Останется память
Шрифт:
Костя остановился, почувствовав, что слушают его, затаив дыхание.
– Замечательно...
– очнулся, наконец, Кибальчич.
– Потрясающие перспективы открываются. Если, конечно, с толком организовать то, что предлагает Константин Владимирович. Да, идеи народников как-то меркнут перед всем этим, не правда ли, Георгий Валентинович? Мое мнение - с терроризмом следует прекращать. Давайте организовываться. Мы вполне можем распространить новые идеи среди членов нашего общества. При должной аргументации ни у кого не должно возникнуть возражений. Марксизм - в массы! Под таким лозунгом надо действовать.
– А Георгий Валентинович нам его переведет, - поддержал Степан.
Костя развел руками:
– А потом что, будете в правительство баллотироваться?
– Непременно, - кивнул Плеханов.
– Войдя же в правительство, мы сможем ограничить власть Александра и даже сместить его, вернувшись к республиканскому правлению.
Хлопнула входная дверь, и по лестнице гулко затопали.
– Степан!
– придушенно воскликнул Плеханов и вскочил на ноги.
Но Халтурин и сам сообразил. Он бросился в коридор, клацнул засовом и вернулся в комнату.
– Жандармы?..
– тихо спросил Кибальчич.
– Они, - отозвался Степан.
– Где черный ход?
– Даже если он есть, - вмешался Костя, - то наверняка под контролем.
В дверь забарабанили, приказывая немедленно открыть.
– Вот прям сейчас...
– Костя не смог удержаться от ядовитой реплики.
Словно услышав его, жандармы принялись дубасить в дверь чем-то тяжелым. Дверь трещала, но не поддавалась.
– Минут пять у нас есть, - сделал вывод Плеханов.
– Так и будем стоять? Ждать, пока повяжут? Оружие есть?
– Георгий Валентинович!.. Ну, какое оружие?! Они, как увидят револьвер, сразу палить начнут. До смертоубийства дойдет, - Костя попытался образумить Плеханова.
– Мы лучше по крышам уйдем. Есть тут выход на чердак?
Кибальчич на секунду задумался и неуверенно ответил:
– Да, что-то есть, в этом роде, Потап говорил. Наверно, у него в комнате.
– Так что ж мы стоим?! Немедленно туда!
Входная дверь продолжала сотрясаться, а со стороны черного выхода послышались подозрительные шебуршение и скрип. Четверка революционеров проскользнула по длинному коридору, вторглась в каморку прислуги и тут же углядела на потолке закрытый люк.
– Туда! Быстро! Я подсажу!
– Степан подтолкнул Плеханова, подставил сложенные замком ладони под его ногу и одним рывком поднял к потолку. Плеханов откинул крышку, ухватился за края люка и выбрался на чердак. Следом, тем же манером, последовал Кибальчич, а за ним и Костя. Халтурин остался внизу один. Внезапно удары в дверь прекратились. В гулкой тишине грубый голос что-то неясно прокричал, и тут же забухали выстрелы, заставляя каждый раз вздрагивать.
– Степан! Давай руку!
– закричал Костя.
Халтурин очнулся, подпрыгнул и ухватился за протянутые ему руки Кибальчича и Шумова. Они резко выпрямились и втянули Степана на чердак. Плеханов аккуратно опустил крышку люка.
Одновременно с этим рухнула входная дверь, заставляя гудеть пол и стены.
– Спокойно. Вон слуховое окно. Не спеша идем туда и выбираемся на крышу. У всех есть опыт лазания? Тогда вперед, - Костя не стал акцентироваться на том, что лично у него вовсе нет подобного опыта. Ну, не в том районе
он жил, чтобы лазать по скатным кровлям. Да и к чему спутников расстраивать? Пусть думают, что он всё может.Они прошли через весь чердак, утопая ногами в древесных опилках, и кое-как вылезли на крышу. Костя выбрал самое дальнее от квартиры окно и ближайшее к соседнему дому. Он повертел головой, опасаясь увидеть за каждой трубой по жандарму с револьвером, но всё оказалось не так плохо. Здесь их не ждали. Видимо, никто не ожидал подобной прыти от студентов.
Коснувшись пальцами обжигающего крашеного железа, Костя побрел вслед за спутниками, аккуратно переставляя ноги и стараясь не смотреть вниз. Привыкнув и чуть расслабившись, он неудачно наступил на шов. Нога пошла в сторону, и Костя только и успел, что сказать "А, черт!", выставить руки и мертво вцепиться в железо. Халтурин обернулся, ухватил Шумова за воротник и поставил на ноги.
– Всё нормально... Всё нормально...
– бормотал Костя, полностью потеряв уверенность в своих возможностях.
– Ничего, - поддержал Плеханов, - бывает.
Они добрались до брандмауэра, перевалили через него и неловко спрыгнули на крышу соседнего дома, оказавшегося на целый этаж ниже.
Шумов с трудом представлял хитросплетение здешних строений, поэтому доверился опытному проводнику. Вел Плеханов. Сначала они повернули на крышу флигеля, стоящего перпендикулярно лицевому дому. Потом - по шаткому решетчатому мостику, пачкая ладони ржавчиной, перебрались через двор-колодец. Выбрались на соседнюю улицу, прошли еще две крыши и спустились по пожарной лестнице, прикрепленной к торцу здания.
Оказавшись на земле, Костя непроизвольно согнулся, ухватился за угол дома и зашептал:
– Теперь куда? Опять прятаться? Так ведь найдут. И в следующий раз учтут ошибки. Поставят оцепление по соседним улицам, заблокируют все выходы и проходы. И возьмут...
– Так что ты предлагаешь?
– Кибальчич прищурился и провел рукой по лбу, оставляя на нем ржавый след.
– Сдаться?
– Нет. Рановато. А вот скажите мне, господа хорошие, кто-нибудь еще жив из тех, кто в двадцать пятом году революцию на Сенатской площади творил? Желательно, из руководства.
Плеханов наморщил лоб и неуверенно сказал:
– Разве что князь Оболенский, Евгений Петрович. Он тут не очень далеко живет: в казенном особняке, на Грязной. Минут сорок быстрым шагом, да всё по окраинам. Он давно не при делах. Преклонный возраст, сами понимаете.
– Ничего, вспомнит, - жестко сказал Костя.
– А нет, так я напомню. Пошли.
5.
– Что передать его сиятельству?
– лакей упорно, хотя и вежливо, не желал пускать в дом непрошеных гостей непрезентабельного вида.
– Передайте князю, что у нас есть для него сообщение от поручика Шумова Константина Владимировича!
Лакей кивнул и закрыл дверь. Все четверо сразу почувствовали себя неуютно. Стало казаться, что прохожие смотрят только на них и, чем дальше, тем подозрительнее. Что вот прямо сейчас из-за угла выедет казачий разъезд, приставит пики к горлу и препроводит в управу. А уж там следователи возьмутся за них так рьяно, что сразу закуют в кандалы и без всякого суда отправят на каторгу или еще подальше - на виселицу.