкина с Майором, дрожал от холода и шевельнуться лишний раз боялся: на нём был пояс шахида, а пульт с кнопкой — у Майора. На всякий случай. Бомба для бомбы. Правда, искусник Мыло замаскировал всё смертоносное хозяйство так, что выглядела сбруйка словно
обыкновенный ортопедический бандаж из собачьей шерсти — для тепла.А вот как раз тепла Паше Черентаю явно не хватало, хоть и подогревал его Майор время от времени из фляжечки. Держать этого типа в трезвости он опасался. Паша завистливо поглядывал на роскошную шапку журналиста.
— Не понимаю я твой план, — сказал Печкин. — Ну, приедем мы. Ну, выйдем. Что дальше? Снова положим Пашу в скверике и будем ждать «демона»? До весны?
— Может быть, — сказал майор. — Не исключаю. Главное — засветить его. Да и себя.
— А не засветим?
— Тогда план Бэ. Ведём клиента в ту самую дурку. Пытаемся сдать. Заявление от родственников есть. Накорябал.
— Не прохонже, — жалобно сказал Паша. — Там не простая дурка. Туда на зиму хорошо бы! Только платить, как в пятизвёздочном отеле…
— Главное — в дурку попасть, — сказал Майор. — Дальше по обстоятельствам.
— Авантюра, — сказал Печкин. — Без легенды, без подготовки, без… Без концепции, наконец!
— Не в книжке, — сказал Майор. — Это жизнь. Импровизировать надо. Писатель. Вот и придумывай. У тебя на то. Калган заточен.
Неважно заточен, подумал Печкин. Не складывается у меня легенда. Кто там чего помнит? Сколько лет прошло, а память нынче у людей оперативная. Долговременная мало у кого есть. А документы посмотреть нам никто не даст по-хорошему. Придётся по-плохому…
Тут хлопнула тамбурная дверь, и сквозь вагон промчалась стая трудных подростков — человек пять.
— Проверка, — сказал Майор. — Черентай. Помалкивай. Иначе сам знаешь. Нам терять. Нечего.
И действительно, вскоре в холодный вагон проследовали трое — контролёр (обычный, обычный!) и двое милицейских во главе с сержантом. Сержант был уже немолод — такому туфту не впаришь…
Ну, билеты-то у них были, и контролёр трижды щёлкнул своими щипчиками. Сержант жестом отослал его дальше и критически оглядел всех троих. Одеты хорошо; пьяны в меру; чего же это они в таком дискомфорте путешествуют?
Потом всмотрелся в Черентая…
— Все странствуешь? Опять за старое взялся? — сказал сержант. — Вы, граждане, проверьте-ка у себя деньги и документы. Заодно и мне покажите… В смысле документы…
Документы у них тоже были. И очень серьёзные — для сержантского уровня. А к солидным людям, при аппаратуре соответствующей, с такой фуфловой ксивотой лучше было не соваться…
А сержант откозырял, и напарник его то же самое.
— Сержант Милюков, рядовой Баумгарт… Ступай, рядовой, продолжай проверку, а я с товарищами из Москвы посоветуюсь…
— Слушаю вас, — сказал Майор, когда рядовой Баумгарт удалился.
— Товарищ полковник, я этого типа знаю. Его вся железнодорожная милиция знает. Он по вагонам работает, только засыпается всякий раз по пьяни. Жалкая личность. Перекати-поле…
— Ну и, — сказал Майор.
— Ну и вот… Докладываю… — неуверенно сказал сержант. — Чтобы вы… В курсе…
— Органы в курсе, — сказал Майор.
— У вас, я извиняюсь, что — следственный эксперимент?
— Если я, — сказал Майор. — Тебе скажу. Тогда мне придётся. Тебя убить. А потом напарник. Убьёт меня. А потом себя. Уровень секретности. Понял.